Симферополь, издательство «Таврия», 1980 год.

«Во всей Европе нет развалин живописней этих: никакие рейнские замки не сравнятся с ними», – писал о Судакской крепости М. П. Погодин, выдающийся русский историк и публицист.

Крепость в Судаке – один из интереснейших архитектурно-археологических памятников крымского средневековья. Авторы книги – профессор Симферопольского университета С. Секиринский, председатель Крымской областной организации Украинского общества охраны памятников истории и культуры, доценты О. Волобуев и К. Когонашвили – знакомят с прошлым средневекового города-крепости, его характерными особенностями, с современным состоянием историко-архитектурного заповедника.

Книга является одновременно научно-популярным очерком и путеводителем по крепости.

Содержание

Веков тревожных череда

sk1Каким бы путем ни подъезжать к Судаку сушей – по знойной ли степи с востока, по рыскающей между морем и лесом горной дороге с запада, по изумляющей фантастическими картинами дороге через перевал, с какой бы стороны ни подходить сюда морем, – открывающийся вид на долину, крепость, поселок заставляет затаить дыхание. Крымская писательница Елена Криштоф очень точно подметила «потрясающую, какую-то внезапную красоту Судака».

Потом невольно вспоминается, что именно здесь, в этом районе, где едва ли не самое большое на крымском побережье число часов солнечного сияния, была колыбель таврического виноградарства, именно здесь еще в конце XVIII столетия было впервые получено отечественное шампанское. Примечательно средневековое прошлое Судака – о нем разговор особый. А начнем мы – все в том же ретроспективном порядке – с вопроса: как давно облюбовал человек эти места для поселения, кто жил в «роскошной Судацкой долине» (выражение Грибоедова) на заре истории?

Свидетели немые

На этот вопрос помогают ответить, прежде всего, многочисленные археологические памятники. Они свидетельствуют о том, что окрестности современного Судака были населены с древнейших времен: пребывание человека прослеживается со времен палеолита. В расположенном по соседству с Судаком селе Новый Свет были найдены орудия труда неандертальского человека, относящиеся к среднему палеолиту. Следы открытой стоянки неандертальцев обнаружил в обрыве сухой речки близ мыса Меганом известный крымский краевед и историк А. И. Полканов.

Памятники среднего палеолита датируются временем от 80 до 30 тысячелетия до н. э. То было время последнего оледенения Земли, когда в Крыму даже в летнее время стояли холода. Однако неандертальцы уже умели добывать огонь; жили они охотой на мелких и крупных животных, одевались в их шкуры. Обо всем этом рассказывают находки археологов.

С тех прадавних времен жизнь в этом краю не прерывалась. Неподалеку от самого Судака и в Новом Свете были обнаружены орудия труда новокаменного (неолитического) времени, а на мысе Меганом, в Капсельской долине, у Алчака и на горе Караул-Оба открыты стоянки и поселения эпохи бронзы, относящиеся ко II тысячелетию до н. э.

Хорошо известно также, что в I тысячелетии до н. э. и первые века нашей эры на территории, примыкающей к Судакской бухте, жили тавры – первые (наряду с киммерийцами) упоминаемые в письменных источниках обитатели Крымского полуострова. С этим этнонимом связано название южной части Крымского полуострова – «Таврики» древних греков. «Отец истории» Геродот, живший в V в. до н. э., северную границу Таврики проводил примерно по линии современных Евпатории – Симферополя – Феодосии, т. е. Таврика включала все три гряды Крымских гор. Позднее, к началу нашей эры, этот термин служил для обозначения лишь юго-западной части полуострова, хотя иногда под Таврикой в античных источниках понимали весь Крымский полуостров.

Тавры находились на стадии первобытнообщинного строя, жили они в пещерах, хижинах и укрепленных убежищах, сложенных из крупных камней. Главным их занятием была охота, а также мотыжное земледелие и скотоводство. Прибрежные тавры ловили рыбу и, как свидетельствуют древнегреческие источники, при удобном случае нападали на проходившие мимо их берегов суда, выходя для этого в море на утлых долбленых челнах. Остатки таврских поселений, убежищ и могильники с характерными гробницами – так называемыми «каменными ящиками», или дольменами, – были обнаружены неподалеку от Судака, а обломки таврской лепной посуды – на склонах Крепостной горы. Возле дольменов в Капсельской долине находится шесть трехметровых грубо обтесанных каменных столбов-менгиров – культового назначения.

В VI-V вв. до н. э. на крымском побережье выходцами из малоазийских и островных греческих полисов основываются колонии – Пантикапей (на месте современной Керчи), Херсонес (ныне территория Севастополя), Керкинитида (теперь – Евпатория), Феодосия и ряд других. Есть предположение, что небольшая древнегреческая колония существовала в районе нынешнего Судака или Нового Света: гавань Афинеон, расположенная где-то в этих местах, упоминается автором II века н. э. Аррианом. Что же касается более позднего времени, то существование здесь греческого поселения не вызывает сомнений. К западу от Судака, у подножия горы Сокол, археологи открыли античное поселение III-IV веков н. э., а в Судакской бухте аквалангисты обнаружили фрагменты античных амфор.

Найденные в окрестностях Судака клады боспорских и римских монет свидетельствуют о существовании развитых торговых связей местного населения с Боспорским царством, находившимся на Керченском и Таманском полуостровах, и с далеким Римом. О связях с Боспором говорит и такая не совсем обычная находка: в стене средневекового монастыря на горе Ай-Георгий обнаружена каменная плита III в. н. э., посвященная богине Деметре, которую почитали боспориты.

Рождение Сугдеи

В 5720 г. «от сотворения мира», т.е. 212 г.н.э., как сообщает греческая рукопись XIII в., была построена крепость Сугдея.

На стопятидесятиметровую высоту взметнулась над морем скалистая гора, замыкающая с юго-запада судакский пляж. Крутые склоны делают ее почти неприступной со всех сторон, кроме пологой северной.

Эта гора, господствующая над Судакской бухтой и долиной, была идеальным местом, как бы самой природой предназначенным для возведения здесь крепости. До сих пор оборонительные сооружения – башни и стены, разместившиеся на склонах и вершине горы, поражают своей мощью и величием.

Крепость защищала город, впоследствии известный по русским летописям под именем Сурожа. Византийцы называли его Сугдея, западноевропейские авторы – Солдайя, у восточных географов и арабских купцов он был известен как Судак – Суудаг – Сурдак.

Год постройки крепости жители Сугдеи считали датой основания своего города, хотя поселение на его месте существовало, по всей видимости, и ранее. Точных сведений об этническом составе первых сугдейцев нет. Некоторые ученые связывают происхождение названия города с языком аланов. Эти ираноязычные племена сарматского происхождения, предки нынешних осетин, появились в Крыму во II-III вв. н. э. В окрестностях Судака обнаружены следы аланских поселений. Видимо, и в самом городе прослойка аланов была довольно значительной. Во всяком случае, целый ряд русских историков, некоторые советские исследователи, известный швейцарский путешественник и ученый Дюбуа де Монпере считали Судак главным портом аланов.

Точно так же есть все основания полагать, что город с самого начала своего существования имел греческое население. И близость античного Боспора, и тенденция эллинов к освоению крымского побережья, и каменная плита с посвящением Деметре, и многие находки древнегреческих предметов в районе Судака и Судакской бухты говорят в пользу этого предположения.

Особенно увеличилось греческое население Судака, по-видимому, начиная с VI в. н. э., когда все южное и восточное побережье Крымского полуострова от Херсона (средневековое название Херсонеса) до Боспора оказалось под властью Византии. При византийском императоре Юстиниане I (527-565 гг.), проводившем активную внешнюю политику с целью восстановления былого могущества Римской империи, в Крыму началось интенсивное крепостное строительство. Именно к этому времени относится сооружение византийцами крепостей Алустий (в иной транскрипции Алустон, ныне – Алушта) и Горзувиты (в других источниках Гурзувиты, ныне – Гурзуф) на южном побережье. Археологические раскопки, проведенные в последние годы экспедицией под руководством М. А. Фронджуло в Судаке, выявили на южном, приморском склоне Крепостной горы фундамент и стены мощного укрепления VI в., которое, как считает исследователь, было также возведено византийцами.

Значительный прилив византийских греков на полуостров наблюдается с середины VIII в., когда в империи началась жестокая борьба между иконоборцами и иконопочитателями. После победы иконоборцев (противников почитания икон) икопопочитатели вынуждены были искать убежища на периферии государства, в том числе на Крымском полуострове. Они активно заселяли главным образом Таврику, воздвигали множество церквей и монастырей и таким образом способствовали быстрой христианизации местного населения.

Все указанные явления в полной мере характерны для города Судака и его окрестностей. Подтверждением тому – многочисленные надгробия и остатки храмов и монастырей византийского типа, воздвигнутых в VI-X вв. Целый ряд их был обнаружен во время археологических изысканий 60-х гг. нынешнего столетия.

В результате борьбы между Византией и Хазарским каганатом под властью хазар оказалась часть византийских владений в Крыму, в том числе и Судак. В Судаке находилась резиденция хазарского наместника – тархана, или тудуна. Одновременно Судак являлся центром православной епархии (церковного округа) во главе сначала с епископом, а с X в. – архиепископом.

Как известно, местопребыванием столь высоких иерархов церкви избирались наиболее значительные города. Что Судак относился к их числу, видно также и из сообщений «Жития Стефана Сурожского» – церковного жизнеописания, посвященного одному из архиепископов города. В «Житии» рассказывается, в частности, что гроб умершего Стефана был щедро украшен золотом и драгоценными камнями, жемчугом и дорогими тканями («на горе царьское одеало, и жемчуг, и злато, и камень драгый, и кандила злата и сосудов златых много»). Безусловно, только очень богатая епархия могла позволить себе столь пышные похороны.

Торговый Сурож

В IX в. Судак был хорошо известен на Руси как большой, богатый и сильно укрепленный город. Некоторые исследователи предполагают, что именно слава и широкая молва о богатстве Судака явилась причиной нападения на него одного из восточнославянских князей в начале IX в. Об этом событии рассказывается в «Житии Стефана Сурожского».

