В этой книге — названию вопреки — нет ничего «потустороннего». Шайтан-Мердвен, или Чертова лестница, — древний горный перевал, памятник геологический и в то же время рукотворный, один из самых необычных (хотя и вполне «естественных») на Южном берегу Крыма.
Вместе с автором книги, геологом по специальности, участником многих археологических экспедиций, читатель пройдет по крутым маршам теснины, по следам римских легионеров и средневековых обитателей Южнобережья, узнает немало интересного об этой живописной расселине.
Содержание
Предисловие
Красные скалы и сизые горы
Дико и грозно нависли над нами.
Это злых духов пещеры, затворы
Высятся под облаками.
Скалы до моря оползают грядою;
«Чертовой лестницей» их называют.
Демоны сходят по ним, а весною
Гулкие воды сбегают.
Леся Украинка
О Крыме, его великолепии, его чудесах, его истории написано много. Записки путешественников, труды ученых, путеводители и справочники, стихи и песни, рассказы и повести — всего не перечесть. Кажется, будто бы все в нем исчерпано, все показано, все понято, все знакомо, и нет больше тем для поисков, размышлений, разговоров.
Так ли это?
Вспомним слова А.И. Маркевича, одного из крупнейших крымоведов, сказанные, правда, более 80 лет назад: «…многие местности Тавриды еще почти не изучены, не обследованы научно, а многие еще и не описаны и мало известны даже местным жителям».
…Есть в Крыму место, о котором многие слыхали, к которому многие стремятся, — Шайтан-Мердвен, или Чертова лестница. Это довольно необычный памятник — ландшафтный и вместе с тем исторический. Его упоминают, хотя и не очень часто, в научной, краеведческой и справочной литературе. О нем ходит много разговоров — былей и небылиц.
В то же время есть очень хорошие и точные книжки о Крыме, в которых читатель, однако, не найдет ни слова о Шайтан-Мердвене, или Чертовой лестнице, хотя посвящены эти книжки ландшафтным достопримечательностям полуострова.
Но вот что поразительно: если списать каждую строчку, посвященную Чертовой лестнице, не наберется и трех страниц, и окажется при этом, что многое, сказанное о ней, — противоречиво или просто неверно, многое — загадочно.
О действительных и мнимых загадках Чертовой лестницы и пойдет разговор в этой книжке. Дело в ней не обойдется без обрисовки ландшафта, коротких геологических экскурсов, ссылок на историю и археологию — без всего того, что свойственно сочинениям научным. Но мы не злоупотребим этим, и не в том наша цель, чтобы поставить точку на последнем недоуменном вопросе.
В земле обетованной
К югу от Симферополя весь горизонт перегорожен синеющей вдали Первой, или Главной, грядой Крымских гор с отдельными более или менее высокими (до 1500—1550 м над уровнем моря) вершинами. Северный склон ее покрыт дубовыми, грабовыми, буковыми лесами. Поверхность плато по большей части травяниста, но есть участки, полностью лишенные растительности. Кое-где, в понижениях, ютятся группы деревьев, кустарники. Это — яйлы (от тюркского «джайляу» — «летнее пастбище, летовка»). Они простираются от залива Ласпи почти до Судака. Ширина этих плоскогорий невелика, не более 20 км, в среднем же и того меньше.
С южной (точнее — юго-западной) стороны Главная гряда обрывается крутым, нередко вертикальным уступом. Это почти сплошная стена высотой от 200—250 до 500—600 м и больше. Ниже уступа местность представляет собой неширокий склон к морю, именуемый Южным берегом.
Брега Тавриды
Начиная изучение истории какого-либо народа, встречаем силу, которая держит в своих руках колыбель каждого народа, — природу его страны.
Василий Ключевский
Идя к югу по Главной гряде, вдруг оказываешься на краю бездны и далеко внизу видишь изрезанную оврагами, загроможденную скалами и каменными развалами полоску земли, сплошь покрытую зеленым ковром лесов, кустарников, виноградников. А дальше — море, густая синева до самого горизонта. И над всем этим притягательным, обещающим необычное, неизведанное ландшафтом висит бездонной голубизны небо. Все пронизано ярким солнечным светом, воздух напоен запахами камня, травы, лесов, моря.
Если вы приближаетесь к Южному берегу по морю, то необычность рельефа поражает вас еще больше. Даль загорожена ослепительно-белым уступом Главной гряды, ниже которого крутой и зеленый склон спускается к лазурному морю. Все выглядит так, будто горы нависают прямо над берегом, и кажется, что на этой невероятной крутизне просто невозможно ни построить здание, ни проложить дорогу, ни разбить виноградник.
Однако это не так. Средний наклон Южного берега не больше 10—15°, а отдельные участки представляют собой как бы широкие полукотловины, хорошо орошаемые ручьями и родниками. Исстари Южнобережье славится своими виноградниками, садами, парками не меньше, чем целебным воздухом и живописными скалами. «Прекрасны вы, брега Тавриды…» В этой знаменитой строке из «Евгения Онегина» речь идет, конечно, о «брегах» южных, ни о каком другом месте так не скажешь.
На Южный берег ведут сейчас широкие шоссе, и весь путь, например, от Симферополя до Алушты занимает часа полтора езды в троллейбусе. Однако стало это возможным лишь в последние 10—15 лет. В начале нашего столетия на дорогу от Симферополя до Алушты уходило почти два дня, а в далеком прошлом добраться на Южный берег было совсем не просто.
В древности и в средние века Главная гряда служила не только климатическим барьером. Она более или менее надежно защищала Южный берег от вторжений кочевников, и история этого небольшого района несколько иная, чем степного, горного и даже юго-восточного Крыма.
Археологические памятники говорят об освоении Южного берега еще в неолите и энеолите, т. е. задолго до того, как в Северном Причерноморье появились поселения и города древних греков. Сохранились на побережье и памятники античного времени: таврские, древнегреческие, римские, но более всего оставила здесь следов эпоха средневековья.
В 1253 г. любознательный Гильом де Рубрук, монах-францисканец, направляясь королевским посланником к монгольскому хану Мункэ, проплывал мимо Южного берега, от Керсоны (Херсонеса, у нынешнего Севастополя) до Солдайи (Судака). В повествовании о своей миссии, которое и сейчас читается с большим интересом, ибо наполнено самыми разнообразными сведениями о виденных им в далекую от нас эпоху землях, Рубрук писал, в частности, что «между Керсоной и Солдайей существует сорок замков».
Руины этих замков сохранились до наших дней. Они и остатки средневековых поселений представляют собой довольно обычные, многочисленные и подчас наиболее зримые памятники прошлого. Средневековые замки, укрепленные поселения, небольшие приморские крепости получили от татар название «исаров» (от «исар» — стена, крепость), но к татарскому периоду истории Крыма они не имеют ни малейшего отношения. Исары — это след дотатарского средневековья, когда вся южная часть горного Крыма — Таврикой назвали его древние греки—находилась в сфере влияния Византии.
Едва ли не все горные дороги, по которым мы попадаем сейчас на Южный берег, пролегали через Главную гряду и в средние века, и даже раньше. Часто это были только тропы, доступные пешеходу и коннику; по некоторым же из них, в местах наиболее широких и низких богазов (горных проходов, перевалов), шел гужевой транспорт с Южного берега в загорную Таврику и обратно.
Один из таких богазов — Шайтан-Мердвен, или Чертова лестница.
Плеяда знаменитостей
По горной лестнице взобрались мы пешком, держа за хвост татарских лошадей наших.
Александр Пушкин
О, эта Чертова лестница! Как вписана она в теснину между скал! Как извилист и крут путь от ее подножия до перевальной седловины! А ее повороты между вот-вот готовыми рухнуть глыбами — они настораживают и откровенно пугают… Но зато какие дали открываются взору с ее маршей! Поистине — не человеческое, а чертово творение…
Нечто подобное — если не восторг, то восхищение и удивление, смешанные с невольной настороженностью и затаенным страхом, — испытает, пожалуй, каждый, кому доведется впервые и в одиночку карабкаться по каменным маршам Шайтан-Мердвена. Многое в окраске этих ощущений зависит от времени знакомства с горной тесниной.
Если это день, точнее полдень, солнце стоит высоко и над головой — синее небо, а по сторонам — ослепительно-белые скалы и пестрая зелень растительности, душу наполняет ликование: все окружающее великолепно в своей дикой красоте, гармонии красок и форм. Досаден лишь пот, застилающий глаза (безветрие и тридцать пять — сорок градусов по Цельсию!), да ощутимо ноют и дрожат колени от затяжного подъема…
Вечером глубокие тени — синие, лиловые, черные — иссекают скалы, на дне теснины сгущается мрак, глухо шелестит листва кустов и деревьев, о чем-то нашептывая путнику на своем, непонятном языке, пугающим гулом проносится эхо обвала (а сорвался-то камень величиной с кулак) — и все это вместе взятое рождает тревогу, ожидание чего-то необычного. Нет слов, чудесно все вокруг и в эту пору, но все же непроизвольно ускоряешь шаг и переводишь дух не раньше, чем достигнешь перевала…
Это летом.
В осеннюю пору нередко либо низкая облачность с севера, либо медленно ползущий, клубящийся пласт тумана с юга, с моря, обволакивают горы. В ущелье моросит, с каменных стен струятся ручейки воды. Все — серо, сыро, неуютно, будто плутаешь по тесным закоулкам незнакомого, туманного, грязного городка и, бог знает, когда-то из него выберешься. Не стоит подниматься по Шайтан-Мердвену в такую погоду…
Ну, а зимой? Бывает по-разному. В северные бури, когда на яйле метет пурга (поверь, читатель, — так бывает), ущелье наполнено воем и свистом. Того и гляди, подхватит тебя упругим воздушным потоком — и только мелькнешь пятками с этой Чертовой лестницы черт знает куда. По правде сказать, порою — от страха ли или от холода — трепещешь листом осиновым и всеми конечностями цепляешься за камни и кустарники, со скоростью черепахи пробивая макушкой лавину воздуха…
Да, Чертову лестницу нужно видеть в разное время, тогда поймешь, сколь многоликим может быть каждый кусок ландшафта, мельчайший его штрих.
Потолкуйте с теми, кто бывал здесь раз, от силы — два. Для одних Шайтан-Мердвен неописуемо великолепен, другим он кажется загадочным и грозным, третьи не видя i в нем ничего необычного, четвертые испытывают страх, пятые клянут его на чем свет стоит за неудобства и трудность пути, наконец, найдется и такой, кто пожмет плечами: все, мол, это — преувеличения и пустяки.
Не верьте каждому из них в отдельности, но поверьте всем вместе — это и есть Шайтан-Мердвен.
До того, как на Южном берегу проложили шоссе от Ялты до Севастополя через Байдарские ворота, Шайтан-Мердвен был наиболее удобным перевалом для путешествующих из Севастополя на Южный берег и обратно. Волей-неволей приходилось им пользоваться.
Шайтан-Мердвеном прошли и многие из славных, оставив память об этом в своих дневниках, письмах, литературных и научных произведениях. Целая плеяда знаменитостей! Паллас и Дюбуа де Монпере — оба путешественники, генерал Раевский и Пушкин, Грибоедов и Жуковский, Иван Бунин и Гарин-Михайловский, Леся Украинка и Валерий Брюсов.
В 1967 г. горноспасатели Крыма приклепали к скале у выхода с Чертовой лестницы железный ящик с альбомом для записей. В то же лето сотни туристов заполнили его беглыми строчками коротких впечатлений, стихами, рисунками или просто фамилиями. В альбоме можно было найти все — от восторгов до ужасов с разными эмоциональными нюансами. Не было разве что равнодушного безразличия: человеку равнодушному бывает лень или попросту неудобно расписаться в этом своем качестве.
Природа или человек?
Исследование этого вопроса совершенно просто и не может представить затруднений ни для кого, кто серьезно захочет найти истину, так как для доказательства вполне достаточно зрения.
Прокопай Кесарийский
Найти Шайтан-Мердвен не сложно, если, конечно, знать, где искать. Сейчас на участке берега Симеиз — Форос действуют две дороги: старое шоссе Ялта — Севастополь, огибающее каждый овраг и каждый бугор, прижатое местами к самому подножию Главной гряды, в опасной близости к скалам, и новая автомагистраль, прямая, как стрела, очень удобная, проходящая ближе к морю, но не столь живописная, как старое шоссе. До недавнего же времени была только одна старая дорога; она и ведет к Шайтан-Мердвену.
От села Оползневого (б. Кикенеиз) до Шайтан-Мердвена — 9 км. Дорога петляет по расчлененному оврагами береговому склону. Справа над поросшим дубняком, грабинником склоном поднимается ослепительно-белый уступ Главной гряды — непрерывная стена высотой 300—500 м, кое-где прорезанная узкими щелями. Ни подняться, ни тем более спуститься по этим щелям-каньонам невозможно, не имея навыков в сложном искусстве скалолазания.
Западнее Кастрополя старое шоссе все ближе подходит к уступу Главной гряды, одним из мысов которой является гора Марчека со скальными отвесами. Стена известняков тянется дальше к западу, до Фороса, а от него — к Ласпи, но между Марчекой и мысом Главной гряды Кильсе-Бурун имеется довольно широкое понижение, ограниченное двумя скальными контрфорсами — Балчик-Кая и Мердвен-Кая, между которыми по прямой — не больше километра.
