Письмо Менгли Гирея I Баязиду III (1486 г.).

Текст анализируемого здесь письма крымского хана Менгли-Гирея (1466-1515) 1 за период между 1937 и 1978 гг. публиковался трижды: турецкими учеными Ф. Куртоглу и А. Н. Куратом и в коллективном французском издании под редакцией А. Беннигсена 2. Соответственно дважды публиковался перевод послания Менгли-Гирея на современный турецкий язык и один раз — на французский язык. Неполный и не вполне точный перевод письма на русский язык, выполненный М. С. Саидовым, был опубликован К. В. Базилевичем в 1948 г. Спустя 20 лет текст этого документа издан в переводе на румынский язык Тахсином Джемилем 3. Оригинал письма Менгли-Гирея, начертанный в 17 строк буквами арабского алфавита по-турецки с «татаризмами», хранится в Стамбуле (Турция), в архиве Музея дворца Топкапы (шифр Е. 6691/4, № 14/12.001).

Письмо не имеет даты. В нем не обозначено имя адресата. Более или менее точно время его составления до сих пор не определено. Письмо датируется издателями промежутком времени между 1475 и 1490 гг. и, значит, не может быть использовано в качестве исторического источника, приуроченного к какому-то определенному событию. Попытаемся уточнить дату появления этого послания Менгли-Гирея. Прежде всего представим его полный текст в русском переводе:

Он!

Величайший падишах (Да увековечит господь его владычество), Ваше величество, султан султанов мира, простирающий безопасность, распространяющий правосудие и благодеяния, побеждающий неверие и неправду, отмеченный вниманием владыки всемилостивого (Да продлит господь его благоденствие до судного дня!). [129]

После молитв услышанных и похвал высоких, если Вам будет угодно спросить [нас] о нынешнем положении Вашего ничтожного раба, то, милостью бога и султана моего благоденствием, мы здоровы и благополучны и пребываем в готовности служить Вам.

Что же касается Престольного [владения], то известно, что положение их весьма тяжелое. [Нами] получено [их] письмо. К тому же [к ним] прибыл [наш] посол. [В настоящее время] он все еще находится в Престольном владении. Как только получим достоверные сведения, мы [сразу же] пошлем сообщение к Вратам Благоденствия.

Также от короля неверных к Вашему ничтожному рабу пришел посольский человек. Мы отправили его обратно с нижеследующим ответом: «Пусть здравствует мой благоденствующий султан! Если ты [король] соединишься с [господарем] Молдавии, то не будет у нас другого врага кроме тебя. Если же Вы не соединитесь с [господарем] Молдавии, а будете жить в мире с нашим падишахом, то станете и для нас добрым другом!» Приставив [к его послу] нашего человека и определив [королю для ответа] двухмесячный срок, мы отправили [посла обратно]. Когда получим вести из тех краев, мы сразу пошлем сообщение к Вратам Благоденствия. Это же наш первейший долг — «сообщать Вратам Благоденствия обо всем, что приличествует правосудию и имени благоденствующего султана, поскольку [мы] — верные рабы Ваши.

И также все мусульмане и неверные Кафы удовольствованы Вашим верным слугой Хюсамом кади. Случались [там] рознь и чума. Во времена сталь тяжких неурядиц исполнялись надежды бедных и убогих. Получивши от моего султана многие милости, они днем и ночью возносят за благоденствующего султана молитвы и восхваления. Ныне у всего верного бедного и убогого народа Вашего только одно желание, чтобы [кадием] в Кафинский кадилык был вновь назначен Хюсам кади. Осуществив [это] желание бедных и убогих, мой султан получит великое воздаяние. Впрочем, повеление принадлежит моему султану. Да будут безграничными его благоденствие вечное, счастье бесконечное и милость к рабам своим!

[Ваш] ничтожный рабишка
Мангли-Гирей

Внизу, на последних трех строках документа, оттиснута синяя квадратная печать Менгли-Гирея размером 5,7×5.7 см 4. В [130] своих письмах к польскому королю, литовскому и московскому великим князьям, молдавскому господарю он именует такую печать «синим нишаном» 5, Слово «нишан» в значении «печать, оттиск личного знака на документе» встречается уже в памятниках древнетюркской письменности 6. Легенда печати, начертанная по-арабски куфическим почерком, размещена на 8 строках, следующих от верхнего правого угла нишана налево и вниз против часовой стрелки в порядке, указанном на прилагаемой схеме 7:

Текст легенды нишана в переводе на русский язык гласит: «Во имя бога милостивого, милосердного! //Нет божества кроме бога, Мухаммед // посланник бога! Султан // величайший // хакан Менгли-Гирей-// хан //сын Хаджи-Гире//й-хана».

