Это было лет триста назад, а может быть и больше. Как теперь, по долине бежал горный поток; как теперь, зеленели в садах ее склоны и, как теперь, на пороге деревни высился стройный минарет Отузской мечети.
В двух шагах от нее, где раскинулся вековечный орех, стояла тогда, прислонившись к оврагу, бедная сакля хаджи Курд–Тадэ.
Ни раньше, ни потом не знали в деревне более праведного человека.
Никто никогда не слышал от него слова неправды, и не было в окрестности человека, которого не утешил бы Курд–Тадэ в горе и нужде.
Бедняк не боялся отдать другому кусок хлеба и на случайные гроши успел сходить в Мекку и вырыть по пути два фонтана, чтобы утолять жажду бедного путника.
Святое дело, за которое Пророк так охотно открывает правоверному двери рая.
– Святой человек, – говорили в народе, и каждый с благоговением прижимал руку к груди, завидев идущего на молитву хаджи.
А шел он творить намаз всегда бодрой походкой не уставшего в жизни человека, хотя и носил на плечах много десятков лет.
Должно быть, Божьи ангелы поддерживали его, когда старые ноги поднимались по крутым ступенькам минарета, откуда он ежедневно слал во все стороны свои заклинания.
И было тихо и радостно на душе; светло – точно Божий луч начинал уже доходить до него с высоты небесного престола.
Но никогда нельзя сказать, что закончил жить, когда еще живешь.
Как ни был стар хаджи Курд–Тадэ, однако радостно улыбался, когда глядел на свою Раймэ, земной отзвук гурий, которые ждали его в будущем раю.
Когда падала фата и на святого хаджи глядели ее жгучие глаза, полные ожидания и страсти, сердце праведника, дотоле чистый родник, темнилось отражением греховного видения.
И забывал хаджи старую Гульсун, верного спутника жизни. А Раймэ, ласкаясь к старику, шептала давно забытые слова и навевала дивные сны давних лет.
Пусть было б так. Радуешься, когда после зимнего савана затеплится, зазеленеет земля; отчего было не радоваться и новому весеннему цветку.
И не знал хаджи, какие еще новые слова благодарности принести Пророку за день весны на склоне лет.
И летело время, свивая вчера и сегодня в одну пелену.
Только раз, вернувшись из сада, не узнал старик прежней Раймэ. Такие глубокие следы страданий отпечатались на ее прекрасном лице; такое безысходное горе читалось в ее взоре.
«Раймэ, что с тобой», подумал он, но не сказал, потому что замкнулись ее уста.
И подул ночью горный ветер и донес до спящего Курд–Тадэ речь безумия и отчаянья.
– Милый, желанный, свет души моей. Вернись. Забудь злую чаровницу. Вернись к своей любимой, как ты ее называл. Вернись навсегда. Скоро старый закроет очи, и я буду твоей, твоей женой, твоей маленькой, лучистой Раймэ.
Проснулся Курд–Тадэ и не нашел рядом с собой юного тела, а на пороге сеней в безысходной тоске рыдала, сжимая колени, молодая женщина.
Чуть–чуть начинало светать. Скоро муэдзин пропоет с минарета третью ночную молитву. Хаджи, никем не замеченный, вышел из усадьбы и пошел к Папас–тепэ.
На середине горы некогда находился греческий храм, и от развалин храма вилась по скале на самый верх узкая тропинка.
Никто не видел, как карабкался по ней старый Курд–Тадэ, как припал он к земле на вершине горы, как крупная слеза скатилась впервые из глаз святого.
Не знал хаджи лжи. А ложь, казалось, теперь стояла рядом с ним, обвивала его, отделяла, как густой туман, душу его от вершины горы, к которой он припал.
И услышал он голос Духа. И ответил хаджи на этот голос голосом своей совести:
– Пусть молодое вернется к молодому и пусть у молодости будет то, что она боится потерять.
Если угодна была моя жизнь Аллаху, пусть Великий благословит мое моление.
И в молении, не знающем себя, душа святого стала медленно отделяться от земли и уноситься вдаль, в небесную высь.
И запел в третий раз муэдзин.
И голос с неба казался далеким эхом: – Да будет так.
С тех пор на гору к могиле святого ходят отузские женщины и девушки, когда хотят вернуть прежнюю любовь.
Текст – Н. Маркс «Легенды Крыма» (М., 1913)
Показать место из легенды на карте (г.Папас–Тепе).
Крымские татары чтут могилы праведных людей – азизовъ. Признание азизом совершается обыкновенно после того, как несколько почтенных лиц засвидетельствуют, что видели на могиле зеленоватый свет и что над поклонявшимися могиле совершались чудеса.
Если имя святого не сохранилось в народе, то азиз именуется по местности, где они погребены; так Святая могила на Папастепе принадлежит неизвестному азизу. Но в детстве я слышал имя хаджи Курд–Тадэ, которое приурочивалось к Святой могиле; почему я и привожу это имя в легенде.
Звание хаджи присваивается лицам, посетившим Мекку. Посещение этого священного города установлено стихом 192–м, главы 2–ой и стихом 91–м главы 3–ей Корана. При возвращении хаджи из Мекки, его встречает вся деревня, с великим преклонением и провозглашением хаджи, освящённым святым Духом.
Минарет – каменная или деревянная башенка, с внутренней лестницей и балконом, откуда муэдзин совершает свой призыв.
Муэдзин – дьякон. В час молитвы он, после омовения, поднимается на минарет (могут и другие лица) и, обходя кругом балкончик, возглашает нараспев: «Великий Боже, исповедаю, что нет Бога – кроме Аллаха и Магомет его пророк». Затем оборачиваясь на восток он называет иноверцев – дурным народом, а на юг шлёт призыв: «О, достойный народ, приходи к поклонению, приходи к спасению!».
Намаз – молитва. По учению Магомета намаз следует совершать пять раз в день, а именно: при заходе солнца, два часа спустя, перед рассветом, в полдень и в три часа пополудни.
Гора Папас–Тепе («Папас» = «Священник, Поп» пришло в тюркский язык из греческого, «Тепе» = «холм, вершина, холм») – волнистый хребет, поросший лесом на юго–западной окраине поселка Щебетовка (бывшее Отузы).