Гробница Мамая.

 

Мамай

Изъ Софійской лѣтописи (прим. 1) мы узнаемъ, что въ то время, ког­да Мамай разбитый в. к. Дмитріемъ Ивановичемъ на рѣкѣ Неирядвѣ „прибѣжа въ землю свою въ малѣ дружинѣ, видя себе, бита и повѣждена и посрамлена и поругана, собра остаточную свою силу еще въ схотѣ итти изгономъ на Русь. И сице пріиде къ нему вѣсть, что идетъ на него нѣкый царь съ въстока име- немъ Тактамышь изъ Синіе орды. Мамай же пойде противу его и срѣтошася на Калкахъ и бысть имъ бой и царь Тактамышь побѣди Мамая и прогна его… Мамай же гонимъ сын, бѣгая предъ Тактамышышевыми гонители и прибѣже близъ города Кафы и сослася съ Кафинци по докончанію и по опасу, дабы его пріяли на избавленіе, дондеже избудетъ отъ всѣхъ гонящихъ его; и повелѣша ему и прибѣжа Мамай въ Кафу со множествомъ имѣнія, злата и сребра, Кафинци съвѣщашася и сотвориша надъ нимъ облесть и ту отъ нихъ убіенъ убо бысть-тако конецъ безбожно­му Мамаю…»

Этого достаточно, чтобы допустить вѣроятность могилы Мамая въ окрестностяхъ теперешней Ѳеодосіи. Еслиже мы примемъ въ расчетъ существованіе невдали отъ Стараго Крыма деревни, име­нуемой Шахъ-Мамай, то какъ-то невольно вѣрится въ лѣтописное сказаніе. Жаль только, что въ татарскихъ теварикахъ объ этомъ событіи не упоминается пичего и не существуетъ положи­тельным доказательствъ въ видѣ надписей и надгробныхъ кам­ней. Правда одинъ татаринъ указывалъ мнѣ на курганъ, какъ на могилу Мамая, но подобныхъ кургановъ на этой мѣстности такое множество, что при всей охотѣ повѣрить, впадаешь въ сомнѣніе. Вслѣдствіе чего мы начали прислушиваться къ полумиѳическимъ преданіямъ, въ предположеніи найти хоть въ нихъ какой-либо намекъ на это важное событіе, Богъ вѣсть почему отторгнутое татарами Крыма отъ своихъ записей. Вотъ все что мы нашли подходящимъ къ этому происшествію.

„Въ нашей странѣ въ глубокой древности появился одинъ ба­тырь (богатырь), который нѣкогда господствовалъ надъ полови­ною міра и хотѣлъ во что-бы ни стало завладѣть остальною его частію, чтобы сдѣлаться вторымъ послѣ Бога и владѣть всѣми сокровищами земли.» Тогда только я буду спокойно спать—говорилъ онъ—тогда только не будутъ безпокоить меня различныя прихоти и желанія, которыя могутъ быть доступны одному хо­зяину на землѣ—когда все будетъ мое.

Слова эти онъ никогда не произносилъ съ предварительнымъ призывомъ имени Аллаха на томъ вѣроятно основаніи, что не имѣлъ болѣе надобности въ помощи Творца неба и земли и по­тому что ему удавалось всякое предпріятіе съ мечемъ въ рукахъ. Однажды, сидя въ раззолоченномъ шатрѣ своемъ, онъ подозвалъ къ себѣ проходящаго мимо дервиша и спросилъ у него: какъ великъ Божій міръ и сколько надо времени могуществен­ному царю, чтобы побѣдить его?

Нашъ міръ не имѣетъ конца—отвѣчалъ служитель Аллаха и вопросъ твой ие кстати предложенъ мнѣ. Мнѣ хотѣлось-бы знать кто этотъ дерзкій, который желаетъ присвоить себѣ власть Божію.

Это я!—отвѣчалъ шахъ.

Какой же ты думаешь дать отвѣтъ Богу на судѣ его за такое желаніе?