Во внутреннем квадрате, образованном строками с 5-й по 8-ю, изображена тамга — родовой знак собственности Гиреев в виде трезубца, стоящего на ножках 8.

На примере чингисидских жалованных грамот (а крымские Гиреи причисляли себя к чингисидам) мы уже убедились в том, что отдельные компоненты формуляров, при их комплексном рассмотрении, могут служить объективными критериями, в частности в деле датировки документов 9. Поскольку в настоящее время опубликованы тексты нескольких писем Менгли-Гирея к турецким султанам, рассмотрим некоторые сравнимые компоненты их формуляров на предмет возможного уточнения датировки интересующего нас письма. Представляется, что такими компонентами являются адресат и дата написания документа. Обратимся к текстам писем Менгли-Гирея, опубликованных А. Беннингсеном.

Прежде всею, это четыре письма Менгли-Гирея турецкому султану Мехмеду II (1451-1481). В первом письме (42-43 ) 10 султан назван «султаном Мухаммеде… братом моим». Своего имени хан не называет. Роль адресанта выполняет уже знакомый нам текст его синего нишана, оттиснутого в нижней части документа. В письме обозначены день, месяц и год составления: 18 раби II 874 г.х. (25 октября 1469 г.). Во втором письме (69) адресат характеризуется словами «падишах возвеличенный» и не содержит личного [131] имени. Нишан отсутствует. На его месте по-тюркски проставлена подпись: «Раб Ваш Менгли-Гирей». Письмо датировано последней декадой месяца сафара 883 г.х. (23 мая — 1 июня 1478 г.). В третьем письме (76) арабский адресат «падишах возвеличенный» дополнен тюркской формой титула: «Ваше величество». Адресант обозначен арабской подписью: «Приветствие раба [Вашего] Менгли-Гирея». Дата письма — последняя декада месяца джумада II 884 г.х. (9-18 сентября 1479 г.). В четвертом письме (78)мы видим арабский адресат: «Ваше величество, падишах милостивый» и уже знакомый тюркский адресант — подпись: «Раб Ваш Менгли-Гирей». Обозначение даты отсутствует. Время составления письма определяется по его содержанию приблизительно октябрем-декабрем 1479 г.

Итак, в отобранных нами компонентах формуляров писем Менгли-Гирея Мехмеду II отчетливо прослеживается эволюция. В первом письме независимый монарх, называющий себя (в легенде приложенной к документу печати) «султаном величайшим», полным именем и отчеством обращается к «брату своему султану Мухаммеду». В дате письма обозначены день, месяц, год. Во втором и третьем письмах, отправленных покорным вассалом своему сюзерену, отсутствуют личные печати — нишаны. Их сменяют уничижительные подписи. Адресанты писем теряют личное имя, оно заменяется пышными титулами «падишах возвеличенный» и «Ваша величество». Вместо порядкового номера дня составления писем появляются указания на одну из трех декад месяца. В четвертом письме, при полном наборе формальных элементов подчеркнутой приниженности адресанта, наблюдается исчезновение даты написания.

Сохранились еще три письма Менгли-Гирея, датируемые издателями по их содержанию (даты составления во всех трех текстах отсутствуют) временем правления Баязида II (1481-1512). Первое из них (82) является объектом нашего специального исследования; второе (88), сохранившееся настолько плохо, что издатели не решились опубликовать его фотокопию, датируется по содержанию зимой 1510/11 гг. третье (92) определяется по времени концом января-началом февраля 1512 г.

Закономерности эволюции формы, отмеченные в письмах Менгли-Гирея Мехмеду II, логично продолжаются и в его посланиях к Баязиду П. В первом из них, сравнительно раннем, крымский хан попытался возродить нишан. В последующих письмах Менгли-Гирея [132] и Других представителей этой династии к турецким султанам квадратный нишан исчезает, насколько позволяют судить источники, навсегда. Да и в этом первом письме к Баязиду II Менгли-Гирей дополняет нишан уничижительной подписью по-арабски: «[Ваш] ничтожный рабишка Менгли-Гирей», Обозначение адресата: «Падишах величайший». Во втором письме адресант такой же, как и в первом. Прочитать поврежденный адресат издателям, видимо, не удалось. В третьем письме адресант выгладит еще более раболепным, чем в двух предыдущих: » Ваш ничтожный и бедный рабишка Менгли-Гирей». Адресат письма начинается словами: «Ваше величество, падишах…».