Участок Южного берега между мысами Кикенеиз и Сарыч. С — мыс Сарыч, Ф — Форос и скала над ним, справа — Байдарские ворота, К — Кильсе-Бурун, Ш — Шайтан-Мердвен, М — гора Марчека, И — мыс Ифигении и Кастрополь
Участок Южного берега между мысами Кикенеиз и Сарыч. С — мыс Сарыч, Ф — Форос и скала над ним, справа — Байдарские ворота, К — Кильсе-Бурун, Ш — Шайтан-Мердвен, М — гора Марчека, И — мыс Ифигении и Кастрополь.
Скалы в понижении расположены ступенями, и весь рельеф между Балчик-Кая и Мердвен-Кая представляет собой картину небольшого горного амфитеатра.
Затененный борт Мердвен-Кая ограничивает амфитеатр слева, с западной стороны. Он опускается прямо к лесистому склону, у подножия которого и начинается ущелье Шайтан-Мердвена, узкое и крутое — настоящая горная теснина.
Из иллюминатора самолета, летящего над Южным берегом, ущелье выглядит, как тонкая и короткая выщербина в уступе Главной гряды. На туристских картах (масштаба от трех до шести километров в сантиметре) Чертова лестница либо вообще не показана, либо место ущелья отмечено условным знаком. Да и на местности замечаешь эту выщербину только в ясный день, случись же туман или низкая облачность — так и пройдешь мимо, не увидав пути на яйлу.
Амфитеатр открывается неожиданно, как только шоссе круто поворачивает вправо, к подножию контрфорса Балчик-Кая, и затем вновь следует параллельно уступу Главной гряды. С этого места видна каждая складка рельефа, ступенчатое нагромождение скал, подножия которых тонут в осыпях камня и зелени лесов. Глубокие тени лежат в каньонах, подчеркивая объемность грандиозных деталей среднего, плана, легкая дымка скрадывает контуры заднего плана, сообщая картине амфитеатра перспективную глубину.
От того поворота шоссе, с которого мы охватываем взглядом весь амфитеатр, до ущелья всего километр.
Здесь, на обочине шоссе, начинается тропа к Шайтан-Мердвену. Она поднимается по крутому сланцевому склону, в зарослях дуба, грабинника, кизила, по лабиринту неглубоких овражков, между там и сям разбросанными глыбами известняка. Тропа приводит к старой дороге. Некогда она была огорожена невысокими барьерами, сложенными из камня, теперь на их месте — только развалы глыб с одной или обеих сторон. На крутых косогорах вдоль дороги — остатки крепид (подпорных стен), часть из которых достаточно хорошо сохранилась. Дорога, петляя, поднимается к уступу скальных известняков и, сделав еще шесть-семь крутых поворотов, достигает входа в ущелье. Тренированный ходок затрачивает на подъем от шоссе до ущелья минут пять-семь, не спеша путь этот проходишь в полчаса.
Торопиться и не стоит. Поднимаясь без спешки, замечаешь многие немаловажные подробности: крепиды дороги, остатки боковых стен и, пожалуй, самое интересное — что на всем протяжении, вплоть до входа в ущелье, дорога была, несомненно, проезжей, во всяком случае доступной для проезда небольших двухколесных повозок. Ее ширина почти везде больше 1,5 м. Крутые повороты вправо и влево удлиняют путь, но делают его в общем достаточно пологим. Кое-где на скальном основании, на плоских глыбах известняка, лежащих в полотне дороги, или на обнаженных сланцах заметны парные колеи. Значит, к Шайтан-Мердвену поднимались или во всяком случае спускались с него не только пешком, но и в повозках.
Впервые разглядывая вход в ущелье, начинаешь припоминать написанное о нем в старых и новых путеводителях, вспоминать рассказы о Шайтан-Мердвене.
Многие, как о чем-то само собой разумеющемся, говорят, что расщелина вырублена, пробита в скале. Возьмите хотя бы старую книжку Сосногоровой — в ней так и написано, «…пробита в самом массиве скалы»1. Читатель, мало сведущий в геологии, примет это за чистую монету и, случись ему карабкаться по ущелью Чертовой лестницы, будет по-настоящему потрясен: какая же прорва труда потребовалась, чтобы пробить ущелье! Так и пойдет гулять легенда о «вырубленной» в горах расщелине.
Для геолога не составит труда разобраться в истинном происхождении ущелья. Он укажет вам десятки подобных же теснин в горном Крыму вообще и поблизости от Шайтан-Мердвена в частности. Что же, и они устроены человеком? Конечно, нет.
Мнимая лестница
Крымский полуостров лежит в сейсмически активной зоне, т. е. там, где случаются — и неоднократно — землетрясения. Геологи считают, что большая часть полуострова может быть подвержена колебаниям до 6—7 баллов, иными словами, таким, которые весьма ощутимы, но еще не приводят к значительным разрушениям, не катастрофичны: в стенах домов появляются трещины, могут развалиться наспех сложенные из камня постройки, лопаются оконные стекла — не больше, хотя паника при этом бывает всеобщая.
Южный берег и Главная гряда попадают в зону восьмибалльных землетрясений, вызывающих более значительные разрушения зданий, линий связи, водопроводов, дорог. Могут происходить при этом и некоторые изменения рельефа.
Очаги крымских землетрясений находятся на глубинах в 20—30 км, но не под самим полуостровом, а на некотором удалении от него к югу, т. е. в море, там, где глубина его быстро увеличивается со 100—200 м до 1,5—2 км. Здесь проходит крупный разлом в земной коре, плоскость которого наклонена под полуостров. Сдвижения блоков коры по разлому и порождают ударные волны, причем область эпицентров землетрясений лежит в 20—30 км от берега и вытянута вдоль него от Севастополя до Судака.
В 1927 г. землетрясение силою в 7—9 баллов обрушилось на Южный берег. Оно наделало немало бед, но было далеко не таким катастрофическим, как, например, ашхабадское землетрясение 1948 г. или перуанское 1970-го. С тех пор Крым время от времени сотрясают незначительные подземные толчки.
За двести лет в Крыму было около 100 землетрясений, очень слабых или приводивших к небольшим разрушениям. Однако анализ известных фактов, проведенный сейсмологами, показал, что вероятность повторения событий 1927 г. вполне реальна: приблизительно одно большое землетрясение за 100 лет.
Павел Сумароков — путешественник и судья — писал (какими он пользовался источниками — неизвестно), что в конце XV в. местечко Джалита (нынешняя Ялта) было разрушено сильнейшим землетрясением и место пребывало в запустении 70 лет. Нечто подобное произошло в Крыму и в 1341 г.; море выступило из берегов (понимай — цунами!) и произвело значительные изменения береговой линии. Есть сведения и более ранние. Известно, например, о сорокадневном катастрофическом землетрясении, имевшем место в 480 г. н. э. Видимо, тогда рухнула какая-то часть мощных крепостных стен в Херсонесе.
Расселины, обвалы, оползни
…И такие бурные подземные сотрясения происходят значительно чаще, чем это полагают не только люди непосвященные, но даже большинство геологов.
Гарун Тазиев
Как видим, сейсмические катастрофы в Крыму были не такими уж редкими. В горах они вызывали оседание крупных блоков пород, происходили катастрофические осыпи и обвалы, раскрывались разломы и трещины. Последствия — налицо. У подножия южного обрыва Главной гряды, на покатом к морю лесистом склоне, у берега моря — повсюду встречаешь хаотические каменные нагромождения, везде еще видны колоссальные старые оползни.
Археологические раскопки подтверждают гибель некоторых средневековых поселений под обвалами, происшедшими, возможно, во время сейсмических катастроф. Такую участь, например, испытало приморское поселение у западного подножия Аю-Дага. Циклопические каменные развалы, буквально лавины глыб, застыли неподалеку от уступа Главной гряды возле Симеиза и Оползневого, Кастрополя и Меласа, Фороса и Тессели. Они видны и рядом с Шайтан-Мердвеном, у подножия скал Мердвен-Кая и Балчик-Кая. Каменными глыбами загромождено и ущелье Чертовой лестницы.
Кто захочет сам убедиться, насколько грандиозны последствия таких явлений в прошлом, тому достаточно взобраться на верх Форосской скалы у Байдарских ворот и взглянуть на ее подножие, широкий шлейф развалов камня, каждый из которых своей величиной поспорит с любым из прилепившихся к берегу моря домов. Пройдите километра полтора-два по Форосской яйле в западном направлении и станьте на краю трехсотметрового обрыва: глубоко внизу зелень холмов, гряд и оврагов пропахана невероятных размеров каменной «лавиной», белый язык которой скользнул далеко по склону, в сторону Тессели.
Сколь ни сильны сами по себе эти землетрясения, одних подземных толчков едва ли было достаточно, чтобы отмоделировать сложный рельеф Южного берега. Энергично действовали и внешние силы — вода, ветер, температурные колебания, т. е. все то, что ведет к выветриванию горных пород, их размыву, разрушению и переносу в пониженные участки.
Но и этого мало. Сыграла свою роль еще одна сила, заключенная во всем — от песчинки до космических тел, — неотвратимая, как рок, все сокрушающая и все созидающая: сила гравитации. Именно благодаря ей движутся оползни и происходят обвалы.
Путешествуя по Южному берегу, вы не можете не обратить внимание на тут и там рассеянные по лесистому склону зубчатые или плосковерхие скалы белых известняков: то возле моря, то дальше от него, то рядом с обрывом Главной гряды. В Гурзуфе это Дженевез-Кая и холм Балготур, над Никитой — скалы Палеокастрон, а у моря — мыс Мартьян, в окрестностях Ореанды — гора Крестовая, массив Ай-Никола, скала Хачла-Каясы, над Алупкой… Словом, нет надобности называть их все: перечень занял бы не одну страницу. Они есть повсюду на Южном берегу — от Алушты до Ласпи.
Эти скалы — гигантские блоки известняков, отколовшиеся, отторгнутые от массива Главной гряды. Их называют отторженцами. Они не имеют «корней», лежат на смятых глинистых сланцах — породах, проявляющих пластичные свойства под большим давлением, — и медленно сползают по береговому склону к морю, утюжа его колоссальной своей тяжестью. Скольжение отторженцев неощутимо; быть может, сотни лет они пребывают как будто в том же положении, и тем не менее не стоят неподвижно. В прошлые эпохи крупных сейсмических катастроф скольжение их по сланцевому склону шло намного скорее. Это и понятно: положите кирпич на наклоненную под углом в 10—20° доску — он останется неподвижным, чуть встряхивайте доску—кирпич поползет вниз; натерев доску лыжной мазью, вы смоделируете ускорение того самого процесса, который происходил и все еще действует на Южном берегу.
Уместен вопрос: когда же происходили описанные выше явления? Попытаемся ответить, но отложим разговор об этом до последних страниц нашей книжки. А пока заметим лишь, что короткий геологический рассказ, с которым вы ознакомились, имеет прямое отношение к Шайтан-Мердвену.
Ступени, которых нет
Мнение — людям великое зло, драгоценен лишь опыт;
Многие судят меж тем, мнения больше держась.
Феогнид
Между Мердвен-Кая и Балчик-Кая расположен колоссальный блок известняков, распавшийся на части, которые застыли ступенями на разном уровне — одни ниже, другие выше. Со временем трещины в известняках превратились в узкие каньоны, подобные тому, в котором лежит Шайтан-Мердвен. Выветривание и вода расширили эти каньоны, но стенки их все еще круты, а дно завалено каменными нагромождениями. Хаос глыб какого угодно размера загромождает и подножия оползневых ступеней.
И тысячу, и пять, и десять тысяч лет назад рельеф в окрестностях Чертовой лестницы был в общих чертах таким же, как и сейчас. Менялись детали, но подобные изменения происходят буквально на глазах. За 5—10 лет знакомства с горной тесниной замечаешь и новые камнепады, и новые трещины в скалах, но все это — сущие пустяки в сравнении с тем, что представляют собой горный амфитеатр вообще и ущелье Чертовой лестницы в частности, создание которых лежит, как увидим ниже, целиком на совести природы.
Мердвен, Шайтан-Мердвен, Лесенка, Лестница, Чертова лестница… Нигде больше в Крыму аналогичного топонима нет, хотя через Главную гряду на Южный берег ведет немало дорог по крутым ущельям. Уже одно это говорит о какой-то своеобразной исключительности Шайтан-Мердвена.
Татары не были первыми, кто окрестил ущелье подобным образом. Лет семьдесят — сто назад греки Южнобережья называли его «Скала», переняв это название, по всей вероятности, еще в средние века у латинян-генуэзцев (латинское scala — лестница).
Итак, лестница!
Возьмем еще раз путеводитель Сосногоровой. О Мердвене в нем сказано, что длина его 800 шагов, что лестница имеет более 40 поворотов и каменные ступени. Буквально то же самое читаем в XIV томе географического описания России, изданном под редакцией В.И. Семенова-Тян-Шанского, только в нем речь идет о длине лестницы уже в 800—1000 шагов и о сорока «крутых» поворотах. В трех-пятистрочных заметках о Чертовой лестнице в некоторых путеводителях «шаги» становятся «ступенями», и читаешь о восьмистах ступенях, а в одном из не так давно изданных справочников по Крыму сказано о длине лестницы уже около километра (хотя каждому известно, что расстояние в 1000 шагов значительно короче) и о «вырубленных в скале огромных ступенях».
