Письмо Менгли Гирея I Баязиду III (1486 г.). Перевод и комментарии Григорьева А.П.

Письмо Менгли Гирея I Баязиду III (1486 г.).

Текст анализируемого здесь письма крымского хана Менгли-Гирея (1466-1515) ¹ за период между 1937 и 1978 гг. публиковался трижды: турецкими учеными Ф. Куртоглу и А. Н. Куратом и в коллективном французском издании под редакцией А. Беннигсена ². Соответственно дважды публиковался перевод послания Менгли-Гирея на современный турецкий язык и один раз — на французский язык. Неполный и не вполне точный перевод письма на русский язык, выполненный М. С. Саидовым, был опубликован К. В. Базилевичем в 1948 г. Спустя 20 лет текст этого документа издан в переводе на румынский язык Тахсином Джемилем ³. Оригинал письма Менгли-Гирея, начертанный в 17 строк буквами арабского алфавита по-турецки с «татаризмами», хранится в Стамбуле (Турция), в архиве Музея дворца Топкапы (шифр Е. 6691/4, № 14/12.001).

Письмо не имеет даты. В нем не обозначено имя адресата. Более или менее точно время его составления до сих пор не определено. Письмо датируется издателями промежутком времени между 1475 и 1490 гг. и, значит, не может быть использовано в качестве исторического источника, приуроченного к какому-то определенному событию. Попытаемся уточнить дату появления этого послания Менгли-Гирея. Прежде всего представим его полный текст в русском переводе:

Он!

Величайший падишах (Да увековечит господь его владычество), Ваше величество, султан султанов мира, простирающий безопасность, распространяющий правосудие и благодеяния, побеждающий неверие и неправду, отмеченный вниманием владыки всемилостивого (Да продлит господь его благоденствие до судного дня!). [129]

После молитв услышанных и похвал высоких, если Вам будет угодно спросить [нас] о нынешнем положении Вашего ничтожного раба, то, милостью бога и султана моего благоденствием, мы здоровы и благополучны и пребываем в готовности служить Вам.

Что же касается Престольного [владения], то известно, что положение их весьма тяжелое. [Нами] получено [их] письмо. К тому же [к ним] прибыл [наш] посол. [В настоящее время] он все еще находится в Престольном владении. Как только получим достоверные сведения, мы [сразу же] пошлем сообщение к Вратам Благоденствия.

Также от короля неверных к Вашему ничтожному рабу пришел посольский человек. Мы отправили его обратно с нижеследующим ответом: «Пусть здравствует мой благоденствующий султан! Если ты [король] соединишься с [господарем] Молдавии, то не будет у нас другого врага кроме тебя. Если же Вы не соединитесь с [господарем] Молдавии, а будете жить в мире с нашим падишахом, то станете и для нас добрым другом!» Приставив [к его послу] нашего человека и определив [королю для ответа] двухмесячный срок, мы отправили [посла обратно]. Когда получим вести из тех краев, мы сразу пошлем сообщение к Вратам Благоденствия. Это же наш первейший долг — «сообщать Вратам Благоденствия обо всем, что приличествует правосудию и имени благоденствующего султана, поскольку [мы] — верные рабы Ваши.

И также все мусульмане и неверные Кафы удовольствованы Вашим верным слугой Хюсамом кади. Случались [там] рознь и чума. Во времена сталь тяжких неурядиц исполнялись надежды бедных и убогих. Получивши от моего султана многие милости, они днем и ночью возносят за благоденствующего султана молитвы и восхваления. Ныне у всего верного бедного и убогого народа Вашего только одно желание, чтобы [кадием] в Кафинский кадилык был вновь назначен Хюсам кади. Осуществив [это] желание бедных и убогих, мой султан получит великое воздаяние. Впрочем, повеление принадлежит моему султану. Да будут безграничными его благоденствие вечное, счастье бесконечное и милость к рабам своим!

[Ваш] ничтожный рабишка
Мангли-Гирей

Внизу, на последних трех строках документа, оттиснута синяя квадратная печать Менгли-Гирея размером 5,7×5.7 см ⁴. В [130] своих письмах к польскому королю, литовскому и московскому великим князьям, молдавскому господарю он именует такую печать «синим нишаном» ⁵, Слово «нишан» в значении «печать, оттиск личного знака на документе» встречается уже в памятниках древнетюркской письменности ⁶. Легенда печати, начертанная по-арабски куфическим почерком, размещена на 8 строках, следующих от верхнего правого угла нишана налево и вниз против часовой стрелки в порядке, указанном на прилагаемой схеме ⁷:

Текст легенды нишана в переводе на русский язык гласит: «Во имя бога милостивого, милосердного! //Нет божества кроме бога, Мухаммед // посланник бога! Султан // величайший // хакан Менгли-Гирей-// хан //сын Хаджи-Гире//й-хана».