Наш итоговый вывод, сложившийся на основании анализа некоторых формальных показателей в письмах Менгли-Гирея к турецким султанам, сводится к тому, что, скорее всего, интересующее нас письмо было написано во время правления Баязида II, т.е. между 1481 и 1512 гг. По-видимому, оно относится к первым годам султанства Баязида II. Для более точной его датировки методом формулярного анализа не хватает документального материала.

Переходим к анализу текста письма по его содержанию. Его можно расчленить на семь частей: богословие; титул турецкого султана и славословие ему; сообщение крымского хана о себе; сведения о Престольном владении; рассказ о сношениях с «королем неверных»; просьба вновь назначить некоего Хюсама кади кафинским судьей; подпись. Составной частью текста письма является и легенда на нишане., оттиснутом на документе.

Богословие, выраженное одним словом «он», т.е. «бог», связывается с содержанием письма лишь в том, что автор его был мусульманином. Титул турецкого султана и славословие ему недвусмысленно говорят о более низком, зависимом положении крымского хана по отношению к безымянному адресату. Сведения Менгли-Гирея о себе настолько скудны, что практически ничего не дают для датировки письма. Несколько более подробно рассказывается о дипломатических связях хана с Престольным владением (Большой ордой русских источников). Беда в том, что документы о крымско-ордынских сношениях до нас не дошли. Сведения о каких-то переговорах Менгли-Гирея о кем-то из последних золотоордынских ханов нам просто не к чему привязать. [133]

Относительно посольских сношений с «королем неверных» Менгли-Гирей повествует довольно подробно. В документах XV в. не только крымской, но и русской канцелярии «королем», без указания на личное имя, назывался король польский и великий князь литовский Казимир ІV Ягаллончик (1447-1492). Ни словом не обмолвившись о целях польско-литовской миссии, крымский хан представляет султану свой ответ на королевское послание, из которого можно понять, что, во-первых, Казимир сообщил Менгли-Гирею о своем союзе с молдавским господарем; во-вторых, хан не одобряет этого союза и в ультимативной форме требует прекратить всякие сношения с Молдавией. В своем комментарии к этому сообщению А. Беннингсен справедливо отмечает, что активные попытки Казимира предотвратить поглощение Молдавии Османской империей и тем самым не допустить турецкую армию до границ Польско-литовского государства имели место на протяжении 1475-1489 гг. Иными словам», столь краткое сообщение хана о польско-литовско-крымских переговорах само по себе еще не может служить основанием для точной датировки времени составления анализируемого письма.

Довольно много места в письме отводится судье (кадию) Хюсаму, которого хан представляет человеком, совершенно необходимым как мусульманскому, так и иноверному населению оккупированной турками (с 1475 г.) Кафы (Феодосии), и ходатайствует за него перед султаном, прося непременно продлить его полномочия в Кафинском судебном округе (кадилыке). Впервые в этом письме Менгли-Гирей называет личное имя человека, почему-то очень ему нужного, всячески расхваливает его перед своим сюзереном и просят для него должность. Несомненно, что именно это ходатайство крымского хана и составляло основную цель и содержание всего послания. Будь у нас списки кадиев Кафинского кадилыка за время правления Менгли-Гирея, дата составления письма не осталась бы для истории загадкой. Такие списки не сохранились.

Подпись в послании Менгли-Гирея свидетельствует о его еще более, чем при Мехмеде II, подчиненном положении по отношению к турецкому султану; наличие оттиска нишана отражает его робкую попытку повысить свое реноме перед новым сюзереном. Как известно, на других письмах к Баязиду II Менгли-Гирей уже не решался оттискивать свой нишан. Поскольку третьего турецкого [134] султана в эпоху Менгли-Гирея не было, чаша весов склоняется в пользу Баязида II — к начальным годам его правления.

Итак, после краткого анализа письма Менгли-Гирея по его содержанию создается впечатление о том, что оно было написано в начале султанства Баязида II и адресовано именно этому султану. И не более того. Чтобы датировать письмо более точно, надлежит совместить во времени весь комплекс сведений о событиях той эпохи, разбросанных в письме, увидеть полезную информацию там, где крымский хан и не собирался показывать ее своему адресату. Для этого нужно привлечь к анализу максимум из того, что нам известно о времени правления Менгли-Гирея по другим источникам. Об этом периоде ныне известно довольно много. Оставляя в стороне предварительные изыскания, представим к рассмотрению материал, к которому мы пришли в конечном итоге.

