Жил на свете бедный лудильщик. Был он женат уже пять лет, но не посылала судьба ему сына. Сколько ни обращался он к знахарям и прорицателям, ничего не помогало, – как видно, не суждено было ему стать отцом.
И горевал поэтому лудильщик и считал себя неудачником.
Вот однажды, когда возвращался он из своей мастерской домой, встретилась ему у самого порога его хижины цыганка, просящая милостыню. Возле цыганки сидело пять голых и оборванных ребятишек, мал–мала меньше.
«Вот каковы дела Аллаха, – подумал лудильщик. » Кто ищет, тому не дает, а кто избегает, тому нашлет
целый ворох».
— Как же ты кормишь такую ораву? — спросил он у нищенки.
— Ох, добрый человек, не я кормлю, Аллах кормит, а как кормит — сам видишь. Все голы, босы и голодны, как собачата. Даже пристанища на ночь не имеем.
Лудильщик хоть и был беден состоянием, но зато богат сердцем Разжалобился он несчастьем цыганки и решил поделиться с ней, чем можно Забрал он нищенку вместе с ее выводком и повел к себе в саклю.
— О, алмаз души моей, — обратился он к жене, — мы плакались, что у нас нет ни одного, а теперь их у нас целых пятеро
Хоть и испугалась жена этой оравы, но была она с добрым сердцем и оставила семью цыганки в своем доме. Каждый вечер добрый ремесленник, возвращаясь с работы, делился с детьми цыганки тем, что он зарабатывал за день, а жена его присматривала за ребятишками, пока мать их ходила просить милостыню. Совсем другая жизнь пошла у цыганки. И решила она отблагодарить этих добрых людей, чем можно.
И вот однажды когда лудильщика не было дома, обратилась она к его жене и сказала.
— О, благочестивая дочь Евы! Мои родные мать и отец, не сделали бы для меня того, что сделала ты с мужем Аллах свидетель, что я готова отплатить вам за добро всем, чем я только в силах. Скажи мне, сестра моя, какие невзгоды омрачают дорогу вашей жизни? Могу ли я как-нибудь облегчить вашу участь?
— О, счастливая мать стольких детей — ответила жена лудильщика: – Пять лет уже, как мы с мужем женаты, но Аллах не удосужился наградить нас тем, чем так щедро оделил тебя. Мой муж готов отдать все, что возможно, за одного только ребенка!
– Не горюй, сестра – ответила цыганка – в этой беде я смогу вам помочь. Выпроси у соседки куриное яйцо и дай мне сделать над ним заклинания. А когда муж твой вернется домой, брось это яйцо правее его в стенку. И ты увидишь, что желание его будет исполнено.
Хозяйка так и сделала. Едва только муж переступил порог, она бросила в стенку заколдованное яйцо, и, – о чудо! – из яйца, как из решета, высыпались один за другим сорок маленьких, как зерна, человечков. С криками «папа, папа!» они окружили оторопевшего лудильщика, стали хватать его за руки и ноги, взбираться на плечи и голову.
– Что случилось?! – закричал в испуге лудильщик. – Откуда такое войско?
Хозяйка объяснила мужу, в чем дело, и тогда тот, схватившись за голову, закричал:
– Да какая же это радость? Это горе, а не радость! Я хотел одного, а тут их целых сорок!
И, обратившись к цыганке, лудильщик стал ее умолять:
– Избавь меня, дочь пустыни, от этих назойливых мух, ради Аллаха, избавь!
Нечего было делать, начала цыганка собирать мальцов в свою торбу.
Собрала она тридцать девять, а сороковой тем временем залез в сапог своего отца и спрятался там.
Собрался на другое утро лудильщик в город, стал натягивать сапоги, смотрит, вылезает из сапога маленький человечек.
– Как ты попал сюда? – удивился лудильщик.
– Отец мой, – ответил Кичкенэ, – я самый находчивый и ловкий из всех моих братьев! И, как видишь, один из всех сумел спастись.
Посмотрел–посмотрел на него лудильщик и решил, что, значит, так и нужно, чтобы этот паренек стал его сыном.
– Ну, раз так, – сказал он сыну, – то будешь помогать мне в моей работе. Пока я буду в городе, мать напечет мне чебуреков, а ты принесешь их ко мне в мастерскую.