Во внутреннем квадрате, образованном строками с 5-й по 8-ю, изображена тамга — родовой знак собственности Гиреев в виде трезубца, стоящего на ножках ⁸.

На примере чингисидских жалованных грамот (а крымские Гиреи причисляли себя к чингисидам) мы уже убедились в том, что отдельные компоненты формуляров, при их комплексном рассмотрении, могут служить объективными критериями, в частности в деле датировки документов ⁹. Поскольку в настоящее время опубликованы тексты нескольких писем Менгли-Гирея к турецким султанам, рассмотрим некоторые сравнимые компоненты их формуляров на предмет возможного уточнения датировки интересующего нас письма. Представляется, что такими компонентами являются адресат и дата написания документа. Обратимся к текстам писем Менгли-Гирея, опубликованных А. Беннингсеном.

Прежде всею, это четыре письма Менгли-Гирея турецкому султану Мехмеду II (1451-1481). В первом письме (42-43 ) ¹⁰ султан назван «султаном Мухаммеде… братом моим». Своего имени хан не называет. Роль адресанта выполняет уже знакомый нам текст его синего нишана, оттиснутого в нижней части документа. В письме обозначены день, месяц и год составления: 18 раби II 874 г.х. (25 октября 1469 г.). Во втором письме (69) адресат характеризуется словами «падишах возвеличенный» и не содержит личного [131] имени. Нишан отсутствует. На его месте по-тюркски проставлена подпись: «Раб Ваш Менгли-Гирей». Письмо датировано последней декадой месяца сафара 883 г.х. (23 мая — 1 июня 1478 г.). В третьем письме (76) арабский адресат «падишах возвеличенный» дополнен тюркской формой титула: «Ваше величество». Адресант обозначен арабской подписью: «Приветствие раба [Вашего] Менгли-Гирея». Дата письма — последняя декада месяца джумада II 884 г.х. (9-18 сентября 1479 г.). В четвертом письме (78)мы видим арабский адресат: «Ваше величество, падишах милостивый» и уже знакомый тюркский адресант — подпись: «Раб Ваш Менгли-Гирей». Обозначение даты отсутствует. Время составления письма определяется по его содержанию приблизительно октябрем-декабрем 1479 г.

Итак, в отобранных нами компонентах формуляров писем Менгли-Гирея Мехмеду II отчетливо прослеживается эволюция. В первом письме независимый монарх, называющий себя (в легенде приложенной к документу печати) «султаном величайшим», полным именем и отчеством обращается к «брату своему султану Мухаммеду». В дате письма обозначены день, месяц, год. Во втором и третьем письмах, отправленных покорным вассалом своему сюзерену, отсутствуют личные печати — нишаны. Их сменяют уничижительные подписи. Адресанты писем теряют личное имя, оно заменяется пышными титулами «падишах возвеличенный» и «Ваша величество». Вместо порядкового номера дня составления писем появляются указания на одну из трех декад месяца. В четвертом письме, при полном наборе формальных элементов подчеркнутой приниженности адресанта, наблюдается исчезновение даты написания.

Сохранились еще три письма Менгли-Гирея, датируемые издателями по их содержанию (даты составления во всех трех текстах отсутствуют) временем правления Баязида II (1481-1512). Первое из них (82) является объектом нашего специального исследования; второе (88), сохранившееся настолько плохо, что издатели не решились опубликовать его фотокопию, датируется по содержанию зимой 1510/11 гг. третье (92) определяется по времени концом января-началом февраля 1512 г.

Закономерности эволюции формы, отмеченные в письмах Менгли-Гирея Мехмеду II, логично продолжаются и в его посланиях к Баязиду П. В первом из них, сравнительно раннем, крымский хан попытался возродить нишан. В последующих письмах Менгли-Гирея [132] и Других представителей этой династии к турецким султанам квадратный нишан исчезает, насколько позволяют судить источники, навсегда. Да и в этом первом письме к Баязиду II Менгли-Гирей дополняет нишан уничижительной подписью по-арабски: «[Ваш] ничтожный рабишка Менгли-Гирей», Обозначение адресата: «Падишах величайший». Во втором письме адресант такой же, как и в первом. Прочитать поврежденный адресат издателям, видимо, не удалось. В третьем письме адресант выгладит еще более раболепным, чем в двух предыдущих: » Ваш ничтожный и бедный рабишка Менгли-Гирей». Адресат письма начинается словами: «Ваше величество, падишах…».