Крымские ханы были издавна связаны с крупнейшим торговым портом на Крымском полуострове — Кафой. Вначале Кафа являлась генуэзской крепостью. В 1475 г. ее захватили турки, и доходы от кафинской таможни потекли в султанскую казну. Крымские ханы, превратившись в турецких вассалов, были приравнены по рангу к румелийским бейлербеям. Ежегодно они получали соответствующее денежное содержание — султанский хасс, отчисляемый специальными чиновниками от доходов кафинской таможни 11. Менгли-Гирей с гордостью заявлял, что доход от некоторых сборов в Кафе «нам идет с турским [султаном] по половинам» 12. Стремление добиться расположения высших кафинских чиновников, а тем более судебных властей являлось у крымских ханов постоянно действующим фактором.

Осколок Золотой Орды — Крымское ханство смогло просуществовать до конца ХVIII в. (1783 г.) только благодаря военной помощи Османской империи. Крымские ханы отчетливо сознавали необходимость союза с турецкими султанами. Это не мешало им, трезво оценивая конкретную международную ситуацию, из тактических соображений заключать с другими державами договоры и соглашения, которые иногда шли вразрез с интересами Турции. Основой таких соглашений была обоюдная выгода. Например, «с крымским ханом Менгли-Гиреем Иван [III (1462-1505). — А. Г.] заключил союз, продолжавшийся до самой его смерти. Менгли-Гирею он обещал [135] помощь против монголов [Большой орды. — А. Г.], тот ею — против литовцев [Литовского великого княжества. — А. Г.13.

К 1486 г. в Северном Причерноморье сложилась обстановка, вынудившая короля польского и великого князя литовского Казимира перейти к активным действиям по созданию антиосманского военного союза. Причина активности Казимира коренилась в его стремлении отвоевать черноморские крепости — порты Килию и Белгород (Аккерман), захваченные турками летом 1484 г. Овладение этими крепостями, принадлежавшими молдавскому господарю Штефану III (1457-1504), открывало перед турецким султаном Баязидом II свободный проход вдоль берега Черного моря к владениям польского короля. Казимир вначале попытался отвоевать Килию и Белгород совместно с молдавским господарем. Эта попытка не увенчалась успехом 14. Политическим результатом совместной антитурецкой борьбы явилось официальное оформление вассальной присяги молдавского господаря польскому королю 15 сентября 1485 г. 15

Потерпев неудачу в военных действиях, Казимир попробовал дипломатическим путем ускорить создание антиосманской коалиции, к которой, кроме Польши, присоединились бы Священная Римская империя, Венеция и римский папа Иннокентий VIII (1484-1492). Два посольства, отправленные пэ Польши в декабре 1485 г., не добились ощутимых результатов 16. Казимир, скрепя сердце, был вынужден обратиться за помощью против турок к своему политическому противнику — московскому великому князю. Зимой 1485 г. и летом 1486 г. в Москве побывали литовские посольства, призывавшие русское правительство оказать военную помощь молдавское господарю 17, Иван III отказался примкнуть к антитурецкому союзу под предлогом дальнего пути 18. Полагая, что московский великий князь противится соглашению из опасения лишиться своего постоянного союзника — крымского хана, Казимир решил оторвать Крым от Турции.

Во исполнение этого рискованного плана в конце марта 1486 г. из литовского города Троки (под Вильнюсом) в Крым отправляется посол Мишко Свиринич. В его задачу входила подготовка почвы для принятия Менгли-Гиреем «великого посольства» 19. Прибыв через полтора-два месяца в резиденцию хана, которая находилась тогда в крымской крепости Кыркъер (Чуфут-кале), литовский посол успешно справился со своей миссией и спешно отбыл на родину. Он [136] возвратился в Троки незадолго до 24 июня 1486 г. 20 Уже через два месяца, 22 августа І486 г., из того же города в Крым выехало великое посольство во главе с Яном Довойновичем и Якубом Доматкановичем 21. Литовские дипломаты добрались до Крыма не ранее октября 1486 г. Послы имели поручение, обговорив все проблемы, связанные с восстановлением былых «дружбы и братства» между королем, ханом и их предками, осторожно поинтересоваться реакцией Менгли-Гирея на вопрос: не слишком ли мало он себя ценит, соглашаясь на положение слуги при турецком султане? Если бы последовал благожелательный ответ хана, литовским дипломатам следовало откровенно сказать, что король уже готов к войне с турками и в этом его поддерживают другие христианские государства, а затем спросить: в, случае нападения турецкого султана на владения короля, чью сторону примет крымский хан? 22.