Случится же встретить бывалого туриста — он такого порасскажет о Чертовой лестнице!.. Во-первых, в его рассказе горная теснина превратится в узкую — едва пролезешь — щель, которая, ну конечно же, вырублена в горах «какими-то древними чудаками». Далее он станет уверять вас, что на всем протяжении щели и в самом деле шагаешь по каменным ступеням. И вы поверите в это. А почему бы и нет? Ведь есть же в Крыму и в самом деле вырубленные в скалах лестницы! Например, Успенского монастыря в Иосафатовой долине под Бахчисараем… Наконец, услышите вы от бывалого туриста и о высоте Чертовой лестницы «чуть ли не в километр». Заметьте — не о длине, а о высоте!
К слову сказать, все «источники» — и короткие упоминания в книжках, и пространные устные рассказы — единодушны в одном: неизменно речь идет о вырубленных ступенях. Правда, находились скептики, для которых все выглядело не так и, как увидим, ближе к действительности. Сошлемся хотя бы на Ф. Шапорева, автора краеведческого очерка-путеводителя «Симеиз—Ласпи». Пожалуй, это единственная книжка, в которой автор ничего не преувеличивает. Так, он пишет о высоте перевала над уровнем моря всего в 500 м, о высоте подъема от шоссе — около 100 м, о кое-где сложенных ступенях и подпорных стенках.
План Чертовой лестницы (Б) и подхода к ней (А).
1 — обрывы известняков, 2 — глыбовые развалы, 3 — условные горизонтали, 4 — дорога в теснине и на подходе к ней, 5 — участки подъема с вырубами в скале, 6 — дорога, расчищенная в глыбовых развалах, 7 — подпорные стены (крепиды), 8 — место находки кремневых микролитов.
Добравшись до входа в ущелье, оказываешься лицом к лицу с самой Чертовой лестницей. Где же ее ступени?
Тропа карабкается вверх по дну каменного желоба и, сколько хватает глаз, — это только тропа, не больше.
Кажется, никому и никогда не приходило в голову заняться топографической съемкой Шайтан-Мердвена, нанести этот горный проход на плац, со всеми его подробностями. Лет восемьдесят назад военные топографы, покрывшие мензульной съемкой весь Южный берег и горный Крым, не оставили без внимания и теснину Шайтан-Мердвена, однако на изданных после съемок картах, вообще очень точных и подробных, она выглядит, как говорилось, совершенно незначительным штрихом, без каких-либо деталей. Да и какие детали можно было показать при масштабе карты одна верста в дюйме!
Так вооружимся несложными инструментами для топосъемки — буссолью, эклиметром, мерной лентой — и займемся этим делом, нанося на крупномасштабный план каждую примечательную деталь Чертовой лестницы. Внесем ясность в противоречивые россказни о ней градусами и метрами и посмотрим, что же представляет собой Шайтан-Мердвен на самом деле. Есть ли здесь лестница? Была ли она когда-нибудь?
Крепиды и аппарели
Ты должен перенять науку у зеркал —
Того не отражать, чего не увидал.
Низами
Итак, перед нами — вход в ущелье. Слева, буквально в нескольких шагах, вздымается к небу контрфорс Мердвен-Кая, справа — крутые уступы оползневого амфитеатра, прямо — узкое ущелье, заваленное глыбами.
Именно в этом каменном нагромождении и был устроен проход на яйлу. Сказать «устроен» — не совсем правильно. Скорее проход был выбран между глыб и, конечно же, приспособлен человеком для более удобного подъема.
Почти на всем протяжении подъем идет по аппарелям, или пандусам, т. е. наклонным площадкам, сработанным, как правило, самой природой. Лестницы, в прямом смысле этого слова, здесь нет и никогда не было. Названия «Мердвен», «Ск á ла», «Лестница» нельзя понимать буквально. За ними кроется не больше чем образное сравнение извилистого и крутого пути с лестницей, а его коротких отрезков — с маршами и ступенями лестницы. Правда, кое-где тропа как бы скачет по ступеням, но это — всего лишь глыбы каменного завала или разрушенные аппарели.
Длина всех «маршей» Чертовой лестницы в проекции на плоскость плана 220—230 м. Если учесть наклон, то и тогда путь окажется не длиннее 240—250 м. Всего четверть километра, а сколько разговоров!
Да, но каких четверть километра!
Средняя крутизна подъема около 15—20°. Это уже много. Достаточно сказать, что при наклоне в 40° местность выглядит ужасающе круто, непреодолимо. Наклон отдельных маршей Шайтан-Мердвена меняется от 10 до 30°, т. е. в пределе он очень велик; впрочем, особенно крутые участки коротки и попадаются редко.
Понятно, среди гигантских глыб, загромождающих дно ущелья, не может быть прямой дороги, да если бы она и существовала, еще неизвестно, насколько легче стал бы подъем. Скорее всего, одолеть его было бы еще труднее из-за большой крутизны дна ущелья (до 40°). Зигзаги изрядно удлиняют путь, но, соответственно, делают его менее крутым. От входа в теснину и до выхода из нее насчитывается, однако, не так-то уж много резких поворотов — всего 16, вместе с небольшими поворотами — 23. Между ними — 17 главных маршей, длиной от 5 до 25 м каждый, чаще по 10—15 м. На плане (стр. 23) показаны все повороты и марши: обычная серпантинная тропа в горах, каких немало в горном Крыму.
Петли Чертовой лестницы вьются преимущественно по естественному каменному завалу на дне ущелья и по полкам и карнизам крутой скалы Мердвен-Кая. Безусловно, при устройстве дороги нельзя было обойтись без расчистки проходов между гигантскими глыбами, но нигде на всем пути не видим мы следов титанических усилий человека. Только в середине подъема есть два недлинных марша (они особо отмечены на плане), где известняк вырублен на глубину до полуметра. Стесать небольшие выступы, чуть расширить путь — задача, в сущности, не только не титаническая, но, можно сказать, пустяковая.
В середине и в верхней части подъема, в местах особенно крутых поворотов, сохранились каменные кладки. Это — подпорные стены, или, как чаще их называют, крепиды. Они сложены из средних по размеру глыб (не крупнее 0,8—1 м). Некоторые стены достигают в высоту 3 м и служат одновременно крепидой для нижнего марша и основанием для верхнего. Как раз здесь и видно что-то вроде ступеней, но это ложные ступени: разрушенные каменные аппарели везде, а не только на Шайтан-Мердвене, выглядят именно таким образом. То же самое наблюдаем и там, где дорога в теснине проходит по каменной вымостке (забутовке), с помощью которой перекрыты западины и щели между глыбами; разрушение каменных завалов приводит к возникновению ложных ступеней, если только эти завалы не исчезают совсем.
Крепиды Чертовой лестницы — наиболее выразительный след вложенного в Мердвен человеческого труда. В настоящее время ясно видны только три поворота, где они сохранились. Пожалуй, и раньше, когда дорогу по ущелью поддерживали в «рабочем состоянии», их было не больше.
Ширина полотна многих маршей не меньше полутора метров. Даже на очень крутых поворотах и в очень тесных закоулках от одной обочины до другой — почти сажень. Такую же ширину имеют сложенные из камня аппарели. Паллас был, безусловно, неправ, утверждая, что на лошади подняться здесь «почти невозможно, да и спускаться очень опасно». Лошади ходили по Чертовой лестнице спустя четверть века после Палласа. Вспомните Пушкина: «…взобрались мы пешком, держа за хвост татарских лошадей наших». Скажу больше: еще недавно жители Кастрополя, Мшатки, Мухалатки, Меласа перегоняли по Чертовой лестнице коров на яйлинские пастбища.
Остатки крепиды. Фото.
Если прикинуть мысленно, каков же был вид дороги по Шайтан-Мердвену «в лучшие ее годы», то станет совершенно очевидно, что предназначали ее не только для пешего хождения, но и для проезда верхом, и для перевозки грузов вьюком, и даже для подъема и спуска небольших двухколесных повозок. Будь это не так — зачем бы тогда делать широкий проход, каменным бутом выравнивать западины, устраивать крепиды и вообще выбирать наименее крутые участки пути? Для обычной пешеходной тропы, само собой, всего этого не нужно.
Выше сказано о значительной крутизне подъема — 15—20°, Два-три коротких и очень сильно разрушенных марша имеют крутизну до 30°, главным образом на поворотах. В прошлом они были значительно положе благодаря каменной вымостке, которая с течением времени разрушилась и исчезла. Да и те 15—20°, о которых идет речь, вовсе не относятся к наклону в целом. Сами марши не круче 10—15°, и только на поворотах, как это обычно для проезжих горных дорог, уклон больше. А 10—15° — крутизна, вполне доступная для конных повозок.
Добавим: подъем от входа в ущелье до выхода из него меньше 100 м по вертикали.
Вот, в сущности, и все, что можно сказать о Чертовой лестнице, не давая воли воображению. Вовсе не километр и даже не 800—1000 шагов — только 250 м, считая все извилины пути. Совсем не ступени и тем более не какие-то «гигантские ступени» — только повороты и прямые марши. Наконец, не лестница, а дорога, достаточно удобная для своего времени, теперь запущенная и полуразрушенная.
Разговоры о том, что тропа (или дорога) целиком высечена в скале, что и ущелье-то само вырублено в горах человеком — чистейшая фантазия. Трезвый взгляд на вещи все ставит на место; при этом с большим уважением начинаешь относиться к тем, кто «спроектировал» и проложил путь по ущелью: вместо того, чтобы идти напролом и крушить скалы, они оценили и использовали то, что предоставила им сама природа, дополнив ее титанические усилия своим скромным трудом. Разумно, не правда ли?
Наверняка, иной читатель почувствует разочарование после столь прозаического и объективного разговора о Шайтан-Мердвене: увы, рассеяна загадочность, а все, что становится понятным, — уже не привлекает.
Нет, это не так. Мы продолжаем любоваться цветами, хотя великолепно знаем всю их физиологическую «подноготную», и подолгу не отрываем глаз от морского прибоя, умея решать уравнения трохоидального («колесообразного») движения волн.
Точно так же не иссякнет и притягательная сила Шайтан-Мердвена от знания его реальных, а не вымышленных подробностей.
Кстати, о названии — Шайтан-Мердвен, Чертова лестница. Не кажется ли вам теперь, читатель, что приложить его нужно не к дороге по ущелью, а ко всему ступенчатому горному амфитеатру? И в самом деле — дьявольский рельеф. Удивительно меткая метафора!
Откуда же пошло мнение, что лестница и само ущелье вырублены в горах? Кажется, повинен был в этом Петр Симон Паллас, хотя он и не имел намерения ввести читателя в заблуждение. Паллас писал следующее: «Татары называют эту тропу Мердвен (лестница), и потому у русских она называется «лесенка». По направлению этой тропы глаз может проследить до самой вершины отвесную скалу, в которой она иссечена».
Иссечена! Вот в чем, по-видимому, дело.
Но ведь и географ, и геолог, и вообще любой естествоиспытатель часто (если не всегда) пишет и говорит о природе так, как если бы она была существом одушевленным. Возьмите, к примеру, такие фразы: «магма внедрилась» (т. е. «внедрила себя»), «тропа взбирается в гору», «дорога проходит между…» и тысячи других им подобных. В каждой из них предметам неодушевленным приписаны поступки, присущие живым существам. Но понимаем-то мы эти фразы правильно: никому же не придет в голову, что река и в самом деле может взбеситься, хотя мы постоянно пишем и говорим о «бешеных реках».
А вот в случае с Чертовой лестницей слова Палласа были восприняты в буквальном смысле: «тропа иссечена» — значит, кем-то, значит, человеком. Отсюда и пошло.
Паллас же, в сущности, подразумевал природу, ибо дальше он говорит: «В некоторых местах ступени исправлены рукою человека».
Обратите внимание — не сделаны, а только исправлены.
Крепость над тесниной
Горные проходы и перевалы, ведущие на Южный берег, в прошлом были защищены. На Караби-яйле, у Чигенитра-Богаза путь преграждали каменные стены. Они сохранились до наших дней, и, возможно, это как раз те «длинные стены», о которых еще в середине VI в. н. э. писал византийский историк Прокопий из Кесарии, сообщая, что построены они в Таврике императором Юстинианом I для защиты некоей «страны Дори» от набегов варваров.
Остатки тех самых «длинных стен» или каких-то других, более поздних, все еще видны на одной из седловин между горами Северной и Южной Демерджи, на перевале Кебит-Богаз (западнее Чатыр-Дага), на горном проходе Гурзуфское седло (рядом с вершиной Роман-Кош). Развалины каменных стен еще можно видеть и в двух шагах от южного уступа Главной гряды в соседстве со знаменитыми Байдарскими воротами. На перевалах, ведущих из Байдарской долины в обширную котловину Ласпи, в зарослях дуба, грабинника, кизила на полтора-два метра в высоту поднимаются сложенные из «дикого», не отесанного, камня барьеры, которыми от края до края перегорожены перевальные седловины. Пробираешься через кустарниковые дебри по такой вот седловине и открываешь ранее неизвестное сооружение, и не просто какой-то там «заборчик», наспех сложенный из глыб известняка, а настоящую оборонительную стену, кое-где метра в два толщиной. Вот тут и приходят на память слова Прокопия: «…император укрепил все места, где можно врагам вступить, длинными стенами…»
Впрочем, это лишь предположение. Возможны и иные варианты. Например, некоторые перевальные стены могли быть воздвигнуты позже или, наоборот, раньше времени Юстиниана.