Наш итоговый вывод, сложившийся на основании анализа некоторых формальных показателей в письмах Менгли-Гирея к турецким султанам, сводится к тому, что, скорее всего, интересующее нас письмо было написано во время правления Баязида II, т.е. между 1481 и 1512 гг. По-видимому, оно относится к первым годам султанства Баязида II. Для более точной его датировки методом формулярного анализа не хватает документального материала.

Переходим к анализу текста письма по его содержанию. Его можно расчленить на семь частей: богословие; титул турецкого султана и славословие ему; сообщение крымского хана о себе; сведения о Престольном владении; рассказ о сношениях с «королем неверных»; просьба вновь назначить некоего Хюсама кади кафинским судьей; подпись. Составной частью текста письма является и легенда на нишане., оттиснутом на документе.

Богословие, выраженное одним словом «он», т.е. «бог», связывается с содержанием письма лишь в том, что автор его был мусульманином. Титул турецкого султана и славословие ему недвусмысленно говорят о более низком, зависимом положении крымского хана по отношению к безымянному адресату. Сведения Менгли-Гирея о себе настолько скудны, что практически ничего не дают для датировки письма. Несколько более подробно рассказывается о дипломатических связях хана с Престольным владением (Большой ордой русских источников). Беда в том, что документы о крымско-ордынских сношениях до нас не дошли. Сведения о каких-то переговорах Менгли-Гирея о кем-то из последних золотоордынских ханов нам просто не к чему привязать. [133]

Относительно посольских сношений с «королем неверных» Менгли-Гирей повествует довольно подробно. В документах XV в. не только крымской, но и русской канцелярии «королем», без указания на личное имя, назывался король польский и великий князь литовский Казимир ІV Ягаллончик (1447-1492). Ни словом не обмолвившись о целях польско-литовской миссии, крымский хан представляет султану свой ответ на королевское послание, из которого можно понять, что, во-первых, Казимир сообщил Менгли-Гирею о своем союзе с молдавским господарем; во-вторых, хан не одобряет этого союза и в ультимативной форме требует прекратить всякие сношения с Молдавией. В своем комментарии к этому сообщению А. Беннингсен справедливо отмечает, что активные попытки Казимира предотвратить поглощение Молдавии Османской империей и тем самым не допустить турецкую армию до границ Польско-литовского государства имели место на протяжении 1475-1489 гг. Иными словам», столь краткое сообщение хана о польско-литовско-крымских переговорах само по себе еще не может служить основанием для точной датировки времени составления анализируемого письма.

Довольно много места в письме отводится судье (кадию) Хюсаму, которого хан представляет человеком, совершенно необходимым как мусульманскому, так и иноверному населению оккупированной турками (с 1475 г.) Кафы (Феодосии), и ходатайствует за него перед султаном, прося непременно продлить его полномочия в Кафинском судебном округе (кадилыке). Впервые в этом письме Менгли-Гирей называет личное имя человека, почему-то очень ему нужного, всячески расхваливает его перед своим сюзереном и просят для него должность. Несомненно, что именно это ходатайство крымского хана и составляло основную цель и содержание всего послания. Будь у нас списки кадиев Кафинского кадилыка за время правления Менгли-Гирея, дата составления письма не осталась бы для истории загадкой. Такие списки не сохранились.

Подпись в послании Менгли-Гирея свидетельствует о его еще более, чем при Мехмеде II, подчиненном положении по отношению к турецкому султану; наличие оттиска нишана отражает его робкую попытку повысить свое реноме перед новым сюзереном. Как известно, на других письмах к Баязиду II Менгли-Гирей уже не решался оттискивать свой нишан. Поскольку третьего турецкого [134] султана в эпоху Менгли-Гирея не было, чаша весов склоняется в пользу Баязида II — к начальным годам его правления.

Итак, после краткого анализа письма Менгли-Гирея по его содержанию создается впечатление о том, что оно было написано в начале султанства Баязида II и адресовано именно этому султану. И не более того. Чтобы датировать письмо более точно, надлежит совместить во времени весь комплекс сведений о событиях той эпохи, разбросанных в письме, увидеть полезную информацию там, где крымский хан и не собирался показывать ее своему адресату. Для этого нужно привлечь к анализу максимум из того, что нам известно о времени правления Менгли-Гирея по другим источникам. Об этом периоде ныне известно довольно много. Оставляя в стороне предварительные изыскания, представим к рассмотрению материал, к которому мы пришли в конечном итоге.