Переговоры закончились тем, что Менгли-Гирей арестовал литовских послов 23. Они возвратились домой только после того, как отчаявшись создать антитурецкий блок, Казимир приступил к прямым переговорам о мире с турецким султаном 24. Интересно отметить, что и в Константинополе (Стамбуле) польские послы в качестве одного из главных условий мирного соглашения выдвигали требование возвратить Польше Килию и Белгород 25. Баязид II это условие не принял. Тем не менее 22 марта 1489 г. польско-турецкий мир на два года был подписан 26.

Что касается крымско-ордынских связей в середине 80-х годов ХV в., то о них известно значительно меньше, чем о любых других внешних контактах крымского хана. Ключом к этим связям является текст анализируемого письма Менгли-Гирея. Хан называет государственное образование, известное в русских источниках под именем Большой орды Престолом (Тахт) или Престольным владением (Тахт-эли). Это образование встречалось уже в двух посланиях главы крымского племени ширин Эминека к Мехмеду II от 1476 и 1478 гг. 27, а также в русском переводе грамоты Менгли-Гирея Казимиру, датируемой приблизительно весной 1483 г., где оно переводилось словами «Столичные улусы» 28.

Слова Менгли-Гирея о «весьма тяжелом положении», сложившемся в Престольном владении к середине 80-х годов, полностью соответствовали действительности. В январе 1481 г. сибирский хан Ибак (Ибрагим) в союзе с мирзами Ногайской орды разгромил [137] Большую орду и убил хана Ахмата (Ахмеда). Многочисленные потомки убитого, «Ахматовы дети», и родовые князья во главе с ордынским беглербеком, вождем племени мангыт Темиром (Тимуром), обратились за помощью к своему давнему противнику Менгли-Гирею. Оценив свои возможности, преследуя собственные далеко идущие цели, Менгли-Гирей пошел тогда на временное соглашение с Престольным владением и предоставил «Ахматовым детям» материальную помощь — «коней и портищ много», а также «ещо много есмо им одолжилися» 29. По-видимому, это соглашение сопровождалось и политическими условиями.

Относительно сокровенных планов Менгли-Гирея можно сделать доказательное предположение: крымский хан был кровно заинтересован в союзе с князем Темиром. Традиционная верховная власть великих и улусных ханов-чингисидов над многочисленными подданными (в прошлом монгольскими и тюркскими, а к описываемому времени целиком тюркскими) племенами и их ответвлениями целиком зиждилась на реальной власти вождей крупнейших племен — четырех князей-карачеев. Главным среди них считался беглербек — военный руководитель ханства. В Крыму у ханов династии Гиреев беглербеками всегда были ширинские князья. Ширинам противостояло другое могущественное племя — барын, служившее своеобразным противовесом ширинам, препятствовавшее их чрезмерному усилению. Роль такого противовеса в правление Менгли-Гирея долгое время выполняя барынский князь Абдулла. Однако к началу 80-х годов ширины, пользовавшиеся активной турецкой поддержкой, возобладали в Крыму над всеми своими соперниками. После 1482 г. Абдулла вынужден был покинуть пост князя барынов и выехать на жительство в Польско-литовское государство 30, где он вскоре и умер 31. Его преемники в крымском правительстве не обладали уже былым влиянием, не могли считаться ровней князьям ширинов.

Такое бесконтрольное усиление ширинов, естественно, не устраивало крымского хана. Он решил привлечь на свою сторону и противопоставить ширинам могущественный род мангытов (ногайцев), главой которого в правление ордынского хана Ахмата был уже упоминавшийся князь Темир. Мангыты верховодили в Большой и Ногайской ордах. Мало того, Темир состоял в родственных связях с казанскими ханами. Он отдал свою дочь Нурсултан в жены [138] казанскому хану Халилю. Когда Халиль умер бездетным, престолом овладел его брат Ибрагим. Последний женился на вдове Халиля 32 тем, видимо, обеспечил себе военную помощь мангытов. После смерти Ибрагима казанским ханш стал Алегам33, а Нурсултан с сыновьями Мухаммед-Эмином и Абдуллатифом вернулась к отцу в Большую орду.

Переговоры с Престольным владением, о которых вскользь сообщалось в письме Менгли-Гирея Баязиду II, велись крымским ханом с целью внести раскол в ряды правителей Большой орда. На дальнем прицеле у Менгли-Гирея находилось Казанское ханство, которое могло угрожать Большой орде с севера. Прямые потомки казанских ханов Мухаммед-Эмин и Абдуллатиф, вместе с матерью, дважды бывшей казанской ханшей, находились в распоряжении ордынского беглербека Темира. С ним-то прежде всего и вошел в сношения Менгли-Гирей.