Для Аллаха я думаю нѣтъ надобности вмѣшиваться въ человѣческія дѣянія: у него есть свое царство ангеловъ и джиновъ.

Шахъ богатырь, ты произносішь хулу и это не пройдетъ тебѣ безнаказно, если ты не покаешься—сказалъ дервишъ.

За меня обязаны молиться мои подданые, которымъ я даю средства къ жизни и сберегаю ихъ отъ обиды. Такія заслуги должны высоко цѣниться и на небѣ.

Ты это дѣлаешь только для своей пользы, если мечтаешь покорить своей власти весь міръ. О, берегись гнѣва Божія, ко­торый можетъ внезапно наслать на тебя ннчтожнаго съ вида, но могущественнаго по силамъ, врага и отъ славы твоей не оста­нется ни единой пылинки.

Вижу почтенный дервишъ, что ты глупъ, какъ всѣ со­братья твои. Иди-же своей дорогой и не смѣй впредъ показы­ваться на мои глаза.

Дервишъ поднялся съ мѣста.

Твое приказаніе я исполню, но помни и ты, что въ труд­ную минуту твоей жизни какъ-бы ты не взывалъ къ моей помо­щи, я и тогда не забуду этого приказа. Съ этими словами старикъ скрылся изъ виду.

Тѣмъ временемъ могущественный шахъ задумалъ побѣдить одно большое государство и приказалъ двинуться войскамъ сво­имъ впередъ. Состоящіе при немъ муллы предложили ему пред­варительно цринесть Богу жертву и попросить благословеніе пророка.

Оставьте ихъ въ покоѣ—отвѣчалъ повелитель—ни одинъ изъ нихъ не сойдетъ ради насъ и не прольетъ своей крови за меня. Я лучше угощу моихъ воиновъ наканунѣ битвы—это бу­детъ понадежнѣе.

Султанымъ—отвѣчали муллы—ты этими словами можешь оскорбить пророка и онъ станетъ помогать врагамъ твоимъ.

Тѣмъ хуже для него: онъ пострадаетъ вмѣстѣ съ ними.

Услышавъ такую хулу, улемы съ трепетомъ взялись за бороды

и молча возвратились въ свои улусы.

Нѣсколько мѣсяцевъ спустя безбожный шахъ вступилъ въ чужія земли и все преклонялось предъ нимъ, какъ предъ божествомъ. Такъ прошелъ онъ одну треть царства и былъ уже увѣренъ, что пройдетъ его вдоль и поперекъ, не встрѣчая ни малѣйшаго противоборства. Какъ вдругъ предъ нимъ выросли лѣса вооруженныхъ людей. Шахъ потеръ руки свои отъ удовольствія, что наконецъ онъ увидитъ потоки враждебной крови и услышнтъ звукъ оружія. Отдавъ необходимыя прпказанія, онъ вмѣсто молитвы приказалъ созвать всѣхъ музыкантовъ и началъ пировать. Покоичивъ съ удовольствіями, онъ приказалъ 12-ти слугамъ вывести къ нему лучшаго коня своего и, вскочивъ иа него, сдѣлалъ знакъ воинамъ своимъ наброситься на дерзкихъ, рѣшившихся оказать сопротивленіе.

Никого не щадить! закричалъ онъ и помчался впередъ.

Но только что отважные воины хотѣли пустить въ дѣло свои пики и сабли, какъ подъ ними задрожала земля и надъ голова­ми ихъ появились какіе-то чудовища, поражающія ихъ камнями, грязью и засыпающія глава ихъ ѣдкою пылью. Храбрецы засуе­тились и вынуждены были остановиться. Тѣмъ временемъ враги начали наносить имъ раны и такое истребленіе, какого до того не совершалось на землѣ.

Ужаснувшійся шахъ повернулъ скакуна своего и бросился бе­жать. Воины его слѣдовали за нимъ и остановились только тог­да, когда не представлялось опасности.