Крымские ханы были издавна связаны с крупнейшим торговым портом на Крымском полуострове — Кафой. Вначале Кафа являлась генуэзской крепостью. В 1475 г. ее захватили турки, и доходы от кафинской таможни потекли в султанскую казну. Крымские ханы, превратившись в турецких вассалов, были приравнены по рангу к румелийским бейлербеям. Ежегодно они получали соответствующее денежное содержание — султанский хасс, отчисляемый специальными чиновниками от доходов кафинской таможни ¹¹. Менгли-Гирей с гордостью заявлял, что доход от некоторых сборов в Кафе «нам идет с турским [султаном] по половинам» ¹². Стремление добиться расположения высших кафинских чиновников, а тем более судебных властей являлось у крымских ханов постоянно действующим фактором.

Осколок Золотой Орды — Крымское ханство смогло просуществовать до конца ХVIII в. (1783 г.) только благодаря военной помощи Османской империи. Крымские ханы отчетливо сознавали необходимость союза с турецкими султанами. Это не мешало им, трезво оценивая конкретную международную ситуацию, из тактических соображений заключать с другими державами договоры и соглашения, которые иногда шли вразрез с интересами Турции. Основой таких соглашений была обоюдная выгода. Например, «с крымским ханом Менгли-Гиреем Иван [III (1462-1505). — А. Г.] заключил союз, продолжавшийся до самой его смерти. Менгли-Гирею он обещал [135] помощь против монголов [Большой орды. — А. Г.], тот ею — против литовцев [Литовского великого княжества. — А. Г.]» ¹³.

К 1486 г. в Северном Причерноморье сложилась обстановка, вынудившая короля польского и великого князя литовского Казимира перейти к активным действиям по созданию антиосманского военного союза. Причина активности Казимира коренилась в его стремлении отвоевать черноморские крепости — порты Килию и Белгород (Аккерман), захваченные турками летом 1484 г. Овладение этими крепостями, принадлежавшими молдавскому господарю Штефану III (1457-1504), открывало перед турецким султаном Баязидом II свободный проход вдоль берега Черного моря к владениям польского короля. Казимир вначале попытался отвоевать Килию и Белгород совместно с молдавским господарем. Эта попытка не увенчалась успехом ¹⁴. Политическим результатом совместной антитурецкой борьбы явилось официальное оформление вассальной присяги молдавского господаря польскому королю 15 сентября 1485 г. ¹⁵

Потерпев неудачу в военных действиях, Казимир попробовал дипломатическим путем ускорить создание антиосманской коалиции, к которой, кроме Польши, присоединились бы Священная Римская империя, Венеция и римский папа Иннокентий VIII (1484-1492). Два посольства, отправленные пэ Польши в декабре 1485 г., не добились ощутимых результатов ¹⁶. Казимир, скрепя сердце, был вынужден обратиться за помощью против турок к своему политическому противнику — московскому великому князю. Зимой 1485 г. и летом 1486 г. в Москве побывали литовские посольства, призывавшие русское правительство оказать военную помощь молдавское господарю ¹⁷, Иван III отказался примкнуть к антитурецкому союзу под предлогом дальнего пути ¹⁸. Полагая, что московский великий князь противится соглашению из опасения лишиться своего постоянного союзника — крымского хана, Казимир решил оторвать Крым от Турции.

Во исполнение этого рискованного плана в конце марта 1486 г. из литовского города Троки (под Вильнюсом) в Крым отправляется посол Мишко Свиринич. В его задачу входила подготовка почвы для принятия Менгли-Гиреем «великого посольства» ¹⁹. Прибыв через полтора-два месяца в резиденцию хана, которая находилась тогда в крымской крепости Кыркъер (Чуфут-кале), литовский посол успешно справился со своей миссией и спешно отбыл на родину. Он [136] возвратился в Троки незадолго до 24 июня 1486 г. ²⁰ Уже через два месяца, 22 августа І486 г., из того же города в Крым выехало великое посольство во главе с Яном Довойновичем и Якубом Доматкановичем ²¹. Литовские дипломаты добрались до Крыма не ранее октября 1486 г. Послы имели поручение, обговорив все проблемы, связанные с восстановлением былых «дружбы и братства» между королем, ханом и их предками, осторожно поинтересоваться реакцией Менгли-Гирея на вопрос: не слишком ли мало он себя ценит, соглашаясь на положение слуги при турецком султане? Если бы последовал благожелательный ответ хана, литовским дипломатам следовало откровенно сказать, что король уже готов к войне с турками и в этом его поддерживают другие христианские государства, а затем спросить: в, случае нападения турецкого султана на владения короля, чью сторону примет крымский хан? ²².