Дав такое поручение, лудильщик натянул сапоги и отправился на работу. А Кичкенэ тем временем поручил своей новой матери приготовить чебуреков и испечь одну круглую хатламу. Когда все было готово, он сказал:
– Теперь положи чебуреки в саган, поверх положи меня, а сверху накрой меня хатламой. Саган же как следует завяжи платком и пусти в город. Дорогу я найду сам.
– В уме ли ты, сыночек? – удивилась мать. – Да разно может саган идти сам?!
Но Кичкенэ настоял на своём, и матери пришлось подчиниться. Не было конца ее удивлению, когда она увидела, как саган с чебуреками и с Кичкенэ–огланом двинулся себе потихоньку по дороге.
Долго ли, коротко ли шел саган, только попалась ему по дороге яма; скатился он в яму, а обратно, сколько ни толкал его Кичкенэ, вылезти не может.
А тем временем мимо той ямы проходили два охотника. Увидев завернутую в платок миску, они спустились к ней и начали разглядывать.
– Слава Аллаху, – сказал один из них, – сама судьба послала нам ужин после охоты. Ты чуешь, какой соблазнительный запах исходит из этого узелка?
Но не успел он дотронуться до миски, как оттуда раздался тоненький, но сердитый голос:
– Эй, не тронь сагана!
Охотник, испугавшись, отскочил от узла.
– Какой же ты трус, – сказал другой. – Мне самому почудился чей–то голос, да стоит ли на это обращать внимание? Пока хозяин придет, мы уже успеем полакомиться этими чебуреками. Открывай!
Но одна только успел его товарищ прикоснуться к узлу, как оттуда снова послышался гневный крик:
– Я вот тебе открою!
И снова охотник выпустил из рук находку.
– Ну тогда я сам открою, простофиля ты этакий! – сказал товарищ.
И, схватив узел, он стал его развязывать.
– Ах ты, делибаш, шайтаново отродье! Ты вот попляшешь у меня! – закричал изо всей силы Кичкенэ–оглан.
Тут уж охотники не смогли выдержать. Бросив саган, они выскочили из ямы и во все лопатки кинулись бежать. А Кичкенэ, посмеявшись над трусостью этих верзил, тронулся в дальнейший путь. Скоро он добрался до мастерской отца, вошел туда и влез вместе с саганом, в котором сидел, на стол.
Окончив работу, лудильщик подошел к столу и, открыв саган, приготовился к трапезе. Когда же он поднял хатламу, из–под нее, как ни в чем не бывало, вылез улыбающийся Кичкенэ.
– Сын мой, – удивился лудильщик – да как же ты смог принести этот саган, если ты сам сидел внутри его?
– Я же говорил тебе, что в некоторых делах я кое–что смыслю, – ответил Кичкенэ–оглан.
– А ведь правда, ты ловкач, сынок. Ты бы попробовал мне помочь и в моем ремесле. Постарайся вылудить, пока я буду есть, вот этот кувшин. А то их так много, что мне одному с ними и не справиться!
– Нет ничего легче, – ответил Кичкенэ и принялся за работу.
Когда отец кончил есть, он взглянул на сына и ахнул от удивления. Кичкенэ сделал столько работы, сколько бы он сам не сделал и за три дня.
– Вот это да! – всплеснул руками лудильщик и посмотрел снова на пятивершковый рост Кичкенэ–оглана. – Славно сделано. А, может быть, ты, сынок, и землю умеешь пахать?
– И землю пахать умею, – ответил Кичкенэ.
– Тогда помоги моему брату. Он ведь тебе приходится дядей. Окаянный Сары–беи измучил его, заставляя работать на своей земле, отнял у него быков, и теперь он лежит больной и ничего не может сделать на своем чаире.
Кичкенэ с удовольствием согласился помочь бедняку. Он тотчас отправился к дяде, взял у него единственного ишака, которого еще не успел забрать жадный Сары–беи, нагрузил на этого ишака плуг и борону и двинулся в поле. Там он запряг ишака в плуг, а сам влез к нему в ухо и принялся щекотать его. Ишак начал работать с таким усердием, что за три дня вспахал земли столько, сколько ее не вспахали бы два быка за три дня.