После смерти Ахмата ханами в Большой орде стали сразу два его сына Муртаза и Сеид-Ахмат (Сейид-Ахмед). Беглербеком при них оставался Темир. Уже сам факт двоевластия являлся свидетельством падения авторитета ордынского хана. Братья постоянно и открыто враждовали между собой. Один «не ведал» о том, что собирается предпринять другой по поводу каких-либо внутренних или внешнеполитических дал 34. Темир, вместо того чтобы служить связующим звеном между ханами — соправителями, всемерно способствовал расколу между нами. В сношениях с польским королем мангытский князь заявлял: «Мене самого как царя видь» 35.

Сложившаяся в Большой орде обстановка благоприятствовала планам Менгли-Гирея. Еще летом 1485 г., как выясняется из русско-крымских дипломатических переговоров, «цари были немирны» с крымским ханом 36, а в сентябре 1486 г. Менгли-Гирей уже заявил русскому послу: «Орды ся уже не блюду» (51, № 13). Можно предположить, что замирение между Менгли-Гиреем и Темиром произошло еще осенью 1485 г. Тогда же на службу в Крым впервые перешел из Большой орды родственник Темира мангытский мирза Янкуват (Джанкуввет). Мангыты вытеснили крымских карачеев барынов со второго, после ширинов, места на третье. Русский посол, отправленный из Москвы в Крым 23 марта 1486 г., уже имел от Ивана III наказ обратиться после ширинов к мангыту Янкувату со словами: «Слышел есми, что царева Менли-Гиреева добра смотришь» [139] (50, № 13). Высланные из Москвы в Крым 8 июня 1486 г. подарки вручались сначала ширинам, потом Янкувату-мирзе и только в третью очередь барынскому князю Казыю (Рази, 54, № 14).

Янкуват подготовил почву для приема новой старшей жены Менгли-Гирея, которая прибыла в Крым, скорее всего, в августе-сентябре 1486 г. Еще 3 августа 1486 г. отправленные из Москвы подарки предназначались жене Менгли-Гирея «Едегеревы дочери зизивудова» (56, № 15), т.е. дочери седжеутского князя Едигера, а в сентябре того же года на месте старшей жены хана уже находилась дочь мангытского князя Темира Нурсултан. Она не замедлила известить об этом Ивана III, послав к нему своего человека с грамотой. Последняя могла быть отправлена в сентябре 1486 г., наряду с ханскими письмами, вместе с крымским посольством, сопровождавшим отъезжающего домой русского посла (51, № 13). 4 марта 1487 г. из Москвы в Крым был послан гонец, которому предписывалось передать Нурсултан слова Ивана III: «Слышели есмя, что еси пришла за Менли-Гирея за царя; И мы, слышев ваше доброе дело, тому есмя ради… А что еси писала в своей грамоте о своем сыне о Магмети Амине царе, и мы как наперед сего добра его смотрили, так и ныне, аж даст бог, хотим добра его смотрити.(59, № 16). Через полгода другой гонец, выехавший из Москвы 10 августа 1487 г., передал Нурсултан сообщение русского великого князя: «Твой сын Магмет-Аминь царь к нам приехал; и мы… твоего сына… на Казани есмя посадили» (62, № 18).

Итак, мы рассмотрели комплекс вопросов, связанных с формой и содержанием послания Менгли-Гирея турецкому султану, с целью уточнить время его написания, формальные показатели письма свидетельствуют о том, что оно было составлено в начале правления Баязида II, т.е. в 80-х годах XV в. Эпизод из польско-литовско-крымских переговоров, имевших место в 1486 г., когда один литовский посланец срочно возвратился на родину с тем, чтобы через два месяца его сменило новое, более представительное посольство, повторяет сходную ситуацию, описанную у Менгли-Гирея. Поскольку известно, что на дорогу от Трок до Кыркьера послы тратили около 2 месяцев, произведем простой расчет. Получается, что М. Свиринич приехал в Крым в мае 1486 г. и в том же месяце покинул его. «Великое посольство» прибыло в Крым в октябре 1486 г. Значит, письмо хана могло быть отправлено в Турцию в [140] мае-октябре 1486 г. Результатом благополучного завершения крымско-ордынских переговоров явился приезд в Крым ханши Нурсултан. Это произошло, по-видимому, в августе-сентябре 1486 г. Надо полагать, что Менгли-Гирей не особенно спешил сообщить Баязиду II о своих внешних связях. Он ждал их результатов. Так что крымский гонец в Стамбул отправился не ранее июня, но и не позднее августа 1486 г.