Три дня спустя шахъ увѣрилъ спасшихся отъ смерти, что несчастіе это было случайно причинено облаками пыли, поднятой вѣтрами, и что онъ приказываетъ вновь собраться въ походъ, чтобы поразить до единаго дерзнувшихъ тщеславиться побѣдою.

Улемы вторично предложили ему принести жертвоприношеніе.

На этотъ разъ ханъ приказалъ сбрить имъ насильственно бо­роды за дерзкіе совѣты. Только что прпказаніе это начали испол­нять, какъ прискакалъ гонецъ съ заявленіемъ, что одно изъ завоеванныхъ шахомъ ханствъ взбунтовалось противъ него и по­рабощенные, избравъ вождя, намѣрены помѣриться съ нимъ силами.

Ты лжешь! вскрикнулъ ханъ и приказалъ отрубить вѣстнику голову.

Но не успѣло еще остынуть тѣло невинно пострадавшаго, какъ показались тучи враговъ, которые въ пухъ и прахъ разбили всѣхъ тѣхъ, которые не перешли на ихъ сторону. Изумленный такому внезапному повороту своей судьбы, шахъ бросился бѣжать съ своими богатствами, но такъ какъ впереди и сзади у него были враги, то онъ направился къ берегамъ Азакъ деныза и, нанявъ большой корабль, на который перенесены были всѣ его, сокро­вища, пустился искать своего счастія въ чужихъ странахъ. Какъ долго онъ илавалъ по водамъ, Богъ знаетъ, и наконецъ онъ при­быль къ одному изъ бывшихъ тогда въ Крыму большихъ горо­довъ, куда о немъ достигла слава, и началъ просить у гражданъ дозволенія высадиться на ихъ берегъ. Граждане согласились охотно, когда узнали, что онъ обладаетъ громадными богатства­ми. Проживъ у нихъ нѣкоторое время, онъ началъ довольно часто отлучаться на хуторъ свой, гдѣ намѣревался поселиться, а тѣмъ временемъ задался мыслью покорить своей власти не только тѣхъ, которые дали ему пріютъ, но и всю страну. Без­божному человѣку казалось, что онъ созданъ господствовать надъ міромъ и доля обыкновенная гражданина тяготила его. Для достиженія цѣли онъ началъ населять хуторъ свой всѣми дурными людьми и заманивать къ себѣ тѣхъ, которые нѣкогда благоговѣлн предъ его могуществомъ и принимали его за божество. Когда число этихъ отважныхъ дошло до степени удовлетворяю­щей надежды шаха, оиъ прнказалъ имъ по одиночкѣ, въ раз­личное время и разными воротами входить въ пріютившій его городъ и ожидать того момента, когда онъ подастъ сигналъ бро­ситься на городскую стражу и, обезоруживъ ее, завладѣть всѣми укрѣпленіями. Для успѣха въ этомъ предпріятіи не представ­лялось ровно ничего труднаго, такъ какъ въ городѣ не было надобности держать много войска и не предвидѣлось никакой опасности. Шахъ, упоенный надеждами снова господствовать и вновь сдѣлаться львомъ наперекоръ Аллаху и святому пророку, которые отвергнули его отъ лица своего, забылся на минуту и повѣдалъ радость свою одному изъ усердныхъ слугъ своихъ, ко­торый хозяйничалъ и оберегалъ покой его со дня прибытія въ чужой городъ. Слуга раздѣлилъ радость свою съ женою. А всѣмъ извѣстно, что когда женщины бываютъ посвящены въ какую ни­будь важную тайну, онѣ, чтобы доказать права свои на мужей, стараются разгласить все извѣстное имъ встрѣчнымъ и поперечнымъ. Такъ случилось и въ настоящемъ случаѣ. Тайна шаха въ первый же день облетѣла весь кварталъ и дошла до ушей градо­правителей, которые и безъ того уже съ безпокойствомъ посма­тривали на толпы подозрительныхъ людей, безъ занятій бродящихъ по ихъ городу. Понятно, что по требованію ихъ всѣ жители вооружились и приготовились къ отчаянному сопротивлепію. Не зная послѣдняго распоряженія, шахъ въ полночь подалъ сиг­налъ и самъ явился руководителемъ отважныхъ головъ, но въ какую онъ улицу не вступалъ, его вездѣ встрѣчали градомъ пуль и снѣгомъ стрѣлъ, но трусить не было въ натурѣ человѣка, отвернувшаяся отъ лица Господня. Дѣйствуя напроломъ, онъ бросился на важнѣйшія городскія башни, которыя въ обыкно­венное время защищались десяткомъ служителей, но встрѣтивъ и тутъ сотни защитниковъ, закончилъ тѣмъ, что, потерявъ всѣхъ почти сообщниковъ, долженъ былъ бѣжать и скрыться въ городскомъ бассейнѣ въ надеждѣ, что авось придетъ за водою одинъ изъ пріятелей, который выведетъ его въ темную ночь изъ горо­да, которому онъ вмѣсто благодарности принесъ много зла. Про­ставь въ темныхъ корридорахъ водохранилища два дня, онъ внезапно услышалъ чей-то вздохъ и слѣдующую рѣчь: „несча­стный шахъ, ты-ли это тотъ безбожникъ, который мечталъ по личной волѣ сдѣлаться вторымъ послѣ Бога! Хотѣлось-бы мнѣ послушать теперь твои дерзкія слова. Навѣрно теперь ты созналъ свое ничтожество передъ Творцомъ міра и трепещешь за жизнь свою, если только не лишился ея вмѣстѣ съ тѣми несча­стными, которые въ безуміи пожертвовали тебѣ своими буйными головами. Воображаю какъ-бы ты благодаренъ былъ пророку, еслибъ онъ сохранилъ тебѣ твою жизнь, если только она не утрачена тобою въ наказаніе за богохульство! О несчастный, ищущій всеобщаго господства, теперь ты не вправѣ господство­вать надъ своими ногами и лишенъ надежды восхищаться даже тѣми надеждами, которыя утѣшаютъ всякаго мусульманина въ загробной жизни. Жаль мнѣ тебя, неумѣвшаго сберечь сіянія своего и возставшаго безъ надобности противъ Бога, озарившаго тебя всѣми милостями, но отнынѣ ты отброшенъ отъ лица Его и ни одна гадина не станетъ служить тебѣ, чтобы не оскор­бить святаго пророка. Сказавъ это, дервишъ склонилъ голову и началъ утирать выступавшія изъ глазъ его слезы.