Переговоры закончились тем, что Менгли-Гирей арестовал литовских послов ²³. Они возвратились домой только после того, как отчаявшись создать антитурецкий блок, Казимир приступил к прямым переговорам о мире с турецким султаном ²⁴. Интересно отметить, что и в Константинополе (Стамбуле) польские послы в качестве одного из главных условий мирного соглашения выдвигали требование возвратить Польше Килию и Белгород ²⁵. Баязид II это условие не принял. Тем не менее 22 марта 1489 г. польско-турецкий мир на два года был подписан ²⁶.

Что касается крымско-ордынских связей в середине 80-х годов ХV в., то о них известно значительно меньше, чем о любых других внешних контактах крымского хана. Ключом к этим связям является текст анализируемого письма Менгли-Гирея. Хан называет государственное образование, известное в русских источниках под именем Большой орды Престолом (Тахт) или Престольным владением (Тахт-эли). Это образование встречалось уже в двух посланиях главы крымского племени ширин Эминека к Мехмеду II от 1476 и 1478 гг. ²⁷, а также в русском переводе грамоты Менгли-Гирея Казимиру, датируемой приблизительно весной 1483 г., где оно переводилось словами «Столичные улусы» ²⁸.

Слова Менгли-Гирея о «весьма тяжелом положении», сложившемся в Престольном владении к середине 80-х годов, полностью соответствовали действительности. В январе 1481 г. сибирский хан Ибак (Ибрагим) в союзе с мирзами Ногайской орды разгромил [137] Большую орду и убил хана Ахмата (Ахмеда). Многочисленные потомки убитого, «Ахматовы дети», и родовые князья во главе с ордынским беглербеком, вождем племени мангыт Темиром (Тимуром), обратились за помощью к своему давнему противнику Менгли-Гирею. Оценив свои возможности, преследуя собственные далеко идущие цели, Менгли-Гирей пошел тогда на временное соглашение с Престольным владением и предоставил «Ахматовым детям» материальную помощь — «коней и портищ много», а также «ещо много есмо им одолжилися» ²⁹. По-видимому, это соглашение сопровождалось и политическими условиями.

Относительно сокровенных планов Менгли-Гирея можно сделать доказательное предположение: крымский хан был кровно заинтересован в союзе с князем Темиром. Традиционная верховная власть великих и улусных ханов-чингисидов над многочисленными подданными (в прошлом монгольскими и тюркскими, а к описываемому времени целиком тюркскими) племенами и их ответвлениями целиком зиждилась на реальной власти вождей крупнейших племен — четырех князей-карачеев. Главным среди них считался беглербек — военный руководитель ханства. В Крыму у ханов династии Гиреев беглербеками всегда были ширинские князья. Ширинам противостояло другое могущественное племя — барын, служившее своеобразным противовесом ширинам, препятствовавшее их чрезмерному усилению. Роль такого противовеса в правление Менгли-Гирея долгое время выполняя барынский князь Абдулла. Однако к началу 80-х годов ширины, пользовавшиеся активной турецкой поддержкой, возобладали в Крыму над всеми своими соперниками. После 1482 г. Абдулла вынужден был покинуть пост князя барынов и выехать на жительство в Польско-литовское государство ³⁰, где он вскоре и умер ³¹. Его преемники в крымском правительстве не обладали уже былым влиянием, не могли считаться ровней князьям ширинов.

Такое бесконтрольное усиление ширинов, естественно, не устраивало крымского хана. Он решил привлечь на свою сторону и противопоставить ширинам могущественный род мангытов (ногайцев), главой которого в правление ордынского хана Ахмата был уже упоминавшийся князь Темир. Мангыты верховодили в Большой и Ногайской ордах. Мало того, Темир состоял в родственных связях с казанскими ханами. Он отдал свою дочь Нурсултан в жены [138] казанскому хану Халилю. Когда Халиль умер бездетным, престолом овладел его брат Ибрагим. Последний женился на вдове Халиля ³² тем, видимо, обеспечил себе военную помощь мангытов. После смерти Ибрагима казанским ханш стал Алегам³³, а Нурсултан с сыновьями Мухаммед-Эмином и Абдуллатифом вернулась к отцу в Большую орду.

Переговоры с Престольным владением, о которых вскользь сообщалось в письме Менгли-Гирея Баязиду II, велись крымским ханом с целью внести раскол в ряды правителей Большой орда. На дальнем прицеле у Менгли-Гирея находилось Казанское ханство, которое могло угрожать Большой орде с севера. Прямые потомки казанских ханов Мухаммед-Эмин и Абдуллатиф, вместе с матерью, дважды бывшей казанской ханшей, находились в распоряжении ордынского беглербека Темира. С ним-то прежде всего и вошел в сношения Менгли-Гирей.