«Житие» повествует о походе в Крым новгородского князя Бравлина. «С многою силою принде к Сурожу, за 10 дьний бишася зле межоу себе, и по 10 дьний вниде Бравлин, силою изломив железнаа врата, и вниде в град…» Кроме Сурожа славянская рать захватила и некоторые другие крымские города – Корсунь (Херсонес), Корчев (Керчь). Поход Бравлина не мог быть случайным явлением в жизни тогдашней Таврики. Его надо рассматривать, как один из важных эпизодов в стремлении славян укрепить свое влияние в Северном Причерноморье.

Влияние Руси на Крым облегчалось еще и тем, что местное население ненавидело хазарских захватчиков и не только оказывало им всяческое противодействие, но даже поднимало против них, как было, например, в 787 г., восстания. Разгром Хазарского каганата Киевской Русью в X в. обеспечил освобождение Крыма от власти хазар. Однако в степях, полуострова продолжали оставаться печенеги, которые появились здесь на рубеже IX-X вв. и неоднократно совершали набеги на крымские города и селения.

Судя по многим данным, Сугдея, несмотря на причиненный ей печенегами ущерб, продолжала существовать как довольно значительный город. Вскоре, после взятия Корсуня войсками киевского князя Владимира в 988 г., полуостров прочно входит в сферу военно-политических и торговых интересов Древнерусского государства с центром в Киеве. С тех пор и вплоть до вторжения монголо-татарских орд связи Сурожа с Русью были постоянными и устойчивыми. Они находят весьма широкое отражение в былинах, летописях, упоминаются и в замечательном памятнике древнерусской литературы «Слове о полку Игореве».

В первую очередь это были торговые связи. Из Сугдеи на Русь везли шелк-сырец, хлопчатобумажные и шерстяные ткани, имбирь, перец, гвоздику и другие пряности. Иностранных и сугдейских купцов, торговавших этими товарами, называли «сурожскими гостями». Позже это название распространилось и на русских купцов, торговавших товарами, которые вывозились из Сурожа в Москву и в другие русские города.

Существовали и иные связи между Сурожем и Русью. Сурожане широко привлекались русскими князьями в качестве переводчиков и для выполнения различных дипломатических и иных поручений. Например, великий князь московский Дмитрий Иванович (впоследствии получивший прозвание «Донской»), отправляясь в поход против татар, взял с собой десять сурожан – как свидетелей будущей великой битвы.

Расширению и упрочению связей Сугдеи с Русью способствовало и основание на Тамани русского Тмутороканского княжества, в состав которого позднее вошла и часть Керченского полуострова с Керчью. Из Тмуторокани русские постепенно расселялись и по другим городам Крыма. Арабский хронист, секретарь египетского султана, Ибн-абд-аз-Захыр сообщает, что в 60-х гг. XIII в. Старый Крым был населен кипчаками, аланами и русскими. Подобное сочетание этнических групп неоднократно встречается у арабских историков, когда речь идет о населении Крымского полуострова к моменту появления там татар. Безусловно, расположенная вблизи от Старого Крыма Сугдея в этом отношении не представляла и не могла представлять исключения.

В «Слове о полку Игореве» Сурож поставлен рядом с Тмутороканью и Корсунем. В ту пору эти два города имели значительную прослойку русского населения. Не исключено, что Судак приравнен «Словом» к Тмуторокани и Корсуню не только благодаря своей величине и значению, но и в связи с наличием в нем большого числа русских. Во всяком случае, не вызывает никакого сомнения, что участие тмутороканского князя в защите Сугдеи от турок-сельджуков (о чем несколько подробнее будет сказано позже) также свидетельствует о том, что Русь имела в Судаке определенные экономические и политические интересы, была с ним тесно связана.

В русской летописи XIII в. зафиксировано пребывание сурожских купцов во Владимире-Волынском. Рассказывая о погребении князя Владимира Васильевича Галицкого в 1288 г., летописец отмечает: «И тако плакавшеся над ним все множество володимирцев, немцы и сурожьце, и новгородцы». Упоминание о сурожанах после местных владимирцев и многочисленных там немцев, перед новгородцами – не случайно. Как известно, летописцы считали свою миссию делом в высшей степени богоугодным и полезным своей стране, их важнейшей целью было стремление к исторической правде, поэтому они старались фиксировать все с абсолютной точностью, вплоть до мельчайших подробностей. Следовательно, можно говорить о значительном числе и влиянии сугдейцев в отдаленной русской Волыни.

Судак в этот период ведет с Русью широкую торговлю. Русские товары доставлялись в Сурож либо по Днепру, а затем Черным морем, либо так называемым «Залозным путем»: опять же по Днепру до излучины у порогов и потом степью через Перекоп. Одновременно шел и обратный процесс. Оживленной торговле способствовало и то обстоятельство, что в самой Сугдее проживало немало русских.

Наличие русских в Судаке подтверждают, прежде всего, археологические данные. Экспедицией под руководством М. А. Фронджуло были обнаружены у подножия Крепостной горы медный киотный русский крест, датируемый концом XII – первой половиной XIII в., и два пряслица овручского типа. В Уютном найден русский крест-складень (энколпион), а в верхнем городе, к юго-востоку от главных ворот, близ большого храма, – половинка аналогичного креста того же времени. По мнению ученого, есть возможность даже «поставить вопрос о существовании русской слободы на прибрежном участке Крепостной горы».

Еще при половцах, проникших на полуостров в XI в., Судак становится самым богатым из крымских городов. Арабский историк Элайни называл его «наибольшим из городов кыпчацких», т. е. половецких. По свидетельству арабских и персидских авторов, Судак вел торговлю на путях из стран Средиземноморья на Восток. Как показывают археологические раскопки, в XI-XIII вв. развернулось широкое строительство в прибрежной части города, что также подтверждает его возросшее торговое значение. Сугдея превращается в город международного значения, где встречаются купцы со всех концов мира – из Руси, Западной Европы, Северной Африки, Малой Азии, Индии, Китая.

До середины XIII в. важнейшие торговые пути из стран Западной Европы на Восток проходили через портовые города Сирии, Палестины, Египта. В эти перевалочные пункты прибывали товары из стран Ближнего и Среднего Востока, из Индии, Китая, с Зондских островов и т. д.

В конце XIII в., когда крестоносцы утратили свои владения на восточном берегу Средиземного моря, торговые пути на Восток частично переместились к берегам Черного и Азовского морей. В каком направлении следовали товары из Европы далее, рассказывается в сочинении флорентийца Пеголотти, относящемся к первой половине XIV в. Там подробно описан путь по суше от устья Дона до Китая: он шел из Таны (в устье Дона) в район современной Астрахани, затем в столицу Золотой Орды город Сарай на Волге, а оттуда в Среднюю Азию и Китай.

Крым, находясь в узле путей Азово-Черноморья, играл важную роль в международной торговле. В крымских портах разгружались суда с товарами из Передней Азии, Египта, Византии, стран Западной Европы и караваны из Золотой Орды и Средней Азии. В то же время Крым являлся связующим звеном в экономических и политических отношениях Византии и государств Балканского полуострова с Русью. А главным портовым городом Крыма в XIII в. становится Судак. Его возвышению способствовало то, что он был расположен значительно ближе, чем Херсонес, к Керченскому проливу, Азовскому морю и конечному пункту великого караванного пути из Азии – городу Тана. Посол французского короля Людовика IX к монгольскому хану монах-францисканец Гильом Рубрук при описании Судака отметил, что «туда пристают все купцы, как едущие из Турции и желающие направиться в северные страны, так и едущие обратно из Руссии и северных стран, желающие переправиться в Турцию».

Международные экономические связи Сугдеи подтверждаются и археологическими данными. В частности, на северной окраине судакского посада экспедицией М. А. Фронджуло был найден клад, в котором находилось свыше двух десятков византийских золотых монет XIII-XIV вв.

В середине XIII в. численность населения Сугдеи, по греческим источникам, достигала 8300 человек. Историк-византиновед В. Г. Васильевский считал, что под этой цифрой нужно разуметь лишь взрослое мужское население. А в средние века город с 10-15 тысячами жителей – всех жителей, без исключения, – относился к разряду крупных.

С Запада привозили в Сугдею английское и французское сукно, оружие, ювелирные изделия, из Египта и Сирии – хлопковые ткани, ладан, финики, из Индии – кашемировые ткани, драгоценные камни, пряности, из Китая – шелк. Из Руси через Судак шли в Западную Европу меха, кожи, зерно, льняной холст, мед, воск, пенька и др. Город был так знаменит, что даже Черное море арабские писатели и путешественники называли Судакским.

Сугдея становится Солдайей

В 1204 г., во время четвертого крестового похода, рыцари напали не на сарацинский Египет, как предполагалось, а на христианский Константинополь, столицу Византии. Империя была разгромлена крестоносцами, а их союзница Венеция получила монопольное право торговли и колонизации в Причерноморье. На крымских берегах появляются венецианские фактории и крепости. Вскоре крупнейшей из них становится Судак, который итальянцы называли Солдайей. Первый известный нам документ, зафиксировавший торговую сделку между венецианскими купцами с конечным пунктом операции в Солдайе, относится уже к 1206 г.

О торговле венецианцев в Солдайе упоминает и прославленный средневековый путешественник Марко Поло. «В то время, – рассказывал он пизанцу Рустичано, записавшему и издавшему его воспоминания о путешествиях, – когда Балдуин (один из вождей крестоносцев – Ред.) был императором в Константинополе, т. е. в 1260 году, два брата, господин Никколо Поло, отец господина Марко, и господин Маттео Поло находились также там; пришли они туда с товарами из Венеции. Посоветовались они между собою да и решили идти в Великое (т. е. Черное – Ред.) море за наживой да за прибылью. Накупили они всяких драгоценностей да поплыли из Константинополя в Солдайю». Из воспоминаний Марко Поло видно, что Солдайя была хорошо знакома венецианцам и часто посещалась ими: Марко не счел нужным сказать о ней хотя бы несколько слов, зная, что этот город хорошо известен. Венецианцы, надо думать, нередко и оседали в нем. Например, из духовного завещания Маттео Поло явствует, что дядя Марко Поло имел в Солдайе свой дом. А вскоре торговые интересы Венеции в Крыму настолько возросли, что в 1287 г. в Солдайе обосновывается венецианский консул.