Шахъ, видѣвшій и слышавшій все это, рѣшился приползти къ нему и попросить его помощи убѣжать изъ враждебнаго города. Убѣдившись, что знакомый ему дервишъ сидитъ одинъ и не выдастъ его, онъ началъ раскаиваться въ прошлыхъ заблужденіяхъ своихъ и умолять оказать ему состраданіе.

Все напрасно шахъ—отвѣчалъ онъ со вздохомъ—твоя участь рѣшена уже на небѣ и никакія усилія человѣка не измѣнятъ священнаго приговора.

Я не о томъ спрашиваю тебя мой братъ. Пусть будетъ со мною, что опредѣлено на небѣ, но ты выведи меня изъ этого адскаго положенія: я умираю отъ голода и холода, я трепещу за жизнь свою и боюсь быть разстерзаннымъ тѣми, которыя да­ли мнѣ пріютъ и защитили отъ враговъ.

И которыхъ ты за это хотѣлъ сдѣлать рабами своими?

Къ несчастію я привыкъ всѣми повелѣвать и не могъ воз­держаться отъ врожденной привычки.

А помнишь-ли ты твой приказъ не показываться тебѣ на глаза? Если бъ ты остался-бы при своей силѣ, то можетъ быть приказалъ обезглавить меня за нарушеніе твоей воли, но теперь когда нуждаешься въ моихъ услугахъ ты совсѣмъ другое го­воришь.