После смерти Ахмата ханами в Большой орде стали сразу два его сына Муртаза и Сеид-Ахмат (Сейид-Ахмед). Беглербеком при них оставался Темир. Уже сам факт двоевластия являлся свидетельством падения авторитета ордынского хана. Братья постоянно и открыто враждовали между собой. Один «не ведал» о том, что собирается предпринять другой по поводу каких-либо внутренних или внешнеполитических дал ³⁴. Темир, вместо того чтобы служить связующим звеном между ханами — соправителями, всемерно способствовал расколу между нами. В сношениях с польским королем мангытский князь заявлял: «Мене самого как царя видь» ³⁵.

Сложившаяся в Большой орде обстановка благоприятствовала планам Менгли-Гирея. Еще летом 1485 г., как выясняется из русско-крымских дипломатических переговоров, «цари были немирны» с крымским ханом ³⁶, а в сентябре 1486 г. Менгли-Гирей уже заявил русскому послу: «Орды ся уже не блюду» (51, № 13). Можно предположить, что замирение между Менгли-Гиреем и Темиром произошло еще осенью 1485 г. Тогда же на службу в Крым впервые перешел из Большой орды родственник Темира мангытский мирза Янкуват (Джанкуввет). Мангыты вытеснили крымских карачеев барынов со второго, после ширинов, места на третье. Русский посол, отправленный из Москвы в Крым 23 марта 1486 г., уже имел от Ивана III наказ обратиться после ширинов к мангыту Янкувату со словами: «Слышел есми, что царева Менли-Гиреева добра смотришь» [139] (50, № 13). Высланные из Москвы в Крым 8 июня 1486 г. подарки вручались сначала ширинам, потом Янкувату-мирзе и только в третью очередь барынскому князю Казыю (Рази, 54, № 14).

Янкуват подготовил почву для приема новой старшей жены Менгли-Гирея, которая прибыла в Крым, скорее всего, в августе-сентябре 1486 г. Еще 3 августа 1486 г. отправленные из Москвы подарки предназначались жене Менгли-Гирея «Едегеревы дочери зизивудова» (56, № 15), т.е. дочери седжеутского князя Едигера, а в сентябре того же года на месте старшей жены хана уже находилась дочь мангытского князя Темира Нурсултан. Она не замедлила известить об этом Ивана III, послав к нему своего человека с грамотой. Последняя могла быть отправлена в сентябре 1486 г., наряду с ханскими письмами, вместе с крымским посольством, сопровождавшим отъезжающего домой русского посла (51, № 13). 4 марта 1487 г. из Москвы в Крым был послан гонец, которому предписывалось передать Нурсултан слова Ивана III: «Слышели есмя, что еси пришла за Менли-Гирея за царя; И мы, слышев ваше доброе дело, тому есмя ради… А что еси писала в своей грамоте о своем сыне о Магмети Амине царе, и мы как наперед сего добра его смотрили, так и ныне, аж даст бог, хотим добра его смотрити.(59, № 16). Через полгода другой гонец, выехавший из Москвы 10 августа 1487 г., передал Нурсултан сообщение русского великого князя: «Твой сын Магмет-Аминь царь к нам приехал; и мы… твоего сына… на Казани есмя посадили» (62, № 18).

Итак, мы рассмотрели комплекс вопросов, связанных с формой и содержанием послания Менгли-Гирея турецкому султану, с целью уточнить время его написания, формальные показатели письма свидетельствуют о том, что оно было составлено в начале правления Баязида II, т.е. в 80-х годах XV в. Эпизод из польско-литовско-крымских переговоров, имевших место в 1486 г., когда один литовский посланец срочно возвратился на родину с тем, чтобы через два месяца его сменило новое, более представительное посольство, повторяет сходную ситуацию, описанную у Менгли-Гирея. Поскольку известно, что на дорогу от Трок до Кыркьера послы тратили около 2 месяцев, произведем простой расчет. Получается, что М. Свиринич приехал в Крым в мае 1486 г. и в том же месяце покинул его. «Великое посольство» прибыло в Крым в октябре 1486 г. Значит, письмо хана могло быть отправлено в Турцию в [140] мае-октябре 1486 г. Результатом благополучного завершения крымско-ордынских переговоров явился приезд в Крым ханши Нурсултан. Это произошло, по-видимому, в августе-сентябре 1486 г. Надо полагать, что Менгли-Гирей не особенно спешил сообщить Баязиду II о своих внешних связях. Он ждал их результатов. Так что крымский гонец в Стамбул отправился не ранее июня, но и не позднее августа 1486 г.