Наши предположения стали бы значительно более доказательными, будь в нашем распоряжении документ, подтверждающий факт посылки крымского донесения в Турцию именно летом 1486 г. Обратимся к материалам русско-крымских дипломатических переговоров, которые не нашли никакого отражения в письме Менгли-Гирея. Между Крымом и Москвой, Менгли-Гиреем и Иваном III дипломатические отношения завязались еще в начале 70-х годов ХV в. В І486 г. представители русского великого князя побывали в Крыму трижды (45-51, № 13; 52-54, № 14; 54-57, № 15). Между Иваном III и Менгли-Гиреем велась оживленная переписка, связанная с вопросом об установлении прямых русско-турецких дипломатических контактов. Встреча русского дипломата Федора Курицына с представителями турецкого султана самого высокого ранга состоялась в августе-сентябре 1484 г. Ф. Курицыну удалось вернуться в Москву лишь в июле 1485 г. Турецкая заинтересованность в установлении «дружбы» е Россией поставила перед правительство Ивана III очень существенный вопрос об условиях такой дружбы. Этот вопрос был задан русским послом Менгли-Гирею в мае 1486 г. (47, № 13).

Хана, отнюдь не заинтересованного в установлении прямых русско-турецких связей, вполне устраивала роль посредника между обеими сторонами. На отпуске русского посла в сентябре 1486 г. Менгли-Гирей сообщил ему: «А ныне есми о том деле к турскому послал человека своего. И как мой тот человек ко мне придет от турского… и из часа того со всем с тем пошлю [вслед] за тобою человека своего к великому князю» (51, № 13). Получалось, что ответ от султана должен был вот-вот поступить, т. е., принимая во внимание месячную продолжительность пути от Кыркъера до Стамбула, гонец к Баязиду II был отправлен примерно в июне-июле 1486 г; В данном случае для нас не столь важно, что хан слукавил и в его послании ничего не говорилось о [141] России. Главное то, что сам факт отправления ханского посланца в Турцию все же имел место летом 1486 г., русским дипломатам это нетрудно было проверить. Следовательно, с высокой степенью вероятности письмо Менгли-Гирея Баязиду II можно датировать июнем-июлем 1486 г.


Комментарии

1. В промежутке времени между 1466 и 1478 гг. Менгли-Гирей неоднократно лишался престола. Им попеременно овладевали сыновья Хаджи-Гирея, братья Менгли-Гирея Нурдевлет и Хайдар (Айдар), а также сын золотоордынского хана Махмуда, племянник Ахмеда (Ахмата) Джанибек. Окончательно Менгли-Гирей утвердился в Крымском ханстве в конце 1478 или начале 1479 г.

2. Kurtoglu F. Ilk Kirim hanlarrin mektuplari.- Belleten, c. 1, sayi 3-4. Ankara, 1937, s. 645-647 № 2, lev. X; Kura. A. N. Topkapi saraya muzesi arsivindeki Altin Ordu, Kirim ve Turkistan hanlarina ait yarlik ve bitikler. Istanbul. 1940, s. 91-100, 189, № 7; Le Khanat de Crimee dans les archives du Musee du palais de Topkapi / Par A. Bennigsen. Paris, 1978, p. 80-83.

3. Базилевич К. В. Ярлык Ахмед-хана Ивану III. — Вестник Московского университета, 1948, № 1, С. 38; Gemil T. Doua documente tataresti referitoare le campania din 1476 a sultanului Mehmed al II-les in Moldova.- Anuarul Inetitutului de istorie si arheologie «A. D. Xenopol», t. 5. Iasi, 1968, p. 191-192.

4. Kurat A. N. Op. cit., s. 95.

5. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Нагайскою ордами и с Турцией / Под ред. Г. Ф. Карпова, т. 1 (1474 по 1505 год). — Сборник имп. Русского исторического общества, т. 41. СПб., 1884, с. 105-198, № 28; 110-111, № 29; 123-127, № 32; 150, 152-154, № 35; 169, № 38; 172-176 № 39, 183-184, № 40; 188-189, № 41; 193-194. № 42; 197. № 43 210-2211, № 46: 217, 219-222. № 48; 237, № 51, 242, № 54, 257. № 56; 267, 269-272, № 58; 278, № 59; 207-288. № 60; 321, № 66; 326, № 67; 362, № 72; 367, № 74; 378, № 78; 417, № 83; 420-421, № 83; 431. № 80; 446-448, № 87; 468, № 89; 475, № 90; 518, № 97; 540-545, 550-552, № 100; т.2 (с 1508 по 1521 год).- Сборник имп. Русского исторического общества, т. 95. СПб., 1895, с.19, 21, 26, 27, 29, 30, № 2; 75, № 4; Pulaski K. Stosunki Polski z Tatarszozyzna od polowy XV wieku, t.1. Stosunki z Mendli-Girejem chanem tatarow perekopskich (1469-1515). Akta i listy. Krakow; Warszawa. 1881, s. 223. № 72; 288, № 75; 289,№ 76; 303- 306, № 85; 310. № 88; 317, № 91; 318, № 92; 345, № 105; 354, № 108: 356, № 109; 362, № 113; 367, № 115; 374, № 116.