Однако восстановление во второй половине XIII в. Византийской империи, чему активно содействовала Генуя, повлекло за собой утверждение на берегах Черного моря генуэзцев, яростных соперников Венеции. Между венецианцами, укрепившимися главным образом в Солдайе, и генуэзцами, овладевшими Кафой (Феодосией), завязалась ожесточенная борьба за гегемонию в Причерноморье. В Уставе генуэзских колоний на Черном море, принятом в 1316 г., содержались специальные статьи, направленные непосредственно против конкурента Кафы – венецианской Солдайи. В Уставе подчеркивалось, что «не должны генуэзцы или те, которые считаются или называются генуэзцами или пользуются, либо привыкли пользоваться благами генуэзцев, ни покупать, ни продавать, ни приобретать, ни отчуждать, ни передавать кому-либо, ни лично, ни через третье лицо каких-либо товаров в Солдайе под страхом… штрафа… Никто из генуэзцев… не смеет выгружать или приказывать выгружать или позволять выгружать с судов, над которыми они начальствуют или на которых они находятся, на какую-либо часть побережья от Солдайи до Кафы каких-либо вещей или товаров под страхом штрафа в 100 золотых перперов (византийская монета – Ред.) с каждого нарушителя за каждый раз».

И все же генуэзцам далеко не сразу удалось подорвать торговлю Солдайи. Судя по арабским источникам, Судак в первой половине XIV в. был городом, о котором хорошо знали далеко за пределами Крыма. Арабские писатели называли «Суудаг» рядом с такими значительными торговыми центрами Восточной Европы и Средней Азии, как Булгар, Сарай, Азов, Хорезм. О большом значении Судака в конце XIII в. говорит и тот факт, что в 1282 г. глава сурожской епархии имел сан митрополита.

Процветающий город привлек алчное внимание обосновавшихся в Малой Азии турок-сельджуков. В 1222 г. их войско появилось под стенами Судака. Из персидских источников известно, что сельджукскому войску противостоял отряд из тысячи хорошо обученных военному делу юношей. Такой гарнизон в средние века мог иметь лишь город со значительным населением, располагавший большими средствами. Интересно отметить, что на помощь сурожанам пришли не только половецкие войска, но и дружина русского князя Тмуторокани, о чем уже упоминалось. Однако силы были слишком неравными. Турки-сельджуки разбили половецко-русское войско, и Судак вынужден был капитулировать. Чтобы избежать разгрома города, сурожане откупились от врагов денежными подарками на сумму в пятьдесят тысяч динаров. Столь солидная по тем временам сумма выкупа также свидетельствует об огромных средствах, которыми располагал Судак.

Сельджуки не сразу ушли из города. Они оставили в крепости свой гарнизон, установили даннические отношения и военно-политическую зависимость Судака от сельджукского султана. Однако в скором времени эта, по-видимому, достаточно эфемерная зависимость сменилась тяжким игом: на город обрушили удары полчища монголо-татар.

Под властью Орды

В начале XIII в. в Центральной Азии у монгольских кочевых скотоводческих племен образовалось раннефеодальное государство. Во главе этого государства стал талантливый и беспощадный полководец Темучин, он же Чингисхан («великий хан»). Очень быстро монголы превратились в грозную, хорошо вооруженную силу под единым командованием. И с самого начала своего существования монгольское государство вступило на путь внешнеполитической экспансии, захвата и порабощения других народов. Подвергнув страшному разгрому и опустошению государства Приамурья и Приморья, войска Чингисхана преодолели Великую Китайскую стену и вторглись в пределы Поднебесной империи. Разорив страну и усилив свое войско искусными китайскими военными инженерами, обучившими монголов штурму городов, Чингисхан повернул на запад. Благодаря феодальной раздробленности, ослабившей силу сопротивления народов, монголо-татары, или татаро-монголы, как их принято называть, уже в первые десятилетия XIII в. завоевали Среднюю Азию и вторглись в Закавказье.

Татаро-монгольские завоевания сопровождались разрушением городов и сожжением селений, массовым уничтожением или уводом в рабство жителей захваченных стран. Иначе и быть не могло. По словам Карла Маркса, «монголы… действовали соответственно их способу производства; для скотоводства большие необитаемые пространства являются главным условием».

Предводительствуемые лучшими полководцами Чингисхана темниками Джебе и Субэдеем, передовые силы монголо-татар вышли в степи Северного Кавказа, разбили половцев и, преследуя их, уничтожающим смерчем промчались по Тмутороканскому княжеству. Теперь перед ними был Крым. В январе 1223 г. они захватили Судак. «В тот же день пришли первые татары», – гласит запись на полях синаксаря от 27 января 1223 г.

Несколько более подробно о нападении татар на Судак сообщает арабский писатель Ибн-ал-Асир: «Придя к Судаку, – пишет он, – татары овладели им, а жители разбрелись, некоторые из них со своими семействами и своим имуществом взобрались на горы, а некоторые отправились в море».

Нашествие монголо-татар нанесло тяжелейший удар, как самому Судаку, так и хорошо налаженным торговым связям его с другими странами, с русскими землями, а также с различными пунктами черноморского побережья. «С тех пор, как вторглись татары, – отмечает Ибн-ал-Асир, – не получалось от них (кыпчаков) ничего по части буртасских мехов, бобров и другого, что привозилось из этой страны».

Первое появление татар в Крыму носило характер кратковременного налета. Подорвав свои силы в битве с русскими на Калке и потерпев серьезное поражение от волжских болгар, татары вернулись через степи Казахстана в Монголию.

С уходом татаро-монголов из Крыма и всего Северного Причерноморья были восстановлены временно нарушенные торговые связи Судака, как и других центров полуострова, с заморскими странами и Русью. Ибн-ал-Асир отмечал: «Когда же они (татары) покинули (землю кыпчаков) и вернулись в свою землю, то путь восстановился и товары опять стали привозиться, как было (прежде)».

Но в 1236 г. начался новый поход монголо-татарских орд на юго-восток Европы под предводительством внука Чингисхана – Батыя. В 1239 г. татары вторично нахлынули в Крым. Это событие также нашло отражение на полях синаксаря. В записи от 26 декабря 1239 г. говорится: «В тот же день пришли татары». На этот раз татары надолго утвердились в Крыму, и Крымский полуостров стал улусом (провинцией) созданного монголо-татарами государства – Золотой Орды.

Уже во время первых набегов на Крымский полуостров татары начали понемногу оседать в Судаке, где они усваивали местную культуру, а некоторые из них даже принимали христианство. Так, в заметке на полях синаксаря под 1275 г. сообщается о смерти «рабы Божьей Параскевы, татарки», в заметке под 1276 г. говорится о смерти Иоанна христианина, татарина и т. д. Зависимость Сугдеи от татар выражалась поначалу главным образом в уплате дани, которую местные правители – севасты – регулярно отвозили в ставку Батыя. Совершив набег, татары в основной своей массе уходили, и город оживал, возобновлялась торговля, снова отправлялись в разные концы караваны с товарами, отплывали корабли в далекие края.

А в 1249 г. татары вынуждены были и вовсе оставить судакские земли. Заметка на полях синаксаря от 27 апреля 1249 г. гласит: «В тот же день очищено от татар все… и сосчитал севаст (правитель) народ… и праздновал торжественно». Судя по слову «очищено» и по всему тону заметки, можно предполагать, что уход татар из города был вынужденным, возможно, вызван народным восстанием.

В последующее время зависимость Судака от татар ограничивалась, по-видимому, уплатой дани. Рубрук, посетивший Судак в 1253 г., писал, что он не застал в городе властей, так как местные начальники отправились к Батыю с данью и к моменту прибытия Рубрука в город еще не вернулись. Вспомним, что на Руси как правило, дань собирали татары, а только города и княжества с номинальной зависимостью от Золотой Орды (Новгород, Псков, позднее Москва и некоторые другие) отвозили туда дань сами. О значительной степени самостоятельности Судака говорит и чеканка им собственной серебряной монеты – так называемых солдайских аспров.

В период своего утверждения в Крыму татары находились на низкой ступени материальной и духовной культуры и оставались почти на том же уровне развития и в последующие несколько столетий. Даже в XVI в. основным занятием крымских татар было полукочевое скотоводство. «Жизнь татар… первобытная, пастушеская, – рассказывал писатель XVI в. Михаил Литвин. – …Они не имеют ни изгородей, ни домов, только передвижные палатки из прутьев и камыша… Землю, даже самую плодородную, они не обрабатывают, довольствуясь тем, что она сама приносит, т. е. травою, которая служит кормом для скота». Само скотоводство носило у татар чрезвычайно примитивный характер. «Скот и лошади, – сообщает Литвин, – даже зимой пасутся… под открытым небом; если они, переутомленные работой, исхудалые и истощенные, отпускаются на пастбище, то откармливаются… травой, добытою из-под снега ударами копыт».

Крайне низкий уровень производительных сил у татар обусловил исключительно большую роль войны в их жизни. Война ради грабежа, ради захвата в плен жителей разоренных сел и городов с целью продажи пленников в рабство – таков был один из важнейших «промыслов» крымских татар.

Естественно, что завоевание Крыма татарами не могло не иметь пагубных для этого края последствий. Хотя торговля с приморскими городами полуострова приносила татарам большие выгоды, хотя татары взимали с них большие торговые пошлины золотом и товарами, тем не менее, время от времени она совершали набеги на эти города. Особенно опустошительным был набег татарского темника Ногая. В 1298 г., как сообщает арабский источник, он «пришел в Судак с большим войском и приказал жителям Судака, чтобы все, которые были за него, вышли за город со своими людьми и со своим имуществом… Потом он приказал войскам окружить город и стал требовать к себе одного за другим, истязал его и отбирал все его имущество, а затем убивал его, так что умертвил всех, кто остался в городе. После этого он поджег город и уничтожил его дотла».

Татарские набеги на Судак повторялись и в дальнейшем. Например, только за 30 лет (1308-1338) их было пять. В результате город начал хиреть. Набеги привели к резкому сокращению населения города и значительно подорвали его экономику. Известный арабский путешественник Ибн-Батута, посетивший Судак в 30-х гг. XIV в., сообщает: «Это один из городов кыпчацкой степи, на берегу моря. Гавань его одна из самых больших и самых лучших гаваней. Вокруг него сады и воды… Большая часть домов его деревянные. Город этот (прежде) был велик, но большая часть его была разрушена…»

Набеги татар на Сурож способствовали усилению его соперницы – генуэзской Кафы, которая стала центром владений Генуи в Крыму с конца XIII в. С этого времени генуэзцы начали проводить политику постепенного сокращения и вытеснения венецианской торговли на Черном море.