В период развитого средневековья основные перевалы через Главную гряду защищены были небольшими крепостями. Невдалеке от Ангарского перевала, между Чатыр-Дагом и Северной Демерджи, маленький исар лепился на вершине Пахкал-Кая. Спуск с Главной гряды близ Ялты прикрывала крепость-замок Учансу-Исар. Два исара лежали при дороге с Гурзуфского седла к Гурзуфу. Биюк-Исар и укрепление на горе Кошка у Симеиза, по-видимому, контролировали дорогу через Эски-Богаз. Известно, что в средние века на Южном берегу существовало не менее четырех десятков крепостей размерами от площадки для крокета до футбольного поля и даже крупнее. Все они лежали при дорогах, причем многие — при дорогах через перевалы.
Как же обстоит дело с Шайтан-Мердвеном? Был ли и этот спуск с Главной гряды прикрыт «длинной стеной»? Не видны ли здесь руины укрепления?
Ближайшие к Шайтан-Мердвену исары отстоят от него на 5—7 км. С восточной стороны это Биюк- и Кучук-Исар у поселка Оползневое, с западной — небольшие укрепления у Фороса, ниже Байдарских ворот. Понятно, эти пункты не могли иметь значения для обороны Шайтан-Мердвена.
Почти против горной теснины, у берега моря, раскинулось курортное местечко с греческим названием «Кастрополь». Его более раннее и подлинное название — Кастропуло — переводится как «крепостенка». В средние века здесь действительно была крохотная крепость, следы которой видны и сейчас; название места сохранило память о ней. От Кастрополя до Шайтан-Мердвена по прямой около трех километров, по крутым и извилистым дорогам южнобережного склона — вдвое-втрое больше. Следовательно, и исар при Кастрополе не смог бы обеспечить оперативную, своевременную в случае угрозы вторжения, защиту перевала. Значит, надо искать ближе, в прямом соседстве с Чертовой лестницей…
Кондараки против Кеппена
Если не высказывать противоположные суждения, то не из чего выбрать наилучшее.
Геродот
Почти полтора века назад первоисследователь исаров Южного берега Петр Иванович Кеппен писал по поводу Шайтан-Мердвена так: «Систематическое расположение укреплений (По Южному берегу. — Л.Ф.) требовало того, чтобы при Мердвене — известном проезде по примечательной каменной лестнице — находилась наблюдательная или оборонительная точка. И действительно, за час пути к северо-западу от Мухалатки, вправо, т. е. к востоку от дороги и менее полуверсты от так называемой каменной лестницы, находится скала Исар-Кая, на коей, без сомнения, некогда было укрепление. Мне не удалось еще побывать на том, как говорят, безлесном месте, где, по словам одних, видны остатки развалин, между тем как другие уверяют, что тут и темеля (т. е. основания) нет».
Значит, Кеппен сам не видел этих развалин, но не сомневался в существовании крепости при Чертовой лестнице, хотя показания местных жителей на сей счет были попросту противоречивы. Свою уверенность, как и во многих других случаях, Кеппен черпал в названии места: Исар-Кая — «крепостная скала».
Где же находится эта скала? Ориентиры, сообщенные Кеппеном, не слишком точны. Похожих друг на друга скал на Южном берегу, в том числе и близ Шайтан-Мердвена, немало. Даже на подробнейшей карте берега и Главной гряды читатель не найдет скалы, обозначенной названием «Исар-Кая». Но ведь была же такая скала, коль скоро о ней говорили местные жители, указывая Кеппену направление поисков!..
Забегая вперед, скажем: она найдена, найдены и руины крепости, хотя кое-кто очень сомневался в такой возможности и даже предъявлял Кеппену обвинение в необоснованности его предположения.
Этим «кое-кто» прежде всего был автор известного четырехтомного «Универсального описания Крыма», изданного в 1875 г., — В.Х. Кондараки. В объемистых фолиантах находишь все: от природы страны до мифов и легенд. Среди обилия точных данных у автора проскальзывают домыслы, ошибки и небылицы, смешанные в кучу и так бросающиеся в глаза, что уже его современники, каламбуря по этому поводу, переиначивали фамилию автора на Кондавраки.
Речь, однако, идет не об «Универсальном описании».
Есть у Кондараки небольшая статья о Байдарской долине и ее окрестностях, в которой, между прочим, читаем: «Ему (П.И. Кеппену. — Л.Ф.) казалось, что древние греки имели укрепление при Чертовой лестнице, для защиты этого прохода со стороны Байдарской долины. Конечно, если б почтенный автор «Крымского сборника» побывал сам на Чертовой лестнице, то ему легко бы было разувериться в неосновательности созданного им предположения (видимо, Кондараки хотел сказать: «разувериться в основательности» или «увериться в неосновательности». — Л.Ф.): во-первых, потому, что ни на ней, ни по сторонам ее не было возможности поставить крепость, которая могла бы иметь влияние на желающих проникнуть Мердвеном; и, наконец, что за необходимость была жителям Южного берега воздвигать в отдаленных от них местах крепости, когда таковые находились при них?».
Итак, кто же прав: Кеппен и те из жителей Южного берега, которые сообщали ему о руинах на Исар-Кая, или Кондараки и другая часть жителей, уверявших, что там ничего нет?
Заметим мимоходом: Кеппен, описывая исары Южного берега, и словом не обмолвился, что они построены «древними греками», он приписывал их деятельности греков византийской эпохи. Кондараки здесь явно передергивает. Ну, а как быть с безапелляционными утверждениями самого Кондараки? Выходит так: он был на Чертовой лестнице, искал крепость и на ней и возле нее и не нашел.
Действительно, мы уже видели, что в самой теснине Шайтан-Мердвена попросту негде разместить даже небольшую крепостцу, хотя кое-какие стенки, завалы глыб, нависающие карнизы, крутые повороты — все это могло быть с успехом приспособлено для обороны. Но ведь это же не крепость! Выходит, Кондараки прав, а Кеппен заблуждался?
Однако повременим с выводами и поищем. Поищем прежде всего скалу Исар-Кая…
Этот чертов исар!
Если те, кто сообщает нам сведения о данных местностях, не согласны между собой, то мы не должны начисто отвергать эти сведения, но иногда следует принять рассказ целиком.
Страбон
Крепостная скала, Исар-Кая, упомянутая Кеппеном, и руины старого укрепления на ней были найдены в 1966 г., и тут стало ясно, почему одни знали об этой крепости и видели ее, тогда как другие сомневались в ее существовании, ссылаясь на отсутствие каких-либо примечательных развалов камня.
Между тем остатки крепости найти нетрудно, только искать их надо не у самой Чертовой лестницы, а чуть поодаль. Разноречивость показаний объясняется просто: есть две скалы, похожие друг на друга, если смотреть на каждую из них в профиль, со стороны перевальной седловины.
В удивительно теплый и ясный день начала ноября 1966 г. от Оползневого к Шайтан-Мердвену на поиски Исар-Кая двинулся разведочный «отряд» из двух человек — автора и редактора этой книги. За 9 км пешего пути по шоссе были обсуждены все варианты поисков, и, как постоянно случается в таких ситуациях, мнения оказались прямо противоположными: одному казалось, что нужно искать слева от Чертовой лестницы, на Мердвен-Кая, где, по слухам, кто-то видел нечто вроде развалов камня, второй же отстаивал «правый вариант». Решили проверить и тот и другой.
Поиски на Мердвен-Кая ни к чему не привели, разве только стало ясно, что слухи — вещь ненадежная. Тогда, спустившись по Главной гряде к северу, мы дали крюк вправо и целый час путались в густенном молодом лесу, пока не вышли на правый борт ущелья Шайтан-Мердвен, но и здесь, увы, никакого укрепления не нашли. У нас хватило терпения — скорее, злости — продраться еще сотни две метров по зарослям, и удача оказалась рядом и так близко, что поначалу поверить в нее было просто невозможно…
Тропа на выходе из ущелья к седловине углубляется в лес. Справа, за узким ущельем, поднимается его скальный борт, ступенчатый профиль которого (это выветривание так отпрепарировало слои известняков) облегчает подъем на небольшое, наклоненное в северную сторону плато, выступающее клином к югу. Со стороны седловины этот скальный выступ имеет вид форштевня. Его-то, по всей вероятности, многие, и в том числе Кондараки, принимали за Исар-Кая.
Почти до кромки южного обрыва плато покрывает густой лес. Под его пологом нет ничего, что мало-мальски напоминало бы о древностях. Правда, внизу, на краю скалы, заметны небольшие прямоугольные вырубы и один из них, площадью 3×5 м, ориентирован на северо-восток; тут же можно найти обломки черепицы. Возможно, что под скальным форштевнем в прошлом было несколько построек и часовня (именно на северо-восток ориентировано большинство средневековых храмов на Южном берегу), но это, конечно, совсем не Исар-Кая и не укрепление. К тому же следы средневековья здесь настолько слабы, что едва ли кто знал об этом месте, тем более, что добраться до него совсем не просто.
С уступа первой скалы открывается вид на следующий блок известняка, наклоненный к северу и расположенный восточнее, приблизительно в 350 м по прямой от Чертовой лестницы. В целом картина напоминает гибель старого броненосца, от которого на поверхности осталась только носовая часть. Это и есть Исар-Кая. Кстати, скалу отлично видно с шоссе, приблизительно с того места, где слева от дороги — могила солдат, а справа — крутое ребро Балчик-Кая. С других точек шоссе, с Чертовой лестницы и с перевальной седловины Исар-Кая не видна. Поэтому не удивительно, что ее, лежащую в стороне от троп и дорог, никто и не знает.
Путь к ней лежит по кромке обрыва первой скалы, среди густых зарослей колючей крымской растительности, и нужно изрядно запастись терпением, чтобы, путаясь в этом чертолесье, не махнуть рукой и не повернуть назад. В конце концов перед глазами предстает небольшая клиновидная площадка, довольно круто наклоненная к северу. По восточной и северной сторонам ее прячутся в зарослях кустов развалы боевых стен исара — этого «чертова» исара, за которым, право же, стоило бы сохранить такое название.
Масштаб укрепления настолько невелик, что для буссольной топосъемки его нужно всего 3—4 часа. Площадка Исар-Кая, занятая укреплением, в плане представляет собой треугольник, обращенный острой вершиной к западу-юго-западу и основанием — на восток. Каждая из боковых сторон треугольника длиной 70 м, основание — около 50 м. Вся площадь укрепления — около четверти гектара, и, в сравнении с другими средневековыми крепостями на Южном берегу, исар этот выглядит миниатюрно, хотя есть среди них сооружения и поменьше его.
С южной стороны крепостная площадь ограничена непрерывным и почти вертикальным обрывом высотой в 30—50 м. Обрыв защищает и часть северо-западной стороны треугольной площадки. Ее поверхность имеет наклон в 5—15° к востоку. Севернее исара — неширокая седловина, соединяющая скалу Исар-Кая с Главной грядой; восточнее — почти тридцатиградусный склон, падающий к тесному ущелью, в котором вполне могла бы быть вторая Чертова лестница. Похоже, что и этой тесниной пользовались для подъема на Главную гряду, так что положение исара в соседстве с ней и над ней вполне оправдано задачей обороны не только Чертовой лестницы, но и соседних ущелий.
План мердвенского исара.
1 — скальные обрывы, 2 — нависающие обрывы, 3 — условные горизонтали (через 2 м), 4 — оборонительные стены (на флангах разрушены), 5 — развалы камня, 6 — переотложение обломков керамики, К — угловой контрфорс, В — ворота, Д — дорога, X — храм, П — места пристенных построек.
Конструкция оборонительных стен мердвенского исара (поперечные профили).
Исар-Кая была укреплена боевыми стенами только с северной и восточной сторон. Их общая длина не превышала 105 м, тогда как периметр треугольной площадки равен 205 м. Следовательно, только полпериметра находилось под защитой стен. Укреплять вторую половину явно не имело смысла, ибо кому же придет в голову карабкаться на скальные обрывы, не только отвесные, но кое-где и нависающие.
Стена в северной куртине была длиной около 50 м. Толщина ее — 2,5—2,7 м, у основания — около 3 м. Кладка стены, сохранившаяся в высоту до 1,5—2,5 м, выполнена из разномерного бутового камня (известняка), в три панциря. Каждый из них сложен на редкость тщательно, а межпанцирные полости заполнены мелким камнем и щебнем. В поперечном профиле стена имела вид узкой и высокой трапеции. Судя по объему камня в развалах, начальная высота ее в северной куртине достигала 6—8 м.
Прочность сооружения обеспечивалась не только трапециевидным профилем стены, но и великолепным вяжущим раствором, цементирующим камни. Это белая гашеная известь с примесью гальки, гравия, небольшого количества толченых обломков черепицы и гончарной посуды. Такой вяжущий раствор обнаружен почти во всех средневековых исарах Южного берега. На открытых плоскостях наружного и внутреннего панцирей за многие сотни лет он разрушился, его остатки вымыты и выдуты, но в глубине кладки раствор имеет прочность камня, и бывает непросто извлечь его образчик из узких щелей между глыбами.
Стена в восточной куртине (длина 52 м) сохранилась очень плохо и только в северной части, под развалами камня. Фланг восточной куртины выходил к южному обрыву. Здесь стена разрушилась до основания, но место ее можно точно определить по подтескам на скальном основании: из-за большой крутизны склона необходимо было выровнять площадку перед началом кладки. Сильное разрушение стены местами, возможно, и обязано крутому уклону. Не исключено, что она рухнула наружу, в восточном направлении, во время одного из землетрясений. Если сейсмический удар исходил со стороны моря, то это вполне объясняет встречное опрокидывание сооружения.