Наши предположения стали бы значительно более доказательными, будь в нашем распоряжении документ, подтверждающий факт посылки крымского донесения в Турцию именно летом 1486 г. Обратимся к материалам русско-крымских дипломатических переговоров, которые не нашли никакого отражения в письме Менгли-Гирея. Между Крымом и Москвой, Менгли-Гиреем и Иваном III дипломатические отношения завязались еще в начале 70-х годов ХV в. В І486 г. представители русского великого князя побывали в Крыму трижды (45-51, № 13; 52-54, № 14; 54-57, № 15). Между Иваном III и Менгли-Гиреем велась оживленная переписка, связанная с вопросом об установлении прямых русско-турецких дипломатических контактов. Встреча русского дипломата Федора Курицына с представителями турецкого султана самого высокого ранга состоялась в августе-сентябре 1484 г. Ф. Курицыну удалось вернуться в Москву лишь в июле 1485 г. Турецкая заинтересованность в установлении «дружбы» е Россией поставила перед правительство Ивана III очень существенный вопрос об условиях такой дружбы. Этот вопрос был задан русским послом Менгли-Гирею в мае 1486 г. (47, № 13).

Хана, отнюдь не заинтересованного в установлении прямых русско-турецких связей, вполне устраивала роль посредника между обеими сторонами. На отпуске русского посла в сентябре 1486 г. Менгли-Гирей сообщил ему: «А ныне есми о том деле к турскому послал человека своего. И как мой тот человек ко мне придет от турского… и из часа того со всем с тем пошлю [вслед] за тобою человека своего к великому князю» (51, № 13). Получалось, что ответ от султана должен был вот-вот поступить, т. е., принимая во внимание месячную продолжительность пути от Кыркъера до Стамбула, гонец к Баязиду II был отправлен примерно в июне-июле 1486 г; В данном случае для нас не столь важно, что хан слукавил и в его послании ничего не говорилось о [141] России. Главное то, что сам факт отправления ханского посланца в Турцию все же имел место летом 1486 г., русским дипломатам это нетрудно было проверить. Следовательно, с высокой степенью вероятности письмо Менгли-Гирея Баязиду II можно датировать июнем-июлем 1486 г.

---

Комментарии

1. В промежутке времени между 1466 и 1478 гг. Менгли-Гирей неоднократно лишался престола. Им попеременно овладевали сыновья Хаджи-Гирея, братья Менгли-Гирея Нурдевлет и Хайдар (Айдар), а также сын золотоордынского хана Махмуда, племянник Ахмеда (Ахмата) Джанибек. Окончательно Менгли-Гирей утвердился в Крымском ханстве в конце 1478 или начале 1479 г.

2. Kurtoglu F. Ilk Kirim hanlarrin mektuplari.- Belleten, c. 1, sayi 3-4. Ankara, 1937, s. 645-647 № 2, lev. X; Kura. A. N. Topkapi saraya muzesi arsivindeki Altin Ordu, Kirim ve Turkistan hanlarina ait yarlik ve bitikler. Istanbul. 1940, s. 91-100, 189, № 7; Le Khanat de Crimee dans les archives du Musee du palais de Topkapi / Par A. Bennigsen. Paris, 1978, p. 80-83.

3. Базилевич К. В. Ярлык Ахмед-хана Ивану III. — Вестник Московского университета, 1948, № 1, С. 38; Gemil T. Doua documente tataresti referitoare le campania din 1476 a sultanului Mehmed al II-les in Moldova.- Anuarul Inetitutului de istorie si arheologie «A. D. Xenopol», t. 5. Iasi, 1968, p. 191-192.