И снова итальянцы…

Трудно абсолютно точно установить время основания генуэзских колоний в Крыму. Первое известие о существовании в Кафе (Феодосии) генуэзской колонии относится к 1289 г. К этому времени принадлежат дошедшие до нас нотариальные акты города, датируемые 1289-1290 гг. В 1290 г. был принят первый устав генуэзской Кафы, от которого до нас дошли, к великому сожалению, только заголовки.

Однако все в совокупности, что нам известно о Кафе того времени, дает основание для вывода, что в конце XIII в. генуэзцы достаточно прочно утвердились в этом городе, а в дальнейшем сделали его главным опорным пунктом генуэзской торговли и колонизации в бассейне Черного моря. Несомненно и то, что генуэзцы обосновались в городе не без содействия татар. Возможность продавать захваченных во время войны пленников и обменивать продукты скотоводства и грабежа на заморские товары, возможность извлечения больших выгод из сбора таможенных пошлин на иностранные товары, а также щедрые дары татарскому наместнику и его приближенным – таковы основные мотивы, побудившие татарских правителей Крыма разрешить итальянцам основать здесь свою колонию. Поскольку положение генуэзцев на Черном море было к этому времени несколько более прочным, чем венецианцев, а дары генуэзцев татарской знати более щедрыми, чем их соперников, – это, надо полагать, и определило решение беев отдать предпочтение генуэзцам.

Отныне с каждым годом все настойчивее стремилась Генуя сокрушить основной оплот венецианцев на Черном море – Солдайю. В городе шла острая классовая борьба между трудовым людом, основную массу которого составляли местные жители, и аристократией. Поэтому, когда в июле 1365 г. дело дошло до прямого военного нападения генуэзцев на город, они не встретили сильного отпора и без особого труда овладели Солдайей.

Через 15 лет, после разгрома русскими полками татарских орд Мамая на Куликовом поле, генуэзцы по специальному договору с татарами окончательно закрепили за собой Судак и его окрестности. В административном отношении земли эти составили Солдайское консульство, подчиненное Кафе. Генуэзским владением стало и так называемое «Капитанство Готии», как нередко в средневековых итальянских источниках назывался Южный берег Крыма.

Еще в 1357 г., т. е. до захвата Солдайи, Генуя подчинила своей власти Чембало (Балаклаву). Таким образом, во второй половине XIV в. генуэзцы утвердились на крымском побережье от Чембало до Кафы. Впоследствии они распространили свою власть далее на восток полуострова вплоть до Керченского пролива.

Кроме владений в Крыму, генуэзцы располагали колониями на западном, южном и восточном берегах Черного моря, так что весь его бассейн оказался почти в полной их власти. В связи с этим Карл Маркс отмечал, что «генуэзцы под покровительством греческих императоров, почти монополизировали торговлю Константинополя и Черного моря».

Наряду с транзитной торговлей в экономике генуэзских колоний большую роль играла торговля сырьем и продуктами самого Крыма. Основными предметами вывоза с полуострова были рыба, икра, соль, невыделанные шкуры, хлеб с Прикубанья. Важную статью дохода составляла торговля «живым товаром» – рабами. Поддерживая и даже развивая работорговлю, превратив Кафу в крупнейший невольничий рынок на Черном море, генуэзцы тем самым стимулировали разбойничьи походы татарских феодалов на украинские, русские, польские земли, на Кавказ и в другие места.

Генуэзская торговля с Крымом носила, как правило, эксплуататорский характер. Генуэзцы стремились устанавливать в городах Крыма максимально низкие цены на местные продукты и сырье и сбывать привозимые ими товары втридорога. Благодаря этому они наживали огромные барыши.

Однако в конце XIV — начале XV вв. Солдайя теряет былое торговое значение. Генуэзцы запрещают купеческим кораблям заходить в ее гавань, направляя их в близлежащую Кафу. Туда же постепенно перебираются из Солдайи торговцы и ремесленники. Генуэзские купцы, жившие в Кафе, в большинстве своем перестали ездить в далекие страны по торговым делам, а предпочитали пользоваться теми товарами, которые привозились в Крым купцами других стран. Огромные состояния сколачивали они на посреднической торговле, т. е. без всякого риска для жизни и имущества.

Сосредоточив почти всю торговлю Черноморского бассейна в Кафе, генуэзцы оставили за Судаком роль главным образом военно-административного, опорного пункта. Жители города лишились самоуправления, а назначаемый Генуей консул Солдайи подчинялся консулу Кафы.

Население Судака, как и других генуэзских колоний в Крыму, отличалось большой этнической пестротой. Здесь жили греки, армяне, татары, арабы, евреи, представители других народностей. Среди них преобладали «люди греческого закона», как итальянские документы именовали исповедовавших православие. В числе последних, естественно, были не только сами греки, но и довольно многочисленные русские. О пребывании их на полуострове в XIV-XV вв. свидетельствует ряд прямых и косвенных данных. В частности, из устава генуэзских колоний 1316 г. известно о существовании в Кафе русских церквей. Понятно, что церкви могли быть возведены при наличии достаточного числа прихожан. Интересно также отметить, что в генуэзских документах второй половины XV в. упоминаются жительницы Сурожа с такими чисто русскими прозвищами, как Василиха, Полиха и т. п. Генуэзцы были лишь небольшой прослойкой среди многоплеменного населения Кафы и Солдайи.

А со временем термин «генуэзец» приобрел не только этнический, но и определенный социальный смысл. Сначала все лица, принадлежавшие к правящей верхушке генуэзских колоний Крыма, были генуэзцами. Они, ничтожное меньшинство населения, составляли его наиболее привилегированную часть, освобождались от уплаты налогов. Только генуэзцы могли занимать высшие административные должности.

Все коренное население крымских колоний Генуи в спою очередь разделялось на две основные социальные группы: «граждан» (средний зажиточный слой городского населения) и так называемых «жителей» (мелкие ремесленники и торговцы, наемные рабочие). Со временем «граждане» получили доступ в местные административные органы. Городские же низы так и остались бесправными и подвергались жестокой эксплуатации.

Важнейшей задачей генуэзских властей в колониях было выколачивание налогов и различных поборов из местного населения. В середине XV в. в крымских колониях генуэзцев существовали следующие прямые налоги: поземельный, подоходный, подушный, налог со строений и другие. Кроме прямых налогов, большое место в бюджете колоний занимали косвенные, в частности, на съестные припасы, лес, траву, уголь и т. п. Сначала налоги собирали генуэзские чиновники, позже их стали сдавать на откуп местным богатеям, которые старались с лихвой возместить суммы, затраченные при получении права на их взыскание. Все это усиливало разорение налогоплательщиков и еще более обостряло классовую борьбу в колониях Генуи.

«Маленькие люди без имени», как презрительно называли генуэзцы городские низы, не раз поднимали восстания против угнетателей. Острые социальные конфликты происходили не только в самом городе, но и в примыкавших к нему деревнях.

Превращение Судака из торгового и ремесленного города в административный центр сельскохозяйственного округа привело к тому, что главным занятием не только деревенского населения, но и городских жителей становится земледелие, особенно возделывание и обработка винограда. Об особой роли виноградарства и виноделия в жизни солдайцев свидетельствует тот факт, что в городе существовал даже специальный налог на виноградники, а порядок водоснабжения Солдайи предусматривал выделение воды особо для полива виноградников.

Многие солдайцы большую часть года проводили вне стен города, занимаясь сельским хозяйством. Консулы Солдайи неоднократно жаловались в Геную и Кафу, что горожане уклоняются от выполнения городских повинностей, предпочитая уплачивать десятину как крестьяне. Однако и в сельской округе «маленьких людей» притесняли и жестоко эксплуатировали феодальные сеньоры.

Интересные сведения об этом содержатся в так называемом «деле братьев Гуаско» – переписке консула Солдайи с вышестоящими властями по поводу самоуправства феодалов братьев Гуаско.

Суть дела в следующем. Влиятельные генуэзские феодалы братья Гуаско в XV в. захватили значительные земельные владения с двумя селениями в Солдайском консульстве. На подвластной им территории Гуаско самовольно ввели четыре новых вида налогов, стали взимать пошлины с привозимых туда товаров, создали собственные вооруженные отряды, тюрьмы, суд и воздвигли для устрашения крестьян виселицы и позорные столбы. В зависимость от Гуаско попали даже некоторые постоянные жители Солдайи из числа тех, кто занимался в окрестностях города сельским хозяйством. «…Жители Солдайи, – говорится в «деле братьев Гуаско», – лишились возможности сеять хлеб, косить сено, заготовлять дрова. Солдайцы (же могут делать это) не иначе, как на захваченной ди Гуаско земле». Попытка солдайского консула обуздать зарвавшихся феодалов закончилась безрезультатно. Гуаско нашли себе влиятельных покровителей из числа высших чинов генуэзской администрации в Кафе.

Возмущенный этим консул Солдайи отдал приказ своему кавалерию (полицейскому чиновнику) и аргузиям (конным стражникам), в котором говорилось: «…Ступайте все до единого и направляйтесь в деревню Скути. Повалите, порубите, сожгите и бесследно уничтожьте виселицы и позорные столбы, которые велели поставить… братья Гуаско».

Чем все закончилось, мы узнаём из донесения солдайского консула начальству. Он сообщает, что когда кавалерии и стражники «отправились в деревню Скути с решительным… намерением выполнить всё приказанное им достопочтенным господином консулом…, то на дороге этой они увидели Теодоро Гуаско, а с ним примерно сорок человек с оружием и длинными палками в руках… Теодоро спросил кавалерия, …куда они идут. Они ответили, что идут по приказу господина консула в деревню Скути для разрушения и сожжения виселиц и позорных столбов, находящихся там. В ответ на это Теодоро сказал, что он не желал бы, чтобы они разрушили и сожгли те виселицы и столбы, что деревней Скути они (Гуаско) владеют по мандату светлейшего господина консула Кафы, с которым будут говорить по этому делу, а не с консулом Солдайи, и если светлейший консул Кафы прикажет уничтожить виселицы и столбы, то они сами это сделают. По приказу же господина консула Солдайи, даже если бы он явился лично, они не позволят никому разрушать и жечь их».

Когда кавалерии и аргузии все же попытались выполнить приказ солдайского консула, то Теодоро Гуаско и его вооруженный отряд оказали им сопротивление силой, так что посланцы консула ни с чем вернулись в Солдайю.