Под округленным углом смыкания северной и восточной стен сохранился мощный, сложенный из крупных глыб, клиновидный выступ — род контрфорса. Вход в исар находился поблизости от этого угла, в восточной стене. Забегая вперед, скажем, что в 1967 г. вход был расчищен от каменного завала и оказался довольно широким — 1,5—1,65 м при толщине стены в этом месте в 2,3—2,4 м. Рядом с ним, с наружной стороны, обнаружена глыбовая вымостка дороги, которая шла со стороны северной седловины, мимо углового контрфорса.
В общем, от боевых сооружений исара, спланированных экономично и вполне его защищавших, сейчас сохранилось едва ли 20%. Расчет (по реконструкции) дает объем кладки в 1500—1700 куб. м. Это совсем немного. Сноровистый каменщик с подручным выкладывает за нормальный рабочий день до 3 куб. м камня, если не больше. Для «артели» человек в тридцать сложить стены крепостцы было делом, самое большее, полутора-двухмесячным.
Укрепление на Исар-Кая было разрушено по крайней мере однажды (а быть может, и несколько раз) в военной ситуации. Но и того, что скала совершенно открыта всем ветрам, дождю, зною, вполне достаточно, чтобы стены исара со временем развалились под неумолимым воздействием сил природы.
А как же с водой?
Созерцая… сооружения, воздвигнутые с целью охранять уже завоеванные земли или угрожать соседям, невольно обращаешься мыслью к тем людям.., которые возвели эти цитадели, укрывались и жили за этими крепостными стенами…
Морис Дрюон
На седловине перед исаром и на крутом склоне, падающем от восточной стены к глубокому каньону, не видно ни малейших признаков старых жилищ. Да и те четверть гектара, пределами которых ограничена вся площадь горной крепости, выглядят удивительно пустынно. Поверхность скалы спадает к востоку невысокими, неровными и каменистыми террасами. Несколько небольших кустов шиповника и боярышника да пара низкорослых и корявых грушевых деревьев — вот и все, что оживляет крепостной треугольник, поросший клочками сухой травы, на большей же своей площади — совершенно лысый, как могут быть лысы только скальные поверхности известняка.
Известно, однако, как обманчиво выглядит порой место, скрывающее на глубине в метр-два древние руины. Бывает и так, что совершенно пустая, на первый взгляд, площадка, прикрытая как будто лишь нетолстым слоем почвы, открывает при раскопках множество остатков прошлого, и в конце концов оказывается, что толщина культурного слоя на ней достигает нескольких метров. И единственное, чем руководствовался археолог в выборе именно этого места для поисков, — это растительность: кусты и деревья охотно и Дружно растут на старых руинах, скрытых позднейшими наносами. Зеленые кущи служат индикатором развалин; если же здесь много терна, есть кусты мушмулы, старые кевы (дикая фисташка), тогда отбрасывайте сомнения самым решительным образом и, засучив рукава, приступайте к делу.
На память приходит случай недавних раскопок на одной из красивейших скал Южного берега — Хачла-Каясы, поблизости от Верхней Ореанды. Вся поверхность исара казалась голой, лишенной даже почвы, а можжевеловые деревья корнями своими уходили вроде бы прямо в трещины известняка. И вот там, где месяца два назад стояла туристская палатка, а рядом чернело пятно кострища с современными «культурными остатками», раскоп открыл руины храма и на глубине с метр — каменную могилу, полную черепов и костей. Знай обитатели палатки, над чем они пристроились, вероятно, им было бы не по себе…
Здесь, на Исар-Кая, даже человеку бывалому, посвященному в «секреты» древних пепелищ, вид голого совершенно места показался бы весьма неутешительным.
Что же, быть может, здесь ничего и не было? Ведь там, где лежат развалины боевых стен исара, действительно непролазная гуща кустов и деревьев, а на площадке их нет. Не следует ли из этого, что исар пуст? Но тогда зачем его построили? Кто-то должен был его населять, а раз так — то и в чем-то жить. А если на Исар-Кая находилась только малочисленная стража, как на любом удаленном от населенных мест военном посту? Да, но исар, хотя и мал, лежит все же на важном пути. Нет, здесь что-то не так.
Словом, пустынность исара казалась загадочной, необъяснимой. Скептику достаточно было бы вспомнить еще и то, что Исар-Кая абсолютно безводна, чтобы окончательно поставить на ней крест. Небольшой источник на перевальной седловине находится слишком далеко от исара, а в каньоне, расположенном восточнее, вода бежит лишь после дождей, да и то считанные часы. Так или иначе, все источники воды лежат далеко за пределами крепости на Исар-Кая. Вот вам и объяснение загадки, заметит скептик: нет воды — не было жилищ.
А так ли? Как же объяснить тот факт, что и под обрывами Исар-Кая, и на крутом склоне ниже совершенно разрушенной восточной стены, и на самих четверти гектарах крепости достаточно побродить час-другой — и соберешь целую кучу обломков черепицы. Как раз той самой, плоской, с двумя бортиками, с направляющими валиками для стока воды, с грекоалфавитными ремесленными метками черепицы, которой сотни лет местное население покрывало свои жилища! Значит, все-таки были здесь жилые постройки. Но куда они подевались? Кто населял их? Как жили в них люди и жили ли вообще?
Спустя год исар кое-что приоткрыл и уже не выглядел таким безнадежно пустым и, если так можно сказать о давным-давно покинутом месте, безжизненным.
Произошло это так.
В июле 1967 г. стояли мы в Голубом Заливе, чуть западнее Симеиза, в бывших Верхних Лименах. «Мы» — это Южнобережный археолого-топографический отряд, состоявший прежде всего из двух с половиной десятков подростков и юношей в возрасте от 10 до 18 лет — воспитанников «нашего шефа». Отряд включал самого «шефа», еще двух сотрудников киевского института археологии и автора этой книжки. Основная цель отряда заключалась в археологической разведке и охранных раскопках на трассе строившейся в те годы новой автомагистрали.
В окрестностях Лимен дел была уйма, а к концу лета нужно было добраться и до Ласпи, обследовав участок берега более чем в 25 км длиной. Крепость на Исар-Кая лежала в стороне от трассы и могла, конечно, подождать археологов год-другой…
И все же она не давала покоя ни автору, ни тем более археологам, и вечерние наши беседы крутились вокруг нее до тех пор, пока однажды «шеф» не решился: «Берите-ка вы, — обратился он к автору этих строк, — пяток ребят, инструменты, палатки, ну и все прочее и отправляйтесь на Шайтан-Мердвен: нужно сделать хотя бы пару разведочных раскопов».
Утром все было готово к походу, и спустя три часа отряд из семи человек тащил по Чертовой лестнице рюкзаки, лопаты, кирки и все необходимое для многодневного пребывания в горах.
Началась неделя сплошных открытий.
О том, что под землею
Теперь уже все признают, что откапывание прошлого — это не только захватывающее развлечение, но и серьезная наука.
Гордон Чайлд
Приглядевшись внимательнее к Исар-Кая, замечаешь, что, в сущности, не такая уж это и голая скала, как может показаться с первого взгляда. Там, где был южный фланг восточной стены, и близ кромки южного обрыва на поверхность действительно выступает скальный известняк, но значительная часть крепостной площади (см. план) перекрыта своего рода чехлом камня и мелкозема. Слой этот настолько плотный, материал в нем так сильно спрессован, что при ударе чем-либо тяжелым издает глухой звук, как скала. Это-то и вводит в заблуждение относительно характера грунта. Однако два-три взмаха киркой раскрывают истинную природу каких-то неясно очерченных бугров и террас на площадке Исар-Кая. Они оказываются не чем иным, как руинами построек, перекрытыми более или менее толстым слоем строительного камня и мелкозема, который битком набит обломками кровельной черепицы и гончарной посуды, как сказал бы Кеппен, — «дребезгами горшечными».
План часовни на Исар-Кая. А — место разбитой амфоры.
Одно такое местечко показалось нам привлекательнее других, и было решено заложить именно здесь разведочный шурф площадью 2×2 м. Без особого воодушевления юные археологи взялись за дело, а автор этих строк принялся было осматривать подступы к Исар-Кая с восточной стороны.
Не прошло и полчаса, как раздался дружный вопль.
«Беда! Кто-то кому-то заехал киркой или лопатой», — мелькнуло в голове, и, проклиная свою непредусмотрительность, автор бросился обратно на предельной скорости.
Нет, ничего ужасного не произошло. Землекопы сгрудились вокруг квадратной ямы, глубина которой еще не достигла и полуметра. На дне ее выступала расчищенная каменная кладка — левый передний угол и часть полукруглой апсиды небольшой средневековой часовни.
На Южном берегу таких средневековых часовен — десятки. Они найдены и в исарах, хотя чаще за их пределами, на отдельно стоящих горках, на средневековых могильниках, на наиболее выдающихся мысах Главной гряды. Находка еще одной из них — не бог весть какое событие, но то, что остатки часовни обнаружены на Исар-Кая, говорит о многом.
Во-первых, выходит, что исар представлял собой не какое-нибудь там резервное укрепление, а был населен. Во-вторых, на Исар-Кая был не просто военный пост, а поселение и, наверняка, долговременное. Неизвестно, чтобы на небольших и временных блок-постах строили храмы. Наконец, часовня на Исар-Кая архитектурно однотипна со всеми средневековыми церквушками Южного берега, следовательно, мердвенский исар — дело рук средневековых фортификаторов, о чем говорят и многие особенности его боевых стен. Получить дополнительное подтверждение никогда не мешает.
Часовня оказалась очень небольшой, 3,6×6,0 м. Такие же габариты имеют многие средневековые храмы на Южном берегу, в горном Крыму, в Херсонесе. Ее полукруглая апсида обращена на восток-северо-восток, известны подобные ей и в этом отношении. Стены часовни сложены из не слишком крупного и не очень правильного по форме камня, почти из бута, скрепленного известковым раствором. Они сохранились в высоту на 0,7—0,8 м, первоначально же были не выше 2,2—2,5 м. Об этом судишь по малой их толщине (0,6—0,7 м). Внутри помещения стены покрывала известковая штукатурка с полихромной росписью, кусочки которой найдены на полу часовни, устланном песчаниковыми плитами, но еще в древности взломанном. В мусоре, покрывавшем пол, содержалось довольно много угля, удивительно мало обломков черепицы и сотни полторы кусков от одной-единственной амфоры, стоявшей в алтаре и раздавленной при обрушении часовни. Постройка погибла в пожаре.
Реконструкция часовни
Взломанный пол, малое количество керамики и, что самое любопытное, не очень мощный завал камня над остатками часовни намекают на чьи-то раскопки этой постройки после ее разрушения и еще в древности. Был ли это грабеж или просто население исара реализовало для каких-либо надобностей камень и черепицу — сказать трудно.
В западной оконечности Исар-Кая на скальной поверхности заметен выруб — выровненная площадка размером 3,5×6,0 м, вытянутая в северо-восточном направлении. Ничего на ней сейчас нет, но в прошлом, быть может, и здесь стояла часовня. В некоторых исарах обнаружено по два-три храма в разных местах или друг над другом, как, например, на скале Панеа в Симеизе.
Мощный слой камня, мелкозема, керамики как бы бронирует остатки жилищ на Исар-Кая. Как и в других исарах, на покатой поверхности скалы, внутри пояса стен, лепились одна над другой тесные каменные хибарки, каждая размером от 3×4 до 5×6 м. Жилища разрушены до основания, и всюду видны следы пожара — угли, почерневшая в огне черепица, обожженные известняковые камни.
Сровнять с землей эти постройки не составляло большого труда. Сложены они были из бута, большей частью без извести, только на глине, пол имели каменный или глинобитный или же выстланный тонкими плитами песчаника и крышу из плоской красной кровельной черепицы — керамиды.
Удивительно жалкое, по современным меркам, впечатление производят эти каменные жилища не только на Исар-Кая, но и на других исарах. Редко-редко раскопки раскрывают основания стен более крупных, двух-или трехкомнатных построек, сложенных из тесаного камня на известковом растворе, оштукатуренных изнутри. Современному читателю трудно понять, как умудрялись целые семьи ютиться в таких тесных и по большей части низких клетушках. Свидетельством беспримерной непритязательности жителей Южного берега в эпоху средневековья служат и миниатюрные храмы-часовни. Что говорить, если даже богу посвящались такие скромные сооружения, мог ли простолюдин в то время заботиться о себе больше!.
Раскопки часовни Фото.
Многие жилища на Исар-Кая лепились к оборонительным стенам, впритык друг к другу. Их размер был ничуть не больше. В исарах пристенные постройки зачастую служили помещением для стражи, своего рода кордегардией, возможно, в качестве кладовых. Выполняли они, по всей вероятности, и иное назначение: крыши пристенных построек, доходившие до или почти до уровня боевого полка оборонительной стены, сами могли служить площадками для размещения стражи и запасов метательных камней — боллов, которые часто попадаются в развалах.
Под стать скромному виду жилищ была и их утварь. Конечно, многое исчезло бесследно, сгнило, рассыпалось в прах, и только керамика пережила века, но и по керамическим остаткам мы можем более или менее ясно представить, что же окружало человека в быту в то далекое время. Каменный «чехол» Исар-Кая в зоне жилых построек переполнен обломками гончарных красноглиняных одноручных кувшинов, двуручных амфор, громоздких пифосов — этих глиняных бочек античности и средневековья. Потоки воды во время ливней постепенно размывают культурный слой, унося керамику за пределы укрепления. Масса обломков покрывает склон ниже разрушенной восточной стены, множество их попадается в каменных развалах под обрывами Исар-Кая, особенно под южным.