– Тебя нам послала, как видно, сама судьба, – сказал после этого лудильщик. – Хоть ты и мал, но уменья твоего хватит на десятерых. Однако придется тебе, сынок, еще раз выручить нас всех. Знай, что в реке у самого водопоя живет страшный Аждага, сорокаголовое чудовище, которое только в том случае позволяет всей деревне брать воду, если мы даем ему в пищу одного быка. В этом году очередь дошла до твоего дяди, и сегодня вечером срок уплаты. Если мы к вечеру не дадим Аждаге быка, то вся деревня останется без воды. А окаянный Сары–беи, да натешится шайтан над его жирным телом, отнял, как ты знаешь, у дяди его быков. Так вот мы и не знаем, что нам теперь делать!
– Не бойся, отец, – ответил Кичкенэ. – Я выручу деревню из этой беды. Только пусть дядя даст мне и на этот раз своего ишака.
Когда Кичкенэ получил осла, он подождал наступления вечера и, оседлав животное, погнал его к водопою.
– Селям алейкум, Аждага–ага, – закричал он изо всей силы, как только подошел к берегу. – Иди, пожалуйста, получать арендную плату.
Аждага приподнял одну из своих сорока голов над водой, увидел мальца с ишаком и захохотал во всю глотку:
– Ха, ха, ха, ха! Ай да великан! Ха, ха, ха, ха! Однако же ты не трус, если вместо жирного быка привел ко мне эту паршивую костомаху! Аждага снова посмотрел на малютку и снова покатился от смеха. Видя, что Аждага не такой уж страшный, Кичкенэ влез ему в ухо и принялся щекотать там. А чудовище заливалось смехом изо всех своих сорока глоток. Ему так понравился этот паренек, что он уже считал его своим другом.
– Ну ладно, сорокаголовая дубина, – сказал наконец Кичкенэ, – вола своего ты получишь. Но лучше тебе полакомиться Сарыбеевой скотиной. А у него среди собственных быков есть два особенно жирных – один желтый, другой черный. Какого тебе привести?
– Приведи желтого, – ответил Аждага, – я давно точу на него зубы. Но смотри, смех смехом, а чтобы к вечеру бычок был здесь. А не то я проглочу и твоего никудышного ишака и тебя самого!
Кичкенэ напоил осла и вернулся домой. Вся деревня высыпала встречать ловкого паренька, когда увидела его целым и невредимым.
Когда стемнело, Кичкенэ направился к Сары–бею. Этот Сары–беи был самый богатый из богачей, и от жадности его не было житья всей деревне. Подойдя к его дому, Кичкенэ пролез под воротами во двор и через замочную скважину проник в хлев. Там он забрался в ухо желтого быка и закричал громким голосом:
– Сары–беи, Сары–беи! Черного или желтого?
– Кто там кричит? – спросил Сары–беи.
– Сары–беи, Сары–беи! Черного или желтого?
– Ну–ка, ступайте, посмотрите на крикуна, – приказал богач своим сыновьям.
Те тотчас же отправились в хлев, но никого там не обнаружили.
А Кичкенэ–оглан опять закричал из воловьего уха:
– Сары–беи, Сары–беи! Черного или желтого?
– Вы слепы и глухи, как колоды, – рассвирепел на сыновей богач. – Сейчас же приведите того, кто там орёт.
Снова пошли сыновья Сары–бея в хлев и снова завернулись ни с чем. А из хлева продолжали нестись крики маленького пеклевана.
– Придется, видно, самому идти, – закричал богач и кинулся в хлев.
– Сары–беи, Сары–беи! Черного или желтого быка взять?
– Бери желтого и убирайся к шайтану! – закричал в ярости и страхе бей, подумав, что над ним подшучивает джинн. – Ля иллях иль Алла, спаси, пророк, от наваждения!
Получив разрешение хозяина, Кичкенэ отвязал быка и, не переставая щекотать в его ухе, погнал к Аждаге.
– Получай своего желтого любимца, – сказал он чудовищу. – Только ставлю тебе одно условие: эчек со всем содержимым оставь мне.
– Теперь бери эту кишку, два ведра и дудку и двигайся, куда я тебе укажу, – приказал Кичкенэ чудовищу, влезши к нему в ухо. – Да передвигайся быстрее, нас ждет веселое дело. За работу получишь черного быка!
Почуяв, что можно еще поживиться, Аждага послушно исполнил приказание хитреца и через мгновение ока был уже вместе с ним во дворе Сары–бея. Там они пробрались на чердак беева дома, и Кичкенэ отдал такое распоряжение:
– Ты подожди меня здесь, а я спущусь в комнату. Потом ты передашь мне то, что мы притащили с собой, и будешь наблюдать за представлением.