По повелению консула Солдайи было отправлено предписание: «…в течение трех дней… предъявить и объяснить в присутствии достопочтенного господина консула все грамоты, соглашения и договоры, которые он (Теодоро Гуаско), по его словам, получил от высокой общины Генуэзской… или от светлейшего консула Кафы и по которым он освобождается от подсудности достопочтенному консулу Солдайи и от обязанности подчиняться его приказам…» Консул Солдайи предупреждал Теодоро Гуаско, что если он не выполнит приказа, то по истечении указанного срока будет присужден к уплате большого штрафа.

Братья Гуаско пожаловались на действия солдайского консула в Кафу, и там нашлись у них влиятельные покровители. Сначала консул Кафы распорядился повременить с этим делом, ссылаясь на свою занятость и скопление неотложных дел, а затем вынес решение, в котором признал, что жители деревень Тасили и Скути неподсудны солдайскому консулу и что судебные права в названных деревнях принадлежат братьям Гуаско.

Тогда консул Солдайи опротестовал действия кафинской администрации перед Генуей. В письме туда он обвинил своих непосредственных начальников в том, что они подкуплены Гуаско и поэтому не желают встать на защиту попранного закона. Консул писал, что Гуаско имеют покровителей «в лице должностных лиц Кафы, прельщенных большими денежными одолжениями и другими дарами, которые Гуаско постоянно делают Кафе и дают в такой мере, что вертят по-своему правосудием и должностными лицами…».

Чем закончился конфликт между главой солдайской администрации и влиятельными генуэзскими феодалами Гуаско, нам неизвестно. Но это, собственно говоря, не так уж важно. «Дело братьев Гуаско» представляет значительный интерес потому, что в нем нашли отражение социальные отношения, сложившиеся в Солдайе и особенно в солдайской деревне в XV в. Из него отчетливо видно, каким притеснениям подвергались крестьяне со стороны генуэзских феодалов, какими полновластными хозяевами чувствовали себя генуэзцы в своих колониальных владениях.

Кроме того, «дело братьев Гуаско» свидетельствует о том, что генуэзцы отнюдь не ограничивались в Крыму лишь торговой деятельностью, как пытаются утверждать некоторые буржуазные историки, но захватывали обширные земли с сельским населением и беспощадно его эксплуатировали. «Дело братьев Гуаско» показывает также, что генуэзцы не принесли в Крым новых, более высоких общественных отношений. Они сохранили и широко применяли сложившиеся здесь феодальные методы грабежа и эксплуатации местного населения.

Все это усиливало социальные противоречия внутри генуэзских колоний в Крыму и еще более осложняло положение пришельцев из Италии, которым угрожала к тому же постоянная опасность со стороны татар. Для защиты своих владений им пришлось воздвигать вдоль побережья мощные укрепления. До сих пор их руины сохранились в Феодосии, Балаклаве, Гурзуфе, Судаке.

Строго по уставу

Стремление защитить свои владения в Крыму и удержать в повиновении местное население определяло административное устройство и военную организацию генуэзских колоний. Консул Солдайи, хотя и был подчинен Кафе, назначался генуэзским правительством. Срок полномочий консула ограничивался одним годом. Кроме своих основных обязанностей главы генуэзской администрации, он исполнял еще должность военного коменданта крепости и управляющего финансами. Таким образом, в руках консула была сосредоточена вся полнота военной и гражданской власти на территории самой Солдайи и ее сельской округи.

Штат консульской канцелярии в Солдайе был немногочисленным. Он состоял из письмоводителя, который назначался только из числа генуэзцев, и письмоводителя для ведения дел на греческом языке, переводчика, знающего латинский, греческий и татарский языки, двух рассыльных и двух служителей. В непосредственном распоряжении консула «для службы и поручений» находились восемь конных стражников – аргузиев.

Полицейский надзор за населением Солдайи осуществлялся полицейским чиновником – кавалерием. Он должен был следить за тем, чтобы в ночное время никто из граждан не появлялся на улицах города, ему надлежало отпирать и запирать базарные ворота. Кроме того, кавалерий выступал в роли судебного исполнителя, получая определенное вознаграждение за каждого повешенного, обезглавленного или казненного иным образом, а также за каждого высеченного лозами, заклейменного или лишенного какой-либо части тела в качестве наказания. За пытку, как за дело совершенно заурядное и легкое, вознаграждения не полагалось.

Административное устройство и весь распорядок жизни Солдайи устанавливался Уставом генуэзских колоний на Черном море, принятым в 1449 г. В этом Уставе специальный раздел был посвящен Солдайе, что еще раз говорит о том значении, которое придавалось этому важнейшему опорному пункту в системе генуэзских укреплений на крымском побережье.

Жизнь и быт горожан были строго регламентированы. При этом на первый план выступали интересы обороны города и безопасности генуэзцев. С наступлением темноты город, обнесенный мощной крепостной стеной с башнями, и все внутри города замыкалось наподобие улитки. Согласно Уставу, крепостные ворота «не отворялись в ночное время, но стояли всегда заперты до самого дня, исключая только крайнюю и явную необходимость с тем, однако, условием, чтобы мост, находящийся перед воротами, был всегда поднят». После специального сигнала (особого звона колокола) жители Солдайи вечером под страхом сурового наказания не имели права выходить на улицы из домов. Даже самому консулу Устав запрещал после заката солнца покидать город и ночевать за пределами его стен. Было точно определено, до какого часа должен гореть свет не только в частных домах, но и на постоялых дворах.

По Уставу при консуле Солдайи состоял попечительный комитет, который назначался консулом совместно с прежним составом этого комитета из «честных жителей Солдайи – одного латина (генуэзца – Ред.), другого грека». Комитет ведал хранением оружия и запасов продовольствия крепости. При вступлении в должность члены попечительного комитета обязаны были сделать опись всего оружия и провианта, находящегося в крепости, а по окончании службы отчитаться перед своими преемниками за все полученное и израсходованное. В задачи попечительного комитета входил также надзор за общегородскими работами и состоянием безопасности города. Члены комитета обязывались сообщать консулу обо всем, что они сочтут полезным для безопасности Солдайи.

Члены попечительного комитета должны были следить за раскладкой среди горожан денежных сумм, которые шли на содержание ночной стражи, и взысканием штрафов, налагаемых консулом. И вообще комитет пользовался правом контроля над финансовой деятельностью консула. В Уставе указывалось, что «если же каким-нибудь образом узнает комитет, что консул взыскал какой-нибудь из означенных штрафов в свою пользу, то он обязан довести об этом до сведения консула Кафы… для того, чтобы… его (консула Солдайи) наказали». За уклонение от этой обязанности полагался штраф.

Именно попечительный комитет обязан был наблюдать за тем, чтобы консул Солдайи в ночное время, когда угроза нападения на крепость возрастала, не оставлял территории города, а в случае нарушения консулом этого требования Устава надлежало немедленно доложить о том консулу Кафы. Наконец, в компетенцию попечительного комитета входил и общий надзор за соблюдением табеля цен, установленного еще в 1385 г. и подтвержденного Уставом 1449 г.

Попечительный комитет имел собственный бюджет. Доходы комитета составлялись из налога на виноградники и из половины суммы штрафов, взысканных с солдайцев, обнаруженных на улицах города после вечернего колокольного звона. Собранные таким образом средства шли на ремонтные работы и другие издержки, необходимость которых могла быть признана консулом. Обо всех своих расходах комитет посылал ежегодный отчет в Кафу.

Таким образом, попечительный комитет был своего рода консультативно-контрольным органом с весьма своеобразными функциями. С одной стороны, назначение комитета состояло в том, чтобы облегчить генуэзским властям Солдайи, и прежде всего консулу, управление городом. С другой стороны, комитет обеспечивал властям Кафы надзор за деятельностью того же консула. Подобная двойственность попечительного комитета отражала двойственное положение верхушки местного населения, которая лавировала между «своими» по этническому происхождению и «своими» по социальному положению. Эта двойственность отражала и шаткое положение генуэзских властей, которые вынуждены были в условиях обострения социальных конфликтов и резкого ухудшения международной обстановки идти на компромисс с верхушкой местного населения и даже поручать ей контроль за собственными чиновниками.

Помимо попечительного комитета, в Солдайе был еще комитет по снабжению города водой. Первого марта каждого года консул Солдайи совместно с восемью «лучшими», т. е. наиболее влиятельными жителями города назначал двух членов этого комитета, также одного «латина» и одного «грека», которым надлежало «всегда и при всяком удобном случае принимать меры для того, чтобы в Солдайе был запас и изобилие воды». Функции этого комитета заключались в том, чтобы распределять воду между владельцами городских виноградников. Определенное вознаграждение члены комитета получали из сумм от штрафов за нарушение установленного порядка водоснабжения.

Таким образом, содержание обоих комитетов ничего не стоило генуэзцам. Эта черта очень характерна для их финансовой политики: они перекладывали на местное население подвластных им территорий все административные расходы.

В Солдайе была помимо того выборная должность сотника – начальника гражданского ополчения. На общем собрании всех жителей Солдайи намечались кандидатуры «четырех хороших и честных людей, способных исправлять обязанности сотника». Из этих четырех кандидатов консул Кафы и состоящий при нем совет на основании письменного представления консула Солдайи и солдайского попечительного комитета назначали сотника. В результате демократический принцип «избрания» сотника общим собранием горожан парализовался правом колониальной администрации по сути дела назначать угодных ей лиц.

Кроме налогов, сбор которых сопровождался жестокими репрессиями против недоимщиков, вплоть до разрушения их домов, значительные доходы приносили генуэзцам штрафы, взимавшиеся с населения за малейшее нарушение установленных администрацией порядков.

Правительство Республики Генуи, зная повадки своих чиновников, стремилось организовать неусыпный контроль за их действиями. Чтобы предупредить финансовые злоупотребления со стороны консула Солдайи, Устав 1449 г. изымал из его ведения уплату жалованья наемным солдатам солдайского гарнизона, запрещал консулу брать на откуп денежные сборы в городе, вступать в торговые сделки с лицами, состоящими на службе Генуэзской республики, зачислять в состав караульных своих людей и т. п.

Но ни регламентация деятельности всех должностных лиц, ни самые разнообразные формы их контроля, ни постоянные угрозы штрафами, ни денежные залоги – ничто не могло предотвратить массовых злоупотреблений со стороны генуэзских чиновников. Их порождала сама система колониального управления, в основе которой лежали эксплуатация и социальная несправедливость. Источники XV в. рисуют отвратительную картину продажности, бесчестности и невероятного произвола генуэзских колониальных властей.