Значительно реже находишь мелкие куски кухонной и столовой посуды — горшки, кубки, миски, тарелки, в лучшем случае украшенные незамысловатым волнистым прорезным орнаментом, и уж совсем редко попадаются обломки чаш, тарелок и кубков, покрытых полихромной росписью и поверх нее — тонким слоем стеклянной глазури (так называемая поливная посуда).
Реконструкция средневековых жилищ на Исар-Кая.
В своей массе керамика Исар-Кая может быть датирована XII—XIV вв. К ней следует добавить находки железных кованых гвоздей, очень крупных, обычно использовавшихся для сколачивания деревянного каркаса под черепичную кровлю, кусочки стекла, мелкие обломки индигово-синих стеклянных браслетов.
Вот, пожалуй, и все, что на данном этапе исследования может охарактеризовать материальную культуру мердвенского исара.
В сумме же всех находок 1967 г. «амфорно-пифосно-черепичная» керамика составляет почти. 100%. Ее обилие в культурном слое исара говорит за то, что жизнь тут длилась столетия.
Если взять средние цифры, то в южнобережных исарах (как, например, в укреплении на Крестовой горе в Ореанде) соотношение обломков черепицы, пифосов, амфор и кувшинов выглядит так: черепица — 75% (96), пифосы — 10% (0,6), амфоры и кувшины — 15% (3,4). Несложный пересчет количества обломков на условно целые предметы дает ряд чисел (в скобках), из которого видно, что в керамике исаров абсолютно преобладает кровельная черепица.
Представим себе заурядное средневековое жилище, что-нибудь около 3×5 или 4×5 м, т. е. площадью в 15—20 кв. м. На кровлю такой постройки нужно положить 250—300 черепиц. Тогда числа в скобках говорят о том, что в среднем в них могло быть только по 1—2 пифоса и штук по 9—11 амфор и кувшинов. Расчет этот приблизительный, но раскопки целого ряда средневековых жилищ, погибших, например, при пожаре (следовательно, неожиданно и со всем тем, что в них было), вполне его подтверждают: в каждом из домов найдено 1—2, самое большее 3 пифоса, а также 4—6—8 амфор, максимально — 10. Да это и понятно: в тесноте каменных хибарок, какими было тогда большинство жилищ (особенно в исарах), попросту негде разместить большее число емкой и громоздкой керамической тары.
А вот на Исар-Кая получилось совсем не так. В большой куче собранной по всему укреплению керамики оказалось приблизительно одинаковое соотношение обломков кровельной черепицы, пифосов и амфор. Это значит, что керамической тары здесь было втрое-впятеро больше, чем в любом другом южнобережном исаре!
Оно и понятно: те, кто населял укрепление на безводной скале, были предусмотрительны и загодя обеспечивали себя запасами воды на случай военных неурядиц.
Что дело в конце концов не обошлось без них — об этом говорят следы пожара, разрушенные до основания жилища, боевые стены, сохранившиеся на треть, а то и на четверть своей первоначальной высоты. Исар был ареной борьбы по крайней мере один раз или дважды. Впрочем, разведка есть разведка и не больше. Чтобы проследить историю исара от его возникновения до гибели, двух небольших разведочных раскопов мало, нужно прощупать буквально каждый квадратный метр его поверхности.
Однако уже сейчас более или менее ясно, что исар был разрушен если не в XIV в., то в начале XV. Здесь относительно мало обломков керамики этого времени, а также X—XII вв., тогда как керамика XIII—XIV вв. наиболее обильна и разнообразна.
В какой ситуации наступил конец исара? Кто был повинен в гибели этой небольшой, но стратегически важной крепости? Наиболее сильное подозрение падает на генуэзцев.
Генуэзцы обосновались на Южном берегу во второй половине XIII в. Главный торговый и административный центр их крымских владений — Кафа (до этого и после город именовали Феодосией). Мелкие консульства находились в Солдайе (Судаке) и Чембало (Балаклаве), небольшие гарнизоны могли быть размещены в Лусте (Алуште), Горзувиуме (Гурзуфе), Джалите (Ялте), Люпико (Алупке), Фори (Форосе). Короче, весь Южный берег с конца XIII столетия по 1475 г. был более или менее прочно в руках генуэзцев, которые именовали его «Капитанством Готии».
Пифосы, амфоры, кувшины, вьючные фляги, найденные при раскопках.
Возникновение многих исаров по времени совпадает с появлением на Южном берегу и энергичной деятельностью генуэзцев, которые, обосновавшись з прибрежных укрепленных пунктах, начали, по-видимому, постепенно прибирать к рукам южнобережную «кампанью» (сельскохозяйственную территорию). Тесня местных феодалов, захватывая и — не исключено — разрушая исары, как центры возможного сопротивления, генуэзцы тем самым обеспечивали не только безопасность своих факторий, но и безответный грабеж местного населения.
Словом, историческая ситуация того времени дает, как нам кажется, основание подозревать, что виновники опустошения многих исаров — именно генуэзцы. Тогда можно предположить, что и крепость при Шайтан-Мердвене была разгромлена ими же. Дальнейшие исследования покажут, насколько эта гипотеза справедлива, каково будет соотношение фактов за и против такой версии.
Нельзя, однако, исключить, что гибель некоторых исаров последовала в связи с какими-то другими событиями, в том числе и не военного характера. Вспомним здесь еще раз о страшном, разрушительном замлетрясении 1341 г. В общем, получается так: чуть только приподнимешь завесу над одной загадкой, как тут же возникает новый недоуменный вопрос.
Как бы то ни было, исар над Мердвеном не избежал общей для всех исаров судьбы: уже шестьсот лет с лишком яркое крымское солнце озаряет только руины на старом пепелище.
Дорога
Хорошо известный кругу специалистов археолог-медиевист А.Л. Якобсон уже не один десяток лет изучает памятники крымского средневековья. В одной из своих работ, говоря о древностях Южнобережья, он мимоходом затронул вопрос о перевалах и дорогах через Главную гряду. Ученый высказал сомнение, что такие горные проходы, как Шайтан-Мердвен и некоторые другие, служили в раннем средневековье, скажем, в V—VIII столетиях, для сношения между Южным берегом, с одной стороны, и горным Крымом и предгорьями — с другой.
«…Большинство этих дорог, — пишет он, — вообще представляют лишь горные тропы; к тому же функционирование их в раннем средневековье (например, Мердвень — Чертова лестница) просто недоказуемо. Кроме того, непонятно, к каким городам вели эти тропы. Только один путь (между Чатыр-Дагом и горой Демерджи), ведущий к Алустону (а от него в Партениты и Горзувиты), представляется нам реально существовавшим в раннее средневековье».
В этих нескольких строчках содержится по крайней мере пять ошибочных утверждений и предположений.
Во-первых, пути через многие перевалы (богазы) — это не тропы, а настоящие дороги. Достаточно проторенные, в меру широкие, более или менее удобные не только для пешего хождения, но и для проезда повозок. К примеру: Чигенитра-Богаз, Демерджийский перевал, Гурзуфское седло, Эски-Богаз, перевал в Ласпинскую котловину у горы Мачук и другие.
Во-вторых, теперь хорошо известно, что не один и не два, а не меньше пяти богазов функционировали и в раннее средневековье, и в еще более раннее время. Вдоль дорог через них нередко находишь обломки и раннесредневековой черепицы, и краснолаковой посуды римского времени, и эллинистических амфор.
В-третьих, нельзя же так упрощенно понимать развитие дорожной сети: от города к городу. Конечно, на Южном берегу в раннее средневековье было едва ли больше трех-четырех местечек в городском ранге (Алустон — ныне Алушта; Партенит, или Партениты — ныне Фрунзенское; Горзувиты — ныне Гурзуф). Но поиски, проведенные в последние 10—15 лет, показали, что на тесной территории Южного берега ютилось великое множество и небольших хуторов, и крупных аграрных и рыбацких поселений. Это была густо населенная часть Таврики. К ней, к разным ее районам, немало шло дорог из-за гор.
В-четвертых, путей к Алустону (Алуште) было два, а не один, и главный из них шел не между Чатыр-Дагом и Демерджи, через Ангар-Богаз (тогда мало пригодный для езды), а по перевалу Кебит-Богаз из верховьев реки Альмы, западнее Чатыр-Дага.
Наконец, что касается Партенита и Горзувит, то, помимо связи с Алустоном, они могли иметь и независимый выход на Главную гряду и в предгорья — через Гурзуфское седло или Демир-Капу.
Ог Шайтан-Мердвена по яйле дороги ведут в трех направлениях: на север — к селу Родниковскому (б. Скеля); на восток — к перевалу Эски-Богаз, откуда спуск к Голубому Заливу (б. Лимены) и Симеизу; на запад — в село Орлиное (б. Байдары).
Путь на север связывал Южный берег со средневековыми пещерными монастырями, городами и крепостями княжества Феодоро (Мангуп, Эски-Кермен, Качи-Кальон и др.,) — К верховьям речки Черной, где лежит село Родниковское, дорога с Шайтан-Мердвена спускается по балке Малташ-Дере, что значит в переводе с татарского «торговая балка». В ее названии, по мнению Н.И. Репникова, восходящем к древности, дошло до нас из глубины веков значение этого горного пути.
К вопросу о «приоритете»
Итак, три лье тянулась дорога и вдруг озадачила его. Поперек ее пролегла другая дорога, широкая и торная.
О. Генри
Какой бы маршрут ни избрать — на север, восток или запад от Мердвена, — каждый по-своему интересен. Западный путь пролегает по наклоненному в северную сторону каменистому плато Главной гряды, поблизости от ее южного уступа, затем отходит вправо, огибая далеко выступающий мыс Кильсе-Бурун, и спускается по левому борту крутой балки в Байдарскую долину, между селом Орлиным и Байдарскими воротами. Длина этой дороги около 7,5—8 км. Ныне ею пользуются редко, она почти заброшена. Знают дорогу лишь жители окрестных сел Байдарской долины. Тех же, кто впервые открывает ее, она поражает своей пустынностью и местами титаническим видом.
Почти на 5,5 км дорога пробита в известняке. При спаде плато Главной гряды к северу крутой борт дорожной выемки на южной обочине то едва выступает над полотном небольшим гребешком, то поднимается на 2—3 и даже 3,5 м, особенно в балке, на западном участке пути. Противоположная, северная, обочина дороги на большом протяжении усилена крепидами. Они выложены из крупных глыб и среднего бута без вяжущего раствора. Крепиды нередко имеют ступенчатый профиль.
Полотно дороги частично представляет собой голую скалу, частью же в его основании лежит слой бута и щебня, мощность которого в разных местах различна.
Ширина полотна достигает 6—6,5 м. Четко видны колеи, врезанные в скальную поверхность, — где сантиметров на пять, где до полуметра, местами отполированные до блеска. Ширина между колеями 1,8—2 м.
Для жителя равнин, привыкшего к виду грунтовых дорог и к той легкости, с которой можно проложить колею в любом направлении, путь от Шайтан-Мердвена к Байдарской долине выглядит необыкновенно и загадочно. Какая же бездна человеческой энергии вбита в каждый погонный метр этого пути, рядом с которым можно просидеть и день, и два, и неделю, а то и добрый месяц, так и не увидев ни путника, ни повозки!
Кто же соорудил эту дорогу? Не пришельцы же из других миров!
В XIV томе географического описания России читаем: «За д. Байдарами дорога начинает постепенно подниматься среди прекрасного леса (речь идет о дороге к Байдарским воротам. — Л.Ф.). На 3-й версте от Байдар на восток от нее отходит шоссейная дорога, устроенная гр. Мордвиновым для вывоза принадлежавшего ему леса. В настоящее время эта ветвь имеет протяжение 7 верст и доходит до Мердвеня; по мере же использования ближайших участков леса ее предполагают довести до Бахчисарайского шоссе».
Дорога от Шайтан-Мердвена к Байдарской долине. И — скальные известняки, К — колеи, П — подсыпка бута и щебня, С — подпорные стены.
И так, граф Мордвинов! Значит, дорога сооружена недавно?
Что-то не похоже. Судите сами.
Вдоль пути попадается много одичавших и очень старых грушевых деревьев. Местами видны развалины старых кошар и жилищ, в которых находишь обломки не только татарской, но и более ранней средневековой черепицы и посуды. Куски средневековой керамики встречаешь и на самой дороге. А как объяснить отполированные глубокие колеи в скале? За сто-полтораста лет колеса повозок вряд ли настолько пропилили бы крепчайший яйлинский известняк. А очень древний вид крепид? Да они и по манере кладки ничем не отличаются от подпорных стен Шайтан-Мердвена или тех, которые находились у других старых, средневековых дорог на Южном берегу.
Похоже на то, что предприимчивый лесопромышленник граф Мордвинов использовал древний путь, кое-где подправив его и подновив…
Однажды километрах в трех от Шайтан-Мердвена автор нашел в каменной наброске дорожного полотна осколки краснолаковой чашки и ручку амфоры первых веков нашей эры — времени римской оккупации Таврики. Оказалось, что и раньше археологи встречали краснолаковую керамику на этом пути. Почти два тысячелетия валялись обломки в пыли и щебне немой памяткой о тех, кто три столетия держал меч над Таврикой и Понтом, — о римских легионерах.