Так и сделали. Маленький пехлеван, как горошина, скатился через трубу вниз и очутился у самой постели Сары–бея.
Богач спал крепким сном под своим пуховым одеялом. Спиной к его спине спала под тем же одеялом его толстая жена.
Кичкенэ–оглан кивнул Аждаге, и тот спустил ему эчек. Ловкий паренек приподнял одеяло и вывалил все вонючее содержимое кишки на постель, под спины спящих, как раз туда, где ему полагалось быть. После этого он вставил дудку в эчек самого крепко спавшего Сары–бея и снова накрыл его одеялом. А ведра, спущенные с чердака Аждагой, он наполнил водой и привязал к спинам спящих Сарыбеевых сыновей. Закончив дело, он спрятался за сундук и принялся пищать тонким–претонким голоском.
Первой проснулась жена Сары–бея. Протянув руку вниз, чтобы почесаться, она погрузила ее в нечистоты и воскликнула:
– Ах ты, старый паскудник, что же это ты наделал! Ты же загадил всю постель!
И, разбудив мужа, она укоризненно показала ему па огромную кучу.
– Да ты с ума сошла, что ли? – обиделся муж. – Сама напакостила, как корова, а на меня сваливаешь! Мне пятьдесят лет, и я, слава Аллаху, ни разу в жизни еще не загадил постель!
И, рассердившись окончательно, Сары–беи крепко изругал свою жену.
– Но, господин моих мыслей, – не унималась та, – посмотри, ведь это же под тобой куча!
– Как подо мной!? – рассвирепел окончательно бей. – Ты разве ослепла, дочь шайтана, что не отличишь моего зада от своего!
И началась драка. Оплеухи посыпались так, что брызги нечистот разлетались по всей комнате. Наконец, проснулся старший сын. Услышав крики и не. понимая, в чем дело, он бросился зажигать огонь. В это время ведро опрокинулось и облило его с головы до ног. Смертельно перепуганный, он закричал благим матом и разбудил второго брата. Тот вскочил ошарашенный и так кинулся к постели отца, что второе ведро перелетело через его голову, грохнулось на Сары–бея и окатило супружескую чету целым ливнем воды.
– Тьфу ты, проклятый шайтан! – завопил бей. – Он опять орудует в моем доме! Мало ему быка. Совсем хочет опутать меня!
И, вскочив с кровати, Сары–беи кинулся к очагу, чтобы раздуть огонь. Но только начал он дуть на угли, как дудка от напряжения заиграла и начала исполнять разные мелодии.
– Ля иллях иль Алла! – заорал бей, чуть не потеряв от ужаса рассудок. – Джемаат, джемаат, спасите!
И стуча зубами, мокрый, как курица, он начал отплясывать такой дикий танец, что от него пришло в ужас все семейство.
А в это время из–за сундука раздался тоненький, но пронзительный смех.
– Хи, хи, хи, – надрывался Кичкенэ.
– Ха,ха,ха,ха, – ревело басом с чердака, где сидел Аждага.
А дудка играла всякие напевы, которые походили на духовные стихи, и еще больше увеличивали суматоху.
На этот шум сбежались сначала соседи, а потом и вся деревня. Это было такое интересное представление, что все наблюдали, боясь проронить слово.
Стараясь спастись от позора, бей спрятался в уборной, но музыка дудки доносилась и оттуда. Ребятишки, сбежавшиеся на зрелище, услышав эту музыку, решили, что в доме Сары–бея свадьба, и во все горло стали кричать:
– Свадьба! Свадьба! У Сары–бея свадьба! Сюда, сюда, на свадьбу!
Тем временем Кичкенэ–оглан отворил хлев, вывел всю скотину богача во двор и погнал ее на общественное пастбище.
Аждага так надрывался от смеха, что лопнул и издох, а Сары–беи, вместе со всем своим семейством, в ту же ночь покинул деревню, чтобы скрыться от позора.
Так маленький пехлеван, сын бедного лудильщика, спас деревню сразу от двух врагов: от кровожадного чудовища Аждаги и от ненасытного богача Сары–бея.
Впервые опубликована в книге «Сказки и легенды татар Крыма. Фольклорный сборник № 1. 1936».