Например, в одном из писем жители Солдайи пишут в Геную: «…Мы… уже давно были управляемы без справедливости и подвергались тяжким притеснениям… Настойчиво просим и умоляем… обратить внимание и озаботиться о присылке к нам для управления этим городом таких генуэзских граждан, которые бы имели ненависть к корыстолюбию». Что и говорить, не от хорошей жизни вынуждены были солдайцы писать подобные письма!

Злоупотреблениям генуэзской администрации содействовала практика продажи ряда должностей. Генуэзские чиновники, естественно, смотрели на свои должности как на полученный ими по закону источник личного обогащения, как на своего рода «кормление». Это еще более ухудшало и без того крайне тяжелое положение рядовых жителей Солдайи. Из них выжимали буквально последние соки.

Львиная доля выкачанных из населения средств уплывала в метрополию. В то же время для поддержания необходимой боеспособности крепостей и крепостных сооружений денег отпускалось в обрез, приходилось экономить на всем. Гарнизоны генуэзских крепостей были на удивление небольшими, причем состояли они только из наемных солдат-генуэзцев, так как Устав запрещал брать на службу «греков и других местных уроженцев».

Постоянный гарнизон Солдайи не представлял исключения. В распоряжении консула (который одновременно являлся и комендантом крепости) было всего двадцать наемных солдат, находившихся под начальством двух подкомендантов, и музыкальная команда из одного флейтиста, двух трубачей и одного барабанщика. Сюда же можно отнести и тех восемь аргузиев, которые составляли, как уже говорилось, личную охрану консула, но в случае необходимости могли быть использованы, конечно, и как военная сила. С большой натяжкой, правда, сюда же можно включить и двух привратников у базарных ворот. Таким образом, «регулярное» войско такой значительной крепости, как Солдайя, насчитывало вместе с консулом-комендантом и музыкантами всего 37 человек.

Естественно, этого было крайне мало. Не случайно Устав 1449 г. требовал, чтобы гарнизон постоянно находился в состоянии боевой готовности. И консул и оба подкоменданта не имели права покидать город на ночь. Солдаты также могли отлучаться из крепости только в дневное время и лишь по очереди. Устав запрещал консулу отпускать в Кафу одновременно более чем двух солдат. При этом никто из отпущенных не мог отсутствовать более пяти дней «под угрозой штрафа в 10 аспров с каждого и за каждый день».

С другой стороны, гарнизон мог стать той боевой силой, которая была бы способна отстоять крепость от неприятеля, при одном условии – с помощью городского ополчения, куда входило все мужское население Солдайи, способное носить оружие. Вот почему генуэзские власти стремились на посту сотника, командовавшего ополчением, иметь своего человека.

Отдельные граждане Солдайи, пользовавшиеся доверием генуэзцев, привлекались в помощь гарнизону для несения караульной службы в крепости по ночам, за что они получали определенное вознаграждение. Подобная мера являлась вынужденной. Она диктовалась той внешнеполитической обстановкой, которая сложилась в Крыму к середине XV в. Устав 1449 г. проникнут исключительным недоверием к татарам, агрессивность которых в это время значительно возросла. Не разрешалось что-либо брать от татар, приглашать их в свой дом, вступать в беседу с татарскими посланцами и т. п.

Просчет банка св. Георгия

Особенно ухудшилась обстановка в генуэзских колониях Крыма с середины XV в. В мае 1453 г. турки-османы захватили столицу Византийской империи Константинополь. Падение Царьграда, как его называли русские, нанесло черноморским колониям Генуи сильнейший удар: основной путь, связывавший их с метрополией, оказался под контролем турок. Республика, занятая другими, более важными делами, не могла оказывать сколько-нибудь существенной помощи своим владениям на Черном море и потому передала их в полное распоряжение банка святого Георгия в счет государственного долга, который к тому времени достиг колоссальной суммы – 8 миллионов лир.

Банк св. Георгия, основанный в 1407 г., к середине XV в. стал самым крупным финансовым учреждением средневековой Европы. Его пайщики являлись членами самых богатых и знатных генуэзских семей. Могущество банка было столь велико, что он превратился в своеобразное «государство в государстве»: ему принадлежало право чеканки монеты, сбора большей части налогов в Генуэзской республике, контроль над генуэзскими таможнями, монополия на эксплуатацию соляных копей и т. д.

Для банка св. Георгия сделка с правительством Генуи казалась очень выгодной. За небольшую сумму хозяева банка приобретали право бессрочного бесконтрольного распоряжения всеми генуэзскими колониями в бассейне Черного моря. Если бы они сохранились в руках генуэзцев, то банк закрепил бы за собой на длительное время колоссальные доходы, которые приносила Генуе посредническая торговля и эксплуатация местного населения в ее черноморских владениях. Если же туркам удастся завоевать Кафу, Солдайю и другие города колоний, считали хозяева банка, то, пока это произойдет, они получат большие прибыли.

Однако уже ко времени передачи колоний банку в них сложилось угрожающее положение. Стало очевидным, что ближайшей целью турецкой агрессии является Крым. Со дня на день следовало ожидать нападения татар. В связи с начавшейся в 1454-м и усилившейся в 1455 г. засухой и неурожаями колониям угрожал голод. «Из-за этого, – докладывал консул Солдайи Коррадо Чикало банку, – здешний народ в большом брожении, и уже некоторые бедные и неимущие работники из-за того, что они не могут найти себе занятия, уходят по направлению к Мокастро (на месте современного Белгорода-Днестровского – Ред.), чтобы хоть в течение нескольких месяцев они могли вести более сносную жизнь».

Экономическое положение в генуэзских колониях на Черном море осложнилось также и упадком торговли, вызванным блокадой Босфора турками, нарушением морских коммуникаций, торговой конкуренцией с княжеством Феодоро и Крымским ханством.

Очень слабыми оказались колонии и в военном отношении. Регулярная связь с Генуей прервалась, так что на переброску военных подкреплений рассчитывать не приходилось. Крепостные сооружения, в том числе наиболее мощные – Солдайи, – находились в явно неудовлетворительном состоянии.

Консул Солдайи Коррадо Чикало в донесении вышестоящим властям так описывает состояние солдайской крепости в 1455 г.: «…Я решил обследовать состояние этого места и в первую очередь осмотреть две крепости, которые я нашел очень плохо укрепленными, что вы можете усмотреть из их описей, которые к сему прилагаю. После этого я осмотрел в одной из настенных башен запасы продовольствия, которые оказались частично израсходованными. Запасы же в новой, левой башне находятся в лучшем состоянии, хотя и нуждаются в некоторой очистке. Я осмотрел также башню, обратившуюся в развалины вместе с частью стены».

Далее Коррадо Чикало сообщал протекторам (управляющим) банка, что он информировал о состоянии солдайской крепости кафинских администраторов и просил их выслать в Солдайю «двадцать воинов из прибывших в колонии с нашими двумя кораблями, удовлетворив их жалованьем, для несения ночных караулов, которые здесь обычны и необходимы». Из этого письма можно заключить, что в Солдайе не было даже предусмотренного Уставом минимума наемных солдат.

Не удивительно, что в такой обстановке началось повальное бегство генуэзского и даже местного населения из колоний. В донесении из Кафы Батисты Гарбарини отмечалось: «Если мы за это время хитростью или уловками не удержим здешние народы, то нет никакого сомнения в том, что большинство здешних жителей уйдет отсюда, а без народа, как вы можете понять, удержать этот город – дело обреченное». Консул Кафы сообщал протекторам банка, что «отсюда уехали граждане, купцы и латиняне (генуэзцы), большинство из которых могли бы быть пригодными для защиты этого города… И многие из здешних жителей и сейчас покидают город, тайно унося с собой имущество, и убегают они ежедневно…».

Паника еще более усилилась после того, как в июле 1454 г. у берегов Кафы появилась турецкая эскадра. Османы установили контакт с крымским ханом Хаджи-Гиреем и на первый раз удовлетворились грабежом некоторых пунктов на побережье Крыма и Кавказа. Напуганные генуэзцы согласились выплачивать султану ежегодную дань в три тысячи дукатов, естественно, за счет местного населения.

Из сложившейся ситуации извлек для себя выгоду другой хищник – крымский хан, который добился в это время права на получение дополнительной ежегодной дани от генуэзцев. Такого поворота дел в колониях протекторы банка св. Георгия явно не ожидали. В сложившейся обстановке они вынуждены были предпринимать какие-то меры для упорядочения обороны и управления своими владениями. Стараясь сдержать бегство оттуда населения, администрация банка объявила широкую амнистию всем лицам, которые по той или иной причине ранее были изгнаны из генуэзских колоний. Протекторы банка пошли и на частичные уступки местному населению – так называемым «горожанам». Им было разрешено избирать из своей среды «комитет четырех», который получил право контроля за деятельностью генуэзских чиновников и имел возможность поддерживать непосредственную связь с центральными властями в Генуе (при наличии свободного туда пути).

Пришлось банку отпустить и денежные средства для укрепления обороны колоний. Консул Коррадо Чикало в одном из своих донесений упоминает о денежных суммах, посланных банком для нужд Солдайи. Он же сообщает и о прибытии туда военного снаряжения и солдат.

Были приняты меры для строительства новых и ремонта старых укреплений. Когда консул Кафы предписал консулу Солдайи прислать в его распоряжение шесть хороших каменщиков, солдайский консул не выполнил указания своего начальника, ссылаясь на то, что строительные рабочие нужны в Солдайе. «Если вы, ваша светлость, были бы здесь, – писал он консулу Кафы, – вы бы ясно поняли, какой опасности подвергается большая башня вследствие износа фундамента, и оставили бы здесь каменщиков до тех пор, пока не будет восстановлен фундамент. Все мастера-каменщики нашего города заняты на этой работе, дабы скорее восстановить фундамент во избежание несчастья… В настоящее время никаким образом нельзя послать вам кого-либо из каменщиков, которых мы силой оторвали от сбора винограда. По окончании же этой работы каменщики будут посланы в таком числе, в каком вы укажете».