Граф Мордвинов не был ни единственным, ни первым, кому пришло в голову связать Байдарскую долину с Шайтан-Мердвеном (добавим: и Эски-Богазом) проезжей дорогой через плато.
Via militaris
И люди добрые, пожив, ушли,
И злые прочь исчезли вместе с ними.
Что ж остается из богатств Земли?
Лишь слава добрая и наше имя.
Саади
Во второй половине первого века нашей эры юго-западную Таврику оккупировали римляне, и их главной базой стал город Херсонес. До IV в. в нем находились солдаты I Италийского, XI Клавдиева и V Македонского легионов мёзийской армии Рима. От того времени остались в древнем городе некоторые постройки, цитадель, надписи на камне, монеты, черепица, посуда, гончарные трубы.
Само собой, легионеры появились в Таврике не затем, чтобы сидеть в Херсонесе взаперти. Им предстояло оккупировать обширную территорию, следовательно, необходимы были и другие укрепленные пункты, и, видимо, они существовали. Но где?
Вопрос этот оставался открытым до тех пор, пока на Южном берегу Крыма археологи не отыскали остатки римской крепости.
Правда, и до этого историки знали из сочинений своих античных коллег, что в римское время в Таврике был по меньшей мере еще один город. Так, Плиний Старший упоминает город Харакены, а Клавдий Птолемей (географ) — Харакс, что, по-видимому, одно и то же. Греческое это название — Харакс — означает место, окруженное рвом и валом, палисадом, стеной, так-же — укрепление. Координаты, указанные Птолемеем для Харакса, относят это место к Южному берегу, к участку между Аю-Дагом и нынешним Симеизом.
Между Мисхором и Ореандой Южный берег круто поворачивает с широтного направления к северо-востоку. В этом месте в море выступает скалистый мыс Ай-Тодор; в названии его — память о некогда стоявшей на мысу средневековой церквушке св. Федора.
Кеппен видел на этом мысу остатки каких-то построек и посчитал их за средневековые. Двенадцать лет спустя, в 1849 г., граф Шувалов провел здесь первые раскопки, а на рубеже прошлого и нынешнего столетий многолетними раскопками на Ай-Тодоре руководил М.И. Ростовцев — известный русский историк и археолог.
Вот тут-то и выяснилось, что на мысе Ай-Тодор была римская крепость и, по-видимому, как раз тот самый Харакс, координаты которого находим мы в сочинении Клавдия Птолемея.
Около 68—69 гг. н. э. мыс захватил десант бравых моряков Равеннской эскадры. По находкам монет можно судись о том, что римляне стояли в Хараксе и во II и в III вв. Клейма на кровельных черепицах принадлежат мастерским I Италийского и XI Клавдиева легиона — тем же, что и в Херсонесе.
Крепость Харакс возводилась ради вполне определенной цели: держать в покорности жителей Южнобережья — тавров. Все древние авторы сходятся на том, что тавры были народом варварским, разбойным, промышляли на суше и на море у побережья, грабя греческих и римских купцов, и даже нападали на военные отряды.
Римский историк Корнелий Тацит, рассказывая о перипетиях войн понтийского царя Митридата VI Евпатора с римлянами (в I в до н э.), вспоминает и такой эпизод. Одержав победу над Митридатом, римское войско возвращалось морем (по-видимому, от Керченскою пролива), корабли попали в бурю, и несколько из них выбросило к берегу тавров. Варвары окружили их, убили префекта когорты и множество воинов вспомогательного отряда.
Харакс и другие опорные пункты римлян на Понте могли положить конец пиратству варваров. Что дело пришло именно к такому исходу, вроде бы следует из замечаний современников. У римского историка Иосифа Флавия находим мы любопытный в этом смысле пересказ речи Агриппы, обращенной к иудеям в порядке назидания: «Зачем говорить о гениохах и колхах, о племени тавров, боспорцах и живущих вокруг Понта и Меотиды (т. е. по берегам Черного и Азовского морей. — Л.Ф.) народах, которые раньше не признавали даже собственного владыки, а теперь держатся в подчинении тремя тысячами гоплитов, и сорок военных кораблей поддерживают мир на несудоходном прежде и суровом море…».
Как увидим ниже, мир и спокойствие на Понте достигнуты были не вполне, хотя, конечно, такие крепости, как Харакс, держали в подчинении окрестные участки берега и охраняли каботажные пути.
Связь Харакса с Херсонесом шла по морю. Но этого было мало. С сентября по март (и даже летом) на Черном море случаются свирепые штормы. Они топили немало древних кораблей, а порою и целые эскадры. В начале VIII в. жестокая буря разметала и потопила флот византийского императора Юстиниана II, приплывшего с многочисленным войском наказать воспротивившийся ему Херсонес. Осенью 1854 г. та же участь постигла суда английской эскадры у Балаклавской бухты…
По логике вещей, должна была быть и сухопутная дорога между Хараксом и Херсонесом. И она действительно существовала.
Куда бы ни направлялись римские легионы — в Галлию и Испанию, в Германию, Мёзию, Дакию или на Ближний Восток, — в их рядах повсюду шагали строители дорог и дорожная стража — бенефициарии. Так было и в Таврике.
При раскопках в Хараксе в конце прошлого — начале нынешнего столетия нашли три жертвенника, высеченных из известняка в виде четырехгранных тумб с уширенными основанием и навершием. Высота алтарей 63, 65, 91 см. На каждом из них высечены посвятительные лауинские надписи с именами бенефициариев. Алтари посвящены «Юпитеру Лучшему Величайшему», а поставили их бенефициарии Домиций Эмилиан, М(арк) Геминий Форт и Гит Флавий Цельсин — каждый порознь, причем на алтаре Цельсина сообщено также, что был он бенефициарием XI Клавдиева легиона.
Значит, в Хараксе был пост дорожных строителей и стражи. Судя по стилю начертания букв, правописанию имен и другим особенностям надписей, алтари были поставлены не позже конца II—начала III в. н. э., значит, уже тогда к Хараксу вела сухопутная военная римская дорога — via milita ris. Откуда? Конечно же, из Херсонеса — из главной базы римлян на берегах Таврики.
Далее — прямо-таки археологический детектив…
В 1954 г. при раскопках в Херсонесе под одним из крупных средневековых храмов были обнаружены остатки античного театра. Три года спустя в районе проскения — помоста для актеров — нашли известняковый алтарь с надписью.
За дешифровку латинской надписи взялась старший научный сотрудник Крымскою отдела Института археологии АН УССР Э.И. Соломоник. Через ее руки прошел не один обломок мрамора и известняка с античными надписями, каждая из которых представляла собой поистине головоломку — сплошные сокращения, обрывки строк, сбитые и стершиеся буквы. Однако знание латыни и большой опыт работы с эпиграфическими памятниками помогли ей прочесть и надпись на алтаре.
В правила исследования любого памятника входит подыскание аналогий к нему, т. е. сопоставление изучаемого с чем-либо подобным из уже известного. Тут-то она и вспомнила об алтарях из Харакса Они хранились в Ялтинском музее, но были потеряны или похищены в 1941 —1944 гг. К счастью, надписи на них и фотографии самих алтарей опубликовал еще в 1911 г. упомянутый выше М.И. Ростовцев. Среди алтарей Харакса была обнаружена почти точная копия херсонесского, мало того — со сходной надписью, и уж прямо-таки невероятным оказалось повторение имени одного из бенефициариев Харакса!
Надпись на лицевой стороне алтаря из Херсонеса читается так: «Богине Немесиде Хранительнице Тит Флавий Цельсин, бенефициарий консуляра XI Клавдиева легиона, за спасение себя и детей поставил по обету».
Вот он — Тит Флавий Цельсин — начальник военного дорожного поста в Хараксе! И он, и Домиций Эмилиан, и Марк Геминий Форт — разве сами их должности не говорят о существовании важной военной дороги в Харакс? И если одно и то же лицо ставит алтари и в Хараксе, и в Херсонесе — разве не означает это прямого пути между названными пунктами и, разумеется, по суше, коль скоро лицом этим предстает перед нами хранитель дорог, облеченный высокими полномочиями самим легатом легиона — наместником провинции?
Алтарь, посвященный Титом Флавием Цельсином богине Немесиде.
Вероятнее всего, эта римская дорога пролегала до Байдарской долины по трассе нынешнего шоссе Ялта—Севастополь или где-то поблизости. Далее она сворачивала в балку и поднималась на плато Главной гряды. Очевидно, мордвиновская дорога до Шайтан-Мердвена как раз и есть кусок «виа милитарис». И шириной полотна и колей, и своим профилем она похожа именно на римскую дорогу. По Шайтан-Мердвену был трудный спуск, однако и пеший, и конный, и даже небольшая повозка могли одолеть его. Затем дорога могла проходить через Оползневое (б. Кикенеиз), Голубой Залив (б. Лимены), Симеиз, Алупку, Мисхор — к Хараксу. Добавим, что значительный кусок магистрали был обнаружен возле самого Харакса М.И. Ростовцевым.
Более удобный для тяжелых повозок путь вел от Шайтан-Мердвена к Эски-Богазу, а по этому спуску — к Симеизу и далее, как указано. Однако спуск по Мердвену был много короче, и пользовались им, видимо, чаще, чем Эски-Богазом. Иначе зачем бы эти крепиды в теснине?!
Когда и кто
Историческое явление может не оставить следа ни в архивах, ни в летописях, но след остается в земле, и дело археологов его найти.
Артемий Арциховский
Мы приближаемся к концу нашего рассказа о Шайтан-Мердвене. Многое из того, что уже известно читателю, касается этого памятника постольку, поскольку нельзя рассматривать его изолированно от соседствующих и связанных с ним других элементов прошлого — крепости, жилищ, ведущей к ущелью дороги, придорожных пунктов. Это целый комплекс археологических объектов, органически связанных между собой. Если они и возникали в разное время, то в дальнейшем, добавляясь друг к другу, долго функционировали синхронно и служили, в сущности, одной цели.
Трезвый взгляд на вещи, — а он возможен даже при самом эмоциональном восприятии действительности, — в конце концов открывает многое такое, что долго ускользало от внимания даже тех, кто специально занимался древностями Крыма. Ряд «загадок» Шайтан-Мердвена, или, попросту, недоуменных вопросов, по-видимому, более обширен, чем несколько затронутых нами. Их можно объяснить, но вслед за ними всплывают новые недоуменные вопросы, для решения которых еще не настало время.
Часто спрашивают: «Когда была сооружена Чертова лестница?»
Вот об этом нам и предстоит составить определенное суждение, а начать придется с обращения — еще раз — к каменным ящикам и таврам.
Первым, кто предположил, что каменные ящики на Южном берегу Крыма принадлежат таврам и есть не что иное, как погребальные сооружения, был французский ученый Дюбуа де Монпере. С этого и началась целая эпоха увлечений таврскими древностями, которая растянулась более чем на столетие.
Догадка Дюбуа о каменных ящиках подтвердилась, когда археологи раскопали несколько таких «ящичных» могильников. Раскопки проводили в основном во второй половине прошлого столетия и первой половине нынешнего. Большую роль в этом сыграл известный археолог Н.И. Репников, не только раскопав ранее известные могильники тавров, но и найдя новые, например в Байдарской долине.
В истории каждой науки можно найти достаточно примеров чрезмерной увлеченности исследователей теми или иными проблемами. Без этого наука немыслима. Однако увлеченность хороша до известного предела, за которым лежит уже область заблуждений и возможных ошибок. Бывает, что именно она перерастает в тот консерватизм или ортодоксию, «правоверность», которые выполняют роль тормоза науки.
Так, приблизительно, получилось и в истории с таврами.
Дюбуа предположил, а раскопки подтвердили принадлежность каменных ящиков таврам. Но этим дело не кончилось. Вскоре к таврской культуре стали относить все большее и большее число памятников. Репников причислял к ним, помимо каменных ящиков, многие поселения, святилища, укрепления. Но то, что сказано было им в порядке предположений, в дальнейшем, в работах других исследователей, приобрело уже утвердительную форму. Например, очень многие крепости на Южном берегу на основании весьма шатких аргументов стали принимать за таврские укрепленные убежища. Когда же эти объекты были более подробно изучены, то выяснилось, что остатки оборонительных сооружений и жилые постройки в них принадлежат совсем другой эпохе — средневековью, и не таврам вовсе, а значительно более позднему, этнически смешанному, но в основе своей греко-византийскому населению. В общем, получилось так, что увлечение таврами не только затормозило исследование исаров как памятников средневековья, но и не пошло на пользу изучению материальной культуры самих тавров.
Все это, вероятно, имеет прямое отношение и к Шайтан-Мердвену. Именно Н.И. Репников приписал этот «подъем на плато Яйлы (Главной гряды. — Ред.) с искусственно вырубленными ступенями» деятельности тавров, а за ним и другие археологи стали говорить об этом уже с большей определенностью, относя к таврской фортификации, например, и те самые перевальные «длинные стены», о которых сказано выше. Между к тем они, как и исары, воздвигнуты в то время, когда память о таврах осталась лишь в сочинениях древних авторов.
Мы уже видели, что вопрос о том, когда и кто «вырубил» Чертову лестницу, в сущности, беспредметен, ибо никто и никогда не вырубал ее, по крайней мере в том объеме, как казалось. Правильнее спросить: когда образовалось ущелье Чертовой лестницы и когда человек начал пользоваться им для подъема с Южного берега на Главную гряду и спуска в обратном направлении? Вот такая форма вопроса вполне отвечает существу дела.