6. Древнетюркский словарь. Д.. 1969, с.353.

7. Расположение строк в легендах квадратных нишанов чингисидов было своеобразным для каждого монарха. Руководствуясь этим признаком, зная схему расположения текстов легенд различных ханов, можно расшифровать трудночитаемые «забитые» легенды на печатях, которые в свою очередь помогают правильно датировать документы.

8. Четкая фотография квадратного нишана Менгли-Гирея помещена в издании: Kurat А. N. op. cit., а.95.

9. Григорьев А. П. Монгольская дипломатика ХIII-ХV вв.: Чингизидские жалованные грамоты. Л., 1978, с.31-33, 54-55, 69-70.

10. Здесь и ниже арабские цифры, заключенные в круглые скобки, обозначают номера страниц, на которых помещены фотокопии писем Менгли-Гирея в указанном выше французском издании А. Беннигсена (см. прим. 2 ).

11. Evlija Celebi seyahatnamesi, с. 7. Istanbul, 1928, s. 602.

12. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Нагайскою ордами и с Турцией, т. 1, с. 51, № 13.

13. Маркс К. Хронологические выписки: IV. — Архив Маркса и Энгельса, т. 8. М., 1946, C. 156.

14. Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в ХV-ХVI вв.: Главные тенденции политических взаимоотношений / Отв. ред. И. Б. Греков. М., 1984, с. 90-91, 123.

15. Материалы для истории взаимоотношений России, Польши, Молдавии, Валахии и Турции в ХIV-ХVI вв., собранные В. А. Уляницким. М., 1887, с. 113-114, № 100.

16. Bogucka М. Kazimierz. Jagiellonczyk i jego czasy. Warszawa, 1981, s. 102-103.

17. Литовская метрика. — Русская историческая библиотека, Т. 27. СПб. 1910, стб. 365, № 54; 443-445, № 128.

18. Там же, стб. 364-366, № 54; 367-368, № 55; 443, № 128.

19. Там же, стб. 449-450, № 131; Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Нагайскою ордами и с Турцией, т. 1, с.53, № 14.

20. Литовская метрика, стб. 199, № 2.

21. Там же, стб. 450-456, № 132.

22. Там же, стб. 455-456.

23. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Нагайскою ордами и с Турцией, т. 1, с. 60-61, № 17; 63, № 19.

24. Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XV-XVI вв., с. 91; Bogucka М. Op. cit., s. 103.

25. Материалы для истории взаимных сношений России, Польши, Молдавии, Валахии и Турции в ХIV-ХVI вв., с. 118-120, № 101.

26. Katalog dokumentow tureckich: Dokumenty do dziejow Polski i krajow osciennych w latach 1455-1672, t. 1. cz. 1 / Opr. Zygmunt Abrahamowicz, Warszawa, 1959, s. 22-26, № 3-7.

27. Lе Khanat de Crimee dans les archives du Musee du palais de Topkapi, p. 61, E.3179; 72, E.6691/1.

28. Литовская метрика, стб. 328, № 26 (III).

29. Там же, стб. 340, № 34 (II).

30. Там же, стб. 326, № 25.

31. Там же, стб. 359-360, № 48 (III).

32. Герберштейн С. Записки о московитских делах / Пер. А. Малеина. СПб., 1908, с. 145.

33. Известна только очередность правлений вышепоименованных казанских ханов 60-80-х годов ХV в. Хронология их правлений еще ждет своего исследования.

34. Литовская метрика, стб. 348, № 40 (I).

35. Там же, стб.357, № 47.

36. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Нагайского ордами и с Турцией, т,1, с.51,№ 13. Далее ссылки на страницы и номера документов этого издания указаны в круглых скобках в тексте статьи.

(пер. А. П. Григорьева)
Текст воспроизведен по изданию: Письмо Менгли-Гирея Баязиду II // Востоковедение: филологические исследования, Вып. 13. (Ученые записки ЛГУ, № 419, Серия востоковедческих наук, Вып. 29). Л. ЛГУ. 1987

 

Источник оцифровки — https://www.vostlit.info/