Эта переписка относится к 1474 г. Следовательно, вплоть до захвата генуэзских колоний в Крыму турками здесь продолжались строительство и ремонт оборонительных сооружений. Но меры, предпринимавшиеся банком св. Георгия для укрепления обороноспособности причерноморских колоний, были явно недостаточными. Поражает удивительная скупость протекторов, которые перед лицом грозной опасности, нависшей над колониями, систематически сокращали расходы на содержание наемных солдат и на крепостное строительство, пытаясь экономить на запасах продовольствия и оружия. Можно только удивляться, что при таком состоянии обороны генуэзские колонии в Крыму просуществовали после захвата турками Константинополя более двадцати лет.

Правда, одной из важнейших причин отсрочки нападения турок на генуэзские колонии было перенесение османами после захвата Константинополя центра тяжести своей внешней политики на запад, против Венгрии и Венеции. Генуя помогала туркам, снабжала их во время войны нужными им товарами, в том числе и оружием. Турецкий султан Мехмет II перестал чинить препятствия проходу генуэзских кораблей через проливы. Морские связи между Генуей и Крымом восстановились. Администрация колоний и протекторы банка св. Георгия довольно потирали руки, рассчитывая на увеличение доходов.

Естественно, генуэзцы сознавали вполне отчетливо, что эта передышка в результате улучшения отношений с турками – временная. Поэтому они пытались использовать её для установления более тесных отношений с теми причерноморскими государствами, которые могли бы стать союзниками Генуи на случай войны с Турцией. Генуэзские власти в Крыму предпринимали энергичные действия, дабы заручиться поддержкой соседей на полуострове – княжества Феодоро и Крымского ханства. В 1471 г. генуэзцам удалось заключить союз с феодоритами. Этот союз взаимно усиливал обе стороны, однако коварные генуэзцы могли, конечно, в любой момент предать своих союзников.

Некоторых успехов удалось добиться генуэзцам и во взаимоотношениях с татарами. Они ловко использовали борьбу хана Менгли-Гирея со своими братьями за престол, помогали ему в этой борьбе и, в конце концов, захватили в плен братьев хана, получив тем самым возможность оказывать постоянное давление на Менгли-Гирея. Пленники сначала содержались в Кафе, а затем были переведены в Солдайю.

Генуэзцы искали союзников и за пределами полуострова, в частности, в Польше. Однако, занятая борьбой с Тевтонским орденом, затем делами в Чехии и Венгрии, Польша в то время не имела ни сил, ни средств для оказания какой-либо помощи генуэзским колониям в Крыму.

Внутреннее положение в генуэзских колониях в 60-х и начале 70-х годов XV в. характеризовалось крайним обострением классовых и национальных противоречий. С особой силой разгорелась борьба между эксплуататорами и эксплуатируемыми, имущими и неимущими слоями населения Кафы, Солдайи и других городов генуэзских колоний. В Кафе народные выступления имели место в 1454, 1456, 1463, 1471, 1472, 1475 гг. Наиболее крупным из них было восстание 1454 г., которое проходило под лозунгом «Да здравствует народ, смерть знатным!». Основную массу восставших составляли городские низы, «маленькие люди без имени». К ним присоединились солдаты и матросы с прибывшего в Кафу генуэзского корабля. Однако восстание носило стихийный, неорганизованный характер и было подавлено.

О народном восстании в Солдайе, происшедшем, по-видимому, в конце 1470 г., известно из инструкции протекторов банка св. Георгия консулу Кафы от 21 января 1471 г. В инструкции говорилось: «…Мы одобряем, что вы подавили… беспорядки в Солдайе. Желаем, чтобы вы сохранили там спокойствие и старались впредь, поскольку это зависит от вас, не допускать подобного рода беспорядков». Следовательно, солдайское восстание было подавлено только с помощью и благодаря вмешательству кафинских властей.

Резко обострились противоречия между генуэзскими «гражданами» и местными «жителями». Последние, (греки, армяне и др.) пытались расширить свои крайне ограниченные права. Однако этому решительно противились генуэзцы и, в конце концов, отобрали назад даже те незначительные уступки, которые были сделаны банком св. Георгия.

В 70-х годах XV в. с новой силой вспыхнула борьба между генуэзцами и татарами. Часть татарских феодалов подняла мятеж против хана Менгли-Гирея, находившегося в дружественных отношениях с генуэзцами. Хан вынужден был искать убежища в Кафе. Мятежные феодалы обратились за помощью к турецкому султану. Еще в апреле 1474 г. турки заключили перемирие с Венецией. Это дало им возможность высвободить свои силы для нанесения решающего удара по генуэзским колониям в Причерноморье. Нужен был только благовидный предлог для разрыва отношений с «союзной» Генуей. Этим предлогом и послужило обращение к султану татарских мурз и заигрывание кафинской администрации с ханом.

31 мая 1475 г. к крымским берегам подошла турецкая эскадра. Неподалеку от Кафы турки высадили крупный десант. Османов поддержали татары. На следующий день началась осада Кафы, а 6 июня крупный гарнизон мощной крепости позорно капитулировал. Турки, несмотря на обещание сохранить жителям города жизнь и имущество, действовали, по своему обычаю, как разбойники. Сначала они захватили и ограбили всех иностранных, в том числе русских, купцов, и часть из них убили. «Того же лета, – говорится в русской летописи, – туркове взяша Кафу, гостей московских много побиша». Затем османы отобрали имущество у генуэзских «граждан», погрузили их на корабли и отправили в рабство в Константинополь. Вслед за Кафой пала Солдайя и другие владения генуэзцев в Крыму.

Последний аккорд

О катастрофе, постигшей Солдайю, мы знаем очень немного – из описания, оставленного автором XVI в. Мартином Броневским, и некоторых других отрывочных сведений. «От митрополита греческого, мужа почтенного и честного, который с греческих островов прибыл для осмотра церквей, я узнал, – пишет Броневский, – что когда турки осаждали этот город с моря многочисленным войском, генуэзцы храбро и сильно защищали его». Как известно, собственно генуэзцев в Солдайе было очень немного, так что речь идет, конечно, обо всех защитниках генуэзской крепости. Осажденные держались до тех пор, пока не иссякли запасы продовольствия и не наступил голод. Когда защитники Солдайи совсем обессилели, туркам удалось ворваться в крепость. Многие горожане пытались спастись в церкви. Но и там их настигла гибель. Турки подожгли церковь, и сотни горожан вместе с последним консулом Солдайи – Христофоро ди Негро сгорели заживо.

Так повествует предание.

Долгое время оно подвергалось сомнению. Но проверить его не представлялось возможным. И только в советское время ученые смогли приступить к систематическому изучению Судакской крепости. Археологические раскопки 1928 г. на территории главного храма города вскрыли ужасающую картину: в развалинах церкви было обнаружено множество обугленных человеческих скелетов. Сомнения в правдивости предания были рассеяны. Можно, думается, доверять и другому сообщению того же предания – о том, что части горожан удалось по тайному ходу спуститься к морю и бежать на кораблях.

Турки заняли Судак, но через некоторое время их основные силы ушли из города. В крепости остался небольшой гарнизон, а сама она стала одним из военных опорных пунктов в общей системе османских укреплений на Крымском полуострове. Завоеватели обращали внимание только на восстановление разрушенных и дальнейшее укрепление уже построенных крепостных сооружений. Сам же город, оставшийся, по сути дела, без жителей, постепенно разрушался. Земли вокруг Судака с прекрасными садами и виноградниками захватили богатые кафинцы. Этим была подорвана последняя основа существования города.

Османы превратили побережье и часть горного Крыма в непосредственное владение султана. Как и в Солдайе, здесь были оставлены во всех городах турецкие гарнизоны. Кафа стала резиденцией турецкого паши, назначаемого из Стамбула. Крымское ханство попало в вассальную зависимость от турецкого султана.

Под властью турок Судак пришел в окончательный упадок. В конце XVI в. значительная часть города уже лежала в развалинах. Упомянутый нами Мартин Броневский, посол польского короля Стефана Батория к крымскому хану Мухаммед-Гирею II, видел в городе «множество греческих церквей, несколько часовен, еще уцелевших, но по большей части лежащих обломками среди развалин». Что же касается уцелевших после османского вторжения жителей, прежде всего греков, то их «там осталось немного», – отметил Мартин Броневский. Обезлюдевший город с каждым годом все больше превращался в руины.

В ходе русско-турецкой войны 1768-1774 гг. русские войска заняли Крым, вытеснив оттуда турок. Последние, однако, не оставляли надежды вернуть себе полуостров и много раз пытались высадить на крымском побережье военные десанты. Для борьбы с ними командующий войсками в Крыму А. В. Суворов начал укреплять побережье. На территории Судакской крепости был возведен артиллерийский редут, а позже построены казармы для русского гарнизона из солдат и офицеров Кирилловского полка. Это были последние сооружения военного назначения в крепости, которая после вывода из нее русских войск окончательно обезлюдела и стала быстро превращаться в те живописные руины, что вызывали восторг и умиление путешественников и поэтов, исследователей и художников.

На руинах Солдайи

Еще при строительстве казарм кирилловцы в качестве материала по приказу невежественных царских офицеров использовали камни из развалин жилых и общественных построек города. Но особенно большой ущерб памятнику нанесли немецкие колонисты, выходцы из Баварии и Вюртемберга, основавшие одно из своих поселений у самых стен крепости. Известный русский путешественник и писатель Е. Л. Марков, побывавший в Крыму в 60-х годах прошлого столетия, писал: «Сурож в плену у немцев. Они пасут внутри его твердынь своих лошадей и волов, они засадили виноградниками и огородами его рвы и окопы, они растаскали его камни на свои дома, ограды и цистерны».

Первые попытки предотвратить разрушение уникального памятника истории и культуры, каким является крепость в Судаке, были предприняты в 20-х годах XIX в. Однако в 1865 г. управление государственными имуществами России назначило участок земли с развалинами крепости для продажи в частные руки. И только энергичное вмешательство Одесского общества истории и древностей предотвратило это нелепое решение. В 1868 г. участок земли с руинами крепости был передан в ведение Общества, а со следующего, 1869 г. стараниями Общества на территории крепости начались охранные работы.