Не следует думать, что если автор усомнился в причастности тавров к сооружению прохода по ущелью, то тем самым исключает их знакомство с ним. Нет, почему же: тавры наверняка знали ущелье и использовали этот путь. Кому-кому, а им-то — жителям горного Крыма и Южного берега — был известен, надо полагать, каждый мало-мальски удобный перевал. И, без сомнения, именно они могли указать, волей-неволей, римским легионерам этот путь на Южный берег.
Значит, все-таки с тавров начинается история горной теснины?
Нет, вероятно, еще раньше.
…Читатель давным-давно пришел к заключению о неравнодушии автора к Шайтан-Мердвену. Но за такого рода привязанность давно и многократно исхоженные дороги нередко платят нам откровениями, если не сказать — открытиями…
У самого верха Чертовой лестницы, посреди ущелья, поднимается невысокая треугольная скала — великолепный наблюдательный пункт, с которого видны все окрестности ущелья и сама Чертова лестница, почти до низа. Скала совершенно голая; почва есть только в каррах (промоинах в известняке), но и в них она долго не задерживается: вода и ветер смывают и выдувают весь мелкозем.
Автор и не думал что-либо искать на этом голом месте. В одно из посещений ущелья, пристроившись здесь отдохнуть и погрузившись в этакое созерцательное (то бишь полудремотное) состояние, он был откровенно удивлен, когда, между двумя затяжками папиросой, взгляд его остановился на кремневом микролите, едва приметном среди известнякового щебня. Вот так штука! Час ползания по трем десяткам квадратных метров каменистой поверхности — и число находок удесятеряется. Среди них два микролитических вкладыша с тонкой четкой ретушью по краям и пара плоских клиновидных наконечников стрел или небольших дротиков.
Археологи-первобытники относят такие кремневые изделия к эпохе неолита или энеолита, переходной к бронзовому веку, т. е. ко времени задолго до развития таврской культуры в Крыму.
На Главной гряде, по крайней мере от Ай-Петри до горы Мачук, находки неолитических кремневых наконечников, треугольных вкладышей, ножевидных пластинок и просто кусочков кремня, явно отколотых от халцедоновых желваков руками первобытного человека, — не редкость. Известны даже места, где их целые россыпи. Эпоху неолита относят к V—III, энеолита — к III—II тысячелетиям до н. э. Выходит, что уже тогда Главная гряда была не пустынной, и человек пользовался ведущими на нее Горными проходами.
Есть ли у нас возможность несколько более уточнить время образования Шайтан-Мердвена?
Попробуем сделать это. А в заключение еще раз окинем мысленным взглядом всю историю Чертовой лестницы от древности до наших дней.
…до наших дней
Автор не может не знать, даже если он и не всегда следует правильным историческим методам, что история не делает заключений: она продолжается.
Андре Боннар
Итак, время образования Мердвена: когда расселись скалы Главной гряды и узкое ущелье прорезало их от подножия до плато? Как давно это было?
Увы, природа никогда не ставит дат на своих творениях. Правда, в других — и многих — случаях она дает нам в руки надежный счетчик времени — распад радиоактивных элементов в породах и минералах. По этим «часам» мы определяем эпохи внедрения магматических расплавов в толщи пород земной коры, эпохи вулканической активности, эпохи образования месторождений различных полезных ископаемых и многие другие события в истории Земли. Однако к тем сейсмическим катастрофам прошлого, которые не вызывали побочных явлений (глубинный магматизм, вулканические извержения, образование рудных жил), мы не можем применить счет времени по радиоактивному распаду элементов.
Остается уповать на память человечества, если только событие, которое нас интересует, свершилось на его памяти. Что касается рельефа гор у Шайтан-Мердвена, то он, безусловно, молод. Конечно, в геологическом понимании.
Предания донесли до историков древней Греции память об ужасном землетрясении между 3000 и 2500 гг. до н. э. Подземный толчок потряс тогда громадную территорию, все страны Средиземноморья — от Малой Азии до Геркулесовых столбов, от Фракии до Египта. В бассейне Средиземного моря и после неоднократно случались подобные катастрофы, опустошавшие Грецию, Италию, острова Эгейского моря, страны Магриба, Малой Азии.
По-видимому, именно в первой половине третьего тысячелетия до нашей эры какая-то катастрофа охватила и Крым. Она во многом изменила рельеф Южного берега и горного барьера. Может быть, тогда и произошло опускание блоков Главной гряды между Мердвен-Кая и Балчик-Кая и образовалась глубокая щель Шайтан-Мердвена? Если наше предположение верно, то катастрофа, стало быть, разразилась на глазах неолитического человека.
Находка кремневых наконечников, понятно, еще не означает, что человек эпохи неолита (или энеолита) устроил дорогу в крутом ущелье. Но совершенно ясно, что он мог пользоваться им. Путь этот для него был жизненно необходим. Сначала он вел древних жителей прибрежной Таврики в богатые зверьем леса горного Крыма, а потом, когда эти районы оскудели дичью, их население потянулось к побережью, на котором оно могло пользоваться дарами моря.
Итак, первые следы были оставлены тут людьми неолита, энеолита, ранней бронзы.
В первом тысячелетии до нашей эры Южный берег и горный Крым, как уже говорилось, населяли тавры. Их каменных ящиков много на Южном берегу, между Алуштой и Симеизом. Самые же западные пункты, где они найдены, лежат у села Оползневого, поблизости от Шайтан-Мердвена. И вот что любопытно: обширные могильники тавров обнаружены и за Главной грядой, больше всего в Байдарской долине. Как раз там, куда ведет дорога от Чертовой лестницы, — еще одно косвенное подтверждение того, что тавры могли пользоваться этим горным проходом.
Когда в Таврику пришли римляне, по Главной гряде до Шайтан-Мердвена и через него до крепости Харакс впервые легла настоящая дорога. Внедрение римской цивилизации всегда начиналось с устройства военных лагерей, дорог, водопроводов, бань. Они — римляне — достигли в этом совершенства и никогда не отступали от своих правил. Так было и в Таврике. Именно римлянам — солдатам и бенефициариям легионов — и следует отдать пальму первенства в благоустройстве этого горного пути на Южный берег.
В эпоху средневековья рядом с тесниной возникла крепость. Кое-что в наборе керамики на Исар-Кая говорит о ранних веках (VIII—X), но в массе своей черепки относятся к изделиям более позднего времени, вплоть до XIV и даже — менее частые — XV в.
Чем характеризуется этот период истории Таврики?
Южный берег, некогда часть Херсонской фемы, был в какой-то степени связан с княжеством, которое сложилось и процветало в горном Крыму, — княжеством Феодоро с одноименным центром на Мангупе. В XIII—XV вв. Южным берегом стремятся полностью завладеть также генуэзцы.
Кому тогда принадлежал наш исар — остается загадкой. Его близость к Южному берегу (без преувеличения, он просто висит над ним) как будто бы говорит за его связь с южнобережными исарами, захваченными генуэзцами, но в равной мере он мог быть и передовым укреплением княжества Феодоро. Так или иначе, в средние века Шайтан-Мердвен лежал на торговом пути.
В XV—XVIII столетиях дорога через перевал все еще действовала. Она была единственной на этом участке Главной гряды и до сороковых годов XIX столетия. Лишь после того, как до крайнего западного предела Южного берега зазмеилось шоссе, Шайтан-Мердвен потерял свое былое значение, но и тогда не был предан забвению.
Казалось бы, история его завершена и можно поставить точку.
Однако подождем, вспомним недавние трагические события: монументальной декорацией для них послужила горная теснина Мердвена.
В октябре — ноябре 1941 г. войска фашистской Германии вторглись в Крым и 250 дней осаждали Севастополь. В апреле — мае 1944 г. захватчики были сброшены с Крымского полуострова. В годы оккупации они находились здесь явно в двусмысленном положении: владея Крымом, не могли быть полными его хозяевами. Смертельная для них угроза исходила от Первой, Главной, гряды Крымских гор, ставшей базой для партизанских соединений и ареной ожесточенных боев. Немецкие и румынские дивизии, эсэсовцы, каратели блокировали партизан с юга и с севера, но боялись и сунуться на горные дороги. Бывали моменты, когда партизаны отвлекали на себя до двух-трех дивизий захватчиков полного состава.
Шайтан-Мердвен в те годы стал партизанской тропой. Илья Вергасов, один из руководителей партизанского движения в Крыму, вспоминает такой эпизод. Два деда-партизана отправились по Главной гряде к Шайтан-Мердвену, выбрали укромное место на обрыве над южнобережным шоссе и несколько дней били из винтовок по кабинам немецких автомашин, отправив некоторые из них под откос.
В другой раз группа партизан под началом сапера Ивана Кучерова спустилась по Чертовой лестнице к шоссе и взорвала тот самый мост, который находится в нескольких десятках метров от начала тропы к ущелью. Погиб сапер Кучеров. Скончался он от тяжелых ран уже на перевале, куда товарищи внесли его на руках по Чертовой лестнице. Не он ли покоится под каменной пирамидой на окруженной лесом поляне, на самой седловине Шайтан-Мердвена? А кому известны имена тех партизан и солдат Красной Армии, что лежат в братских могилах у шоссе?
Блокируя ущелье, фашисты минировали и взорвали несколько тесных переходов Чертовой лестницы.
Нет, история не поставила точку на Шайтан-Мердвене, история продолжается.
С мыслью о будущем
И последнее, что хотел бы автор сказать читателю, который, если еще не побывал, то непременно побывает на Шайтан-Мердвене: будьте благоразумны и дальновидны — корни будущего в прошлом, творимом и нашими руками.
«Печальна судьба памятников древности в Крыму, и в частности остатков древних сооружений. Они гибнут от влияния стихий и расхищения, уничтожаются от отсутствия надзора за ними, а главное — от недостатка уважения к памятникам старины в массе населения. И хуже всего то, что это уничтожение и расхищение остатков древних сооружений не ослабело, а скорее усилилось в последнее столетие, даже вернее — в последние десятилетия».
Слова эти, принадлежащие Арсению Ивановичу Маркевичу, написаны в конце прошлого столетия. Многое изменилось с тех пор в отношении местного населения и приезжих к памятникам истории и культуры, но еще не редки такие визитеры, которые без умысла, а подчас и намеренно уродуют все и вся. Есть опасение, что со временем Южный берег плотно зарастет кучами битого бутылочного стекла и ржавых консервных банок, примечательные скалы будут покрыты тщеславными и безграмотными надписями, стены старых крепостей разнесут на куски, и станет «земля обетованная» памятником безразличию и невежеству.
Автор вовсе не собирается сгущать краски, отнюдь. Пройдите хотя бы на мыс Плака и убедитесь сами, как разрисован он. А древний монастырь Сурб-Хач у Старого Крыма! Даже каменная черепица на его крыше изрезана вдоль и поперек именами и фамилиями. Нечего сказать, дельная эпиграфика! Или представьте себе уютное местечко у залива Ласпи, в роще древовидных можжевельников, среди скал, у самого моря. Чудесный уголок, не правда ли? Но, боже мой, какого здесь хлама только нет, а над всем этим чуть ли не метровыми буквами вещает потомкам надпись: «Мы вернемся к тебе, Ласпи! Романтики из Советской Гавани».
Обо всем этом как-то даже неловко писать. Стыд за неблаговидные поступки многих и многих туристов, наших современников, часто закрывает рот тем, кто хотел бы сказать, даже завопить во весь голос о всех этих «романтиках». Взглянем правде в глаза: мы усиленно пропагандируем туризм, интерес к древностям, к красотам родного края — и вот вам оборотная сторона медали. Очевидно, чадо прививать не просто любознательность, а бережное отношение, любовь ко всему, что нам дорого. Никакая местная общественность, администрация, общества по охране памятников не в силах отстоять драгоценные следы прошлого, пока каждый из нас не поймет всего ужаса потребительского отношения к природе и старине.
Подобное вторгается и в ущелье Шайтан-Мердвена. Вот — кучи грязных жестянок, там — осколки стекла, а вон взгляните налево: два здоровенных балбеса, только что забавы ради скатив по ущелью глыбу известняка, теперь пристроились на скальном карнизе и увековечивают свои имена тюбиками масляной краски, шайтан бы их забрал!
Им и в голову не приходит вот так просто встать на крутом повороте, окинуть взглядом небо, скалы, леса, море и запомнить эту картину на всю жизнь. И не думают они вовсе, что, топая по маршам Чертовой лестницы, идут они след в след с самой историей.
Здесь крался, как тень, охотник эпохи неолита; быть может, за тем камнем свирепый тавр поджидал вооруженного до зубов фракийского солдата; на пороге ущелья средневековый купец дрожащею рукой хватался за тяжелую мошну, вслушиваясь в тревожный шелест листвы; наверняка об этот камень споткнулся Пушкин, держа за хвост пегую лошаденку; а вон — поворот, на котором у Леси, незабвенной Леси, сраженной страшным недугом, в душе родилась песня о Чертовой лестнице…
Верю — нет, знаю: каждый из них, стряхнув пот с ресниц, оглянувшись на пройденный путь, застывал, пораженный величием и красотой каменных громад.
Горной тесниной Шайтан-Мердвена прошла вся история Южного берега и будет идти после нас. Что оставим мы для нее?
