Не верьте, когда говорят: нет Шайтана. Есть Аллах – есть Шайтан. Когда уходит свет, – приходит тень. Слушайте!
Вы знаете Кадык–Койскую будку? За нею грот, куда ходят испить холодной воды из скалы.
В прежние времена тут стояла придорожная баня, и наши старики еще помнят ее камни.
Говорят, строил ее один отузский богач. Хотел искупить свои грехи, омывая тело бедных путников. Но не успел. Умер, не достроив. Достроил ее деревенский кузнец–цыган, о котором говорили нехорошее.
По ночам в бане светился огонек, сизый с багровым отсветом. Может быть в кагане светился человеческий жир. Так говорили.
И добрые люди, застигнутые ночью в пути, спешили обойти злополучное место.
Ходил даже слух, что в бане живет сам Шайтан.
Известно, что Шайтан любит людскую наготу, чтобы потом над нею зло посмеяться. Уж, конечно, только Шайтан мог подсмотреть у почтенного отузского аги Талипа такой недостаток, что, узнав о нем, вся деревня прыснула от смеха.
Кузнец часто навещал свою баню и оставался в ней день, другой. Как раз в это время в деревне случались всякие напасти. Пропадала лошадь, тельная телка оказывалась с распоротым брюхом, корова без вымени, а дикий деревенский бугай возвращался домой понурым быком.
Все Шайтановы штуки! А, может быть, и кузнеца. Недаром он так похож на Шайтана. Черный, одноглазый, с передним клыком кабана. Деревня не знала, откуда он родом и кто был его отцом; только все замечали, что кузнец избегал ходить в мечеть; а мулла не раз говорил, что из жертвенных баранов на Курбан–байрам самым невкусным всегда был баран цыгана; хуже самой старой козлятины.
Кохтебельский мурзак, который не верил тому, о чем говорили в народе, проезжая однажды мимо грота, сдержал лошадь; но лошадь стала так горячиться, так испуганно фыркать, что мурзак решил в другой раз не останавливаться. Оглянувшись, он увидел, – он это твердо помнит, – как на бугорке сами собой запрыгали шайки для мытья.
И много еще случалось такого, о чем лучше не рассказывать на ночь.
Впрочем, иной раз, как ни старайся, от страшного не уйдешь.
У Османа была дочь и звали ее Сальгэ. Пуще своего единственного глаза берег ее старый цыган. Однако любви не перехитришь, и, что случилось у Сальгэ с соседским сыном Меметом, знали лишь он да она. Только и подумать не смел Мемет послать свата. Понимал, в чем дело. И решил бежать с невестой в соседнюю деревню. Как только полный месяц начнет косить, – так и бежать.
И смеялся же косой месяц над косым цыганом, когда скакал Мемет из деревни с трепетавшей от страха Сальгэ.
Османа не было дома. Он проводил ночь в бане. Пил заморский арак, от которого наливаются жилы и синеет лицо.
– Наливай еще!
– Не довольно ли? – останавливал Шайтан. – Слышишь скрип арбы? Это козский имам возвращается из Мекки… И грезится старику, как выйдет завтра ему навстречу вся деревня, как станут все на колени и будут кричать: «Святой хаджи!..» Постой, хаджи, еще не доехал! – И прежде, чем кузнец подумал, Шайтан распахнул дверь. Шарахнулись волы, перевернулась арба, и задремавший было имам с ужасом увидел, как вокруг него зажглись серные огоньки. Хотел прошептать святое слово, да позабыл. Подхватила его нечистая сила и бросила с размаха на пол бани.
Нагой и поруганный, с оплеванной бородой, валялся на полу имам, а гнусные животные обливали его чем–то липким и грязным. И хохотал Шайтан. Дрожали стены бани. – То–то завтра будет смеху! На коленях стоит глупый народ, ждет своего святого, а привезут пьяненького имама! – Не стерпел обиды имам, вспомнил святое слово и очнулся на своей арбе, которая за это время уже отъехала далеко от грота.
– Да будет благословенно имя Аллаха, – прошептал имам, и начал опять дремать.
А в бане хохотал Шайтан. Дрожали стены бани.
– Наливай еще, – кричал цыган.
– Постой! Слышишь, скачет кто–то! – И вихрем вынес нечистый приятеля на проезжую тропу.
Шарахнулась со всех четырех ног лошадь Мемета, и свалился он со своей ношей прямо к ногам Шайтана.
– А, так вот кого еще принесло к нам! Души его, – крикнул Шайтан, а сам схватил завернутую в шаль девушку и бросился с ней в баню.
Зарычал цыган и всадил отравленный кинжал по самую рукоять между лопаток обезумевшего Мемета.
А из бани доносился вопль молодого голоса. «Будет потеха, будет хорошо сегодня», подумал цыган и, шатаясь, пошел к бане.
В невыносимом чаду Шайтан душил распростертую на полу нагую девушку, и та трепетала в последних судорогах.
– Бери теперь, если хочешь!
Обхватил цыган девушку железными руками, прижался к ней… и узнал дочь…
– Згне! – крикнул он не своим голосом слово заклятья.
И исчез Шайтан. Помнил уговор с Османом. Только раз цыган скажет это слово, и только раз сатана подчинится ему.
– Воды, воды, отец!
Бросился Осман к гроту, а грот весь клубился удушливыми серными парами. И не мог пройти к воде Осман. Не знал второго слова заклятья. Упал и испустил дух.
* * *
Поутру проезжие татары нашли на дороге три трупа и похоронили их у стен развалившейся за ночь бани.
– Чертова баня, – назвал с тех пор народ это место.
И я хорошо помню, как в детстве, проезжая мимо грота, наши лошади пугались и храпели.
Не верьте, если вам скажут: нет Шайтана. Есть Аллах – есть Шайтан! Когда уходит свет, – приходит тень.
Текст – Н. Маркс «Легенды Крыма» (М., 1913).
Легенду рассказывал мне местный помещик Мефодий Николаевич Казаков, со слов отузских татар.
Кадык–койская будка расположена на 23–й версте по шоссе из Феодосии на Судак. На бугре против будки виден след развалин Шайтаны–хамам. Раньше, до проведения шоссе, видны были развалины стен и печи. Шагах в тридцати от будки, находится, укрытый в лесняке, красивый горный грот с чудной, студеной водой.
Шайтан – дух зла, изгнанный Аллахом из сонма ангелов за то, что он не хотел поклониться Адаму. С тех пор Шайтан мстит человеческому роду, толкая его на все противное заповедям Аллаха.
Курбан–байрам – праздник жертвоприношения. Он празднуется в течение четырех дней в 12–м лунном месяце года, К этому празднику каждый татарин запасается жертвенной овцой, которую в день праздника закалывает после молитвы муллы. Шкура и лучшая часть овцы идет мулле, кусок баранины – бедным, а остальное на дом. Татарин верит, что душа невинного жертвенного животного поможет душе жертвователя войти в обитель вечной отрады. Как известно, Магомет ввёл этот вид жертвоприношения взамен существовавшего у арабов жертвоприношения детей.
Ага – чиновное, должностное лицо.
Имам – мулла, священник.