Не упрекай меня дервишъ въ моихъ грѣхахъ. Отнынѣ я намѣренъ посвятить себя только однимъ добрымъ дѣламъ.

Поздно шахъ ты опомнился, но чтобы тебѣ доказать мою готовность служить ближнему, я сегодня же ночью выведу тебя за городскую стѣну и предоставляю тебѣ свободу любоваться Божьимъ міромъ. Жди меня въ полночь. Съ этими словами дер­вишъ ушелъ.

Въ назначенный часъ онъ прибыль къ городскому скопищу водь и, вызвавъ шаха, увлекъ за собою; а нѣсколько минутъ спустя онъ вывелъ его за городъ канавою, по которой спуска­лась дождевая вода въ море.

Прощай шахъ—сказалъ дервишъ,—я сдѣлалъ свой долгъ, но сбережешь-ли ты жизнь свою въ этой странѣ, объ этомъ знаетъ Богъ. Бѣги лучше и не останавливайся до того времени, пока не придешь къ народу, не знавшему твоего имени.

Я готовъ тебя послушать, но мнѣ предварительно надо захватить мои сокровища, которыя я скрылъ въ подземельяхъ моего хутора.

Брось ихъ несчастный; чтобы они не напоминали тебѣ тво­его минувшаго безбожія и не тяготили твою душу.

Шахъ не хотѣлъ болѣе слушать избавителя своего и бѣгомъ пустился по направленію къ своему помѣстію. Съ каждымъ шагомъ дальше отъ опастности бѣглецъ мужалъ и начиналъ думать о возможности отмстить непокорнымъ людямъ и достигнуть во чтобы ни стало своего утраченнаго величія. Пришедъ домой и встрѣтивъ радостный пріемъ отъ слугъ своихъ, шахъ послѣ удо­влетворенія аппетита, забылъ уже про всѣ неудачи свои и же­стоко клянулъ пророка, вздумавшаго издѣваться надъ нимъ. По­нятно, что каждая мысль его была подслушана ангелами и до­ведена была до великаго законодателя, который не вытерпѣлъ болѣе и приказалъ направить на него толпу ожесточенныхъ враговъ.

Шахъ грызъ отъ нетерпѣнія губы свои въ то время, когда домъ его былъ окруженъ со всѣхъ сторонъ. Вооружившись саб­лею, онъ бросился на враговъ, но въ эту минуту въ тѣло его вонзились сотни пикъ и онъ палъ какъ снопъ, сброшенный съ мажары.

Гдѣ ты спряталъ твои сокровища? спросили его.

Такъ вы ради ихъ посягнули на мою жизнь? спросилъ умирающій.

Да—было отвѣтомъ.

Я готовъ отдать ихъ вамъ, если вы дадите мнѣ спокойно умереть.

Говори скорѣе и мы оставимъ тебя.

Шахъ и въ эту минуту надѣялся ожить для того, чтобы со временемъ расплатиться съ человѣчествомъ по своему. Указавъ на подземелье свое, онъ потребовалъ перенести себя на мягкое ложе, но прежде чѣмъ свѣтило дня озарило землю, его покину­ла душа.

Преданные ему слуги изъ боязни, чтобы и тѣло его не подвергнулось посмѣшищу, поспѣшили навалить надъ могилою его цѣлый холмъ земли и разбѣжались въ различный стороны, чтобы не слышать по ночамъ ржанія u скрежета зубовъ изъ свѣжей гробницы. Впослѣдствіи на этомъ курганѣ ежегодно видѣли медвѣдя, который начиналъ свой ревъ съ полуночи до того време­ни, пока можно было отличить черную нитку отъ бѣлой.

Такимъ бываетъ конецъ людей, мечтавшпхъ о господствѣ надъ міромъ безъ соизволенія пророка.

 

[1] См. VI т. полнаго собранія русск. лѣтописей изд. археограф, коммиссіею въ 1853 г.