4. Kurat A. N. Op. cit., s. 95.

5. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Нагайскою ордами и с Турцией / Под ред. Г. Ф. Карпова, т. 1 (1474 по 1505 год). — Сборник имп. Русского исторического общества, т. 41. СПб., 1884, с. 105-198, № 28; 110-111, № 29; 123-127, № 32; 150, 152-154, № 35; 169, № 38; 172-176 № 39, 183-184, № 40; 188-189, № 41; 193-194. № 42; 197. № 43 210-2211, № 46: 217, 219-222. № 48; 237, № 51, 242, № 54, 257. № 56; 267, 269-272, № 58; 278, № 59; 207-288. № 60; 321, № 66; 326, № 67; 362, № 72; 367, № 74; 378, № 78; 417, № 83; 420-421, № 83; 431. № 80; 446-448, № 87; 468, № 89; 475, № 90; 518, № 97; 540-545, 550-552, № 100; т.2 (с 1508 по 1521 год).- Сборник имп. Русского исторического общества, т. 95. СПб., 1895, с.19, 21, 26, 27, 29, 30, № 2; 75, № 4; Pulaski K. Stosunki Polski z Tatarszozyzna od polowy XV wieku, t.1. Stosunki z Mendli-Girejem chanem tatarow perekopskich (1469-1515). Akta i listy. Krakow; Warszawa. 1881, s. 223. № 72; 288, № 75; 289,№ 76; 303- 306, № 85; 310. № 88; 317, № 91; 318, № 92; 345, № 105; 354, № 108: 356, № 109; 362, № 113; 367, № 115; 374, № 116.

6. Древнетюркский словарь. Д.. 1969, с.353.

7. Расположение строк в легендах квадратных нишанов чингисидов было своеобразным для каждого монарха. Руководствуясь этим признаком, зная схему расположения текстов легенд различных ханов, можно расшифровать трудночитаемые «забитые» легенды на печатях, которые в свою очередь помогают правильно датировать документы.

8. Четкая фотография квадратного нишана Менгли-Гирея помещена в издании: Kurat А. N. op. cit., а.95.

9. Григорьев А. П. Монгольская дипломатика ХIII-ХV вв.: Чингизидские жалованные грамоты. Л., 1978, с.31-33, 54-55, 69-70.

10. Здесь и ниже арабские цифры, заключенные в круглые скобки, обозначают номера страниц, на которых помещены фотокопии писем Менгли-Гирея в указанном выше французском издании А. Беннигсена (см. прим. 2 ).

11. Evlija Celebi seyahatnamesi, с. 7. Istanbul, 1928, s. 602.

12. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Нагайскою ордами и с Турцией, т. 1, с. 51, № 13.

13. Маркс К. Хронологические выписки: IV. — Архив Маркса и Энгельса, т. 8. М., 1946, C. 156.

14. Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в ХV-ХVI вв.: Главные тенденции политических взаимоотношений / Отв. ред. И. Б. Греков. М., 1984, с. 90-91, 123.

15. Материалы для истории взаимоотношений России, Польши, Молдавии, Валахии и Турции в ХIV-ХVI вв., собранные В. А. Уляницким. М., 1887, с. 113-114, № 100.

16. Bogucka М. Kazimierz. Jagiellonczyk i jego czasy. Warszawa, 1981, s. 102-103.

17. Литовская метрика. — Русская историческая библиотека, Т. 27. СПб. 1910, стб. 365, № 54; 443-445, № 128.

18. Там же, стб. 364-366, № 54; 367-368, № 55; 443, № 128.

19. Там же, стб. 449-450, № 131; Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Нагайскою ордами и с Турцией, т. 1, с.53, № 14.

20. Литовская метрика, стб. 199, № 2.

21. Там же, стб. 450-456, № 132.

22. Там же, стб. 455-456.

23. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Нагайскою ордами и с Турцией, т. 1, с. 60-61, № 17; 63, № 19.

24. Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XV-XVI вв., с. 91; Bogucka М. Op. cit., s. 103.

25. Материалы для истории взаимных сношений России, Польши, Молдавии, Валахии и Турции в ХIV-ХVI вв., с. 118-120, № 101.

26. Katalog dokumentow tureckich: Dokumenty do dziejow Polski i krajow osciennych w latach 1455-1672, t. 1. cz. 1 / Opr. Zygmunt Abrahamowicz, Warszawa, 1959, s. 22-26, № 3-7.

27. Lе Khanat de Crimee dans les archives du Musee du palais de Topkapi, p. 61, E.3179; 72, E.6691/1.

28. Литовская метрика, стб. 328, № 26 (III).

29. Там же, стб. 340, № 34 (II).

30. Там же, стб. 326, № 25.

31. Там же, стб. 359-360, № 48 (III).

32. Герберштейн С. Записки о московитских делах / Пер. А. Малеина. СПб., 1908, с. 145.

33. Известна только очередность правлений вышепоименованных казанских ханов 60-80-х годов ХV в. Хронология их правлений еще ждет своего исследования.

34. Литовская метрика, стб. 348, № 40 (I).

35. Там же, стб.357, № 47.

36. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Нагайского ордами и с Турцией, т,1, с.51,№ 13. Далее ссылки на страницы и номера документов этого издания указаны в круглых скобках в тексте статьи.