В 1880 г. вновь возникла угроза продажи территории крепости в частные руки. Одесскому обществу истории и древностей стоило большого труда помешать этому, но оно все же вынуждено было разрешить использование земли вокруг крепости под виноградники и пастбища. Отсутствие средств не позволяло Обществу развернуть в Судаке даже самые неотложные ремонтные работы. И только в конце XIX в., благодаря пожертвованию замечательным русским ученым и патриотом А. Л. Бертье-Делагардом свыше тысячи рублей, открылась такая возможность. Но деньги скоро иссякли, и охранные работы приостановились. Лишь после Великой Октябрьской социалистической революции охрана и изучение памятника стали делом государственной важности и проводятся на протяжении уже многих лет.

Но прежде чем повести об этом разговор, обратимся, хотя бы вкратце, к источниковедческому материалу.

Первое из дошедших до нас относительно полных описаний крепости в Судаке принадлежит перу любознательного дипломата Мартина Броневского, посетившего Крым во второй половине XVI в. «Сидагиос, город с крепостью… – писал Броневский, – построен греками или генуэзцами на высокой горе, утесистой и широкой, возвышающейся скалою недалеко от моря». Автор описания отметил, что город «имеет три крепости, или замка: верхнюю, среднюю и нижнюю, окруженные стеною и башнями…» Далее Броневский рассказывает: «Гордые, несогласные и мятежные греки, побежденные генуэзцами, лишились этого города. Там видны следы владычества генуэзцев гораздо явственнее, нежели греков…» Причину этого проницательный дипломат видит в том, что «греки дошли наконец до такой вражды междоусобной, что семейства, наиболее страдавшие от этих смут, не хотели даже присутствовать и участвовать в публичных богослужениях. Отсюда произошло такое множество церквей, что, по словам христиан, число их доходило до нескольких сот». Естественно, в абсолютном большинстве это были крохотные церквушки, часовни или домашние молельни. Их огромное число и малые размеры весьма наглядно отражали «несогласность» греков. Совсем другая картина – у властвующих генуэзцев: «В нижней крепости, – подчеркивал Броневский, – видны три большие католические церкви, дома, стены, ворота и красивые башни, украшенные узорами и гербами генуэзскими».

Позже живописные руины Судакской крепости привлекали внимание многих путешественников и исследователей, которые оставили описание памятника. После присоединения Крыма к России древности Судака и его окрестностей описал видный русский ученый, естествоиспытатель, географ и путешественник, член Петербургской Академии наук П. С. Паллас, совершивший свое первое путешествие в Тавриду в 1793 г. и впоследствии поселившийся здесь окончательно.

К числу сравнительно ранних русских сочинений, где содержатся сведения о Судаке, относятся две книги племянника известного русского драматурга Александра Петровича Сумарокова – П. И. Сумарокова. Затем на протяжении XIX в. крепость исследовали русский ученый академик П. И. Кеппен и швейцарский Дюбуа де Монпере, писатель Б. Л. Марков и др. В 1898 г. Одесское общество истории и древностей командировало в Судак специальную комиссию, которая составила подробное описание развалин крепости.

После установления в Крыму Советской власти крепость в Судаке была объявлена историческим памятником и взята под охрану государства. В 1925 г. для обследования ее из Москвы был командирован А. А. Фомин, и уже в конце того же года государством отпущены средства для ремонта наиболее важных объектов крепости.

В 1926 г. А. А. Фомин по заданию Государственного Исторического музея и Главнауки приступил к археологическому обследованию Судакской крепости. В следующем году он продолжил работу и о результатах своих исследований доложил на II конференции археологов СССР в Херсонесе. В 1927 г. в Судаке начала работать группа московских и ленинградских ученых под руководством академика Ю. В. Готье. Это были первые планомерные археологические обследования Судакской крепости.

Экспедиция Ю. В. Готье произвела расчистку так называемой Георгиевской башни, которая замыкает комплекс строений, известный под названием Консульского замка. Были найдены древняя иконка, монеты, многочисленные обломки расписной керамики, мелкие куски костяных поделок, куски стекла и бронзовых изделий, железные гвозди, кинжал и остатки мелких неопределенных предметов. По мнению Ю. В. Готье, этот материал проливал некоторый свет на прошлое башни, а следовательно, и на судьбы всей крепости.

Участники экспедиции обследовали также многочисленные археологические памятники вокруг Судакской крепости – в Судакской долине, на склонах близлежащих гор. Некоторые из памятников, в частности развалины храма на южном склоне горы Перчем, были обнаружены впервые. В докладе Ю. В. Готье на конференции археологов в Херсонесе было отмечено, что разведка имела целью показать, чего можно ожидать от раскопок в Судаке, какую богатую археологическую жатву они обещают. Конференция постановила организовать систематические разведки и раскопки в Судаке и принять меры к охране обнаруженных здесь памятников старины.

В 1928 г. проводились археологические раскопки внутри цистерны Консульской башни и началось исследование церкви. Тогда же на склоне горы Болван при расчистке места для постройки дома был обнаружен некрополь, который был затем раскопан А. А. Фоминым. Археологические работы в Судаке продолжались и в 1929 г. Была заложена большая разведочная траншея внутри крепости, начались пробные раскопки у башни Астагвера, расположенной по дороге к древнему порту, а также раскопки в районе самого порта. На территории древнего города было открыто коллективное погребение.

В 1930 г. археологические работы в Судаке производил профессор Н. Д. Протасов. Исследованиям был подвергнут новый участок на территории древнего порта, где оказались остатки гончарной мастерской. В следующем году раскопки вел Б. В. Веймарн. Они производились в районе предполагаемой ремесленной слободы и имели целью частично выяснить топографию города.

В 1935 г. Военно-инженерная академия им. В. В. Куйбышева совместно с Государственной Академией истории материальной культуры организовали экспедицию в Крым с целью специального обследования военно-инженерных памятников полуострова. Руководил экспедицией профессор В. В. Данилевский. В числе объектов обследования оказались и развалины крепости в Судаке. В 1936 г. судакские древности изучались экспедицией, направленной сюда Академией наук СССР. В частности, была обследована башня XIV-XV вв. неподалеку от Судака – так называемая Пастушья башня, или Чобан-Куле. Кроме того, в самом Судаке несколько раз производились детальные архитектурные обмеры археологических памятников.

После Великой Отечественной войны на территории Судакской крепости был создан историко-археологический заповедник, который находился в ведении Государственного Исторического музея в Москве. В этот период сделаны дальнейшие шаги по изучению памятника. Так, в 1946 г. предпринято детальное обследование архитектурных особенностей крепостных сооружений. В 1952-1954 гг. в районе Пастушьей башни (Чобан-Куле) проводились раскопки гончарных печей VIII-IX вв. экспедициями под руководством В. П. Бабенчикова и А. Л. Якобсона. Одновременно В. П. Бабенчиков в 1953 г. во время разведок в Судаке раскопал три могильника VIII-XII вв.

В связи с широко развернувшимся курортным строительством в Судаке с 1964 г. регулярно работает экспедиция Института археологии АН УССР, которой вначале руководил М. А. Фронджуло, а последние два года – И. А. Баранов. Проводя охранные раскопки и наблюдения внутри средневековой Сугдеи, на территории бывшего порта Сурожа-Солдайи и к западу от стен генуэзской крепости, экспедиция открыла ряд новых археологических объектов. В частности, башню VI-VII вв., жилые и хозяйственные постройки VIII-XV вв. на береговом участке, средневековое селище, церковь со склепами на территории большого городского могильника и т. д. На некрополе было раскопано 268 могил.

На основании столь значительных археологических исследований М. А. Фронджуло высказал вполне обоснованное предположение, что на территории порта Сугдеи в VI в. существовало приморское укрепление, разрушенное, по мнению ученого, в VIII-IX вв. Древнейшие оборонительные сооружения этого укрепления стояли на южном склоне Крепостной горы, а после застройки территории нижнего города (порта) началось освоение северной стороны Крепостной горы – строительство верхнего города. В XI-XIV вв. приморская часть нижнего города была довольно тесно застроена. Жилые дома располагались у подножия и по крутым склонам Крепостной горы, на террасах, укрепленных подпорными стенами. Как уже отмечалось, на основании находок русского креста и пряслиц овручского типа, М. А. Фронджуло высказал мнение о существовании в нижнем городе русской слободы.

Экспедиция под руководством И. А. Баранова проводила исследования на территории предмостного укрепления (барбакана) и вдоль восточной оборонительной стены. На территории барбакана обнаружены остатки большого общественного здания, у которого прослеживаются два строительных периода. Первоначальное разрушение постройки археолог связывает с разгромом города монголо-татарами в XIII в., второе – с турецкой осадой Солдайи в 1475 г. Отсюда он делает вывод, что «барбакан был сооружен не генуэзцами, а турками».

Раскопки на площади барбакана и прилегающей территории продолжаются. После их завершения ученые смогут сделать окончательные выводы. Возможно, результаты новейших исследований памятника заставят по-новому пересмотреть некоторые, а может быть, и многие, казалось бы, устоявшиеся представления об исторических судьбах и времени возведения, назначении многих сооружений крепости в Судаке.

Исследованием этого интереснейшего памятника занимаются не только археологи и историки. Большой вклад в его изучение внесли ученые других специальностей, в том числе в области эпиграфики и палеографии (эпиграфика – наука, изучающая надписи, тексты на твердом материале – камне, дереве, кости и т. п., палеография исследует надписи и тексты на мягком материале – бумаге, бересте, пергаменте).

Палеографические изыскания по истории Судакской крепости проводились как в собственно палеографических работах (статья Ф. К. Вруна «Материалы для истории Сугдеи» и др.), так и в общих исторических исследованиях. Среди последних по праву выдающееся значение имеют труды русского византиноведа академика В. Г. Васильевского. История средневековой Сугдеи привлекала внимание ученого не столько сама по себе, сколько в связи с содержащимися в «Житии Стефана Сурожского» сведениями о походе русской рати во главе с новгородским князем Бравлином в Крым в конце VIII или начале IX в. В связи с исследованием «Жития Стефана Сурожского» написан исторический очерк В. Г. Васильевского «Исторические сведения о Суроже», который является, пожалуй, лучшим из всего, что было создано в досоветской историографии о Судаке.

Исключительное значение в исследовании Судакской крепости имеют труды ученых-эпиграфистов. На крепостных башнях есть восемь плит с надписями, одна надпись сделана на стене храма, четыре плиты с надписями были в разное время найдены в районе крепости. Тексты составлены на средневековой латыни, степень сохранности их различна. Начертание некоторых букв настолько неясно, что вызывает споры среди ученых. В то же время дешифровка и правильное прочтение надписей очень важны для решения многих вопросов истории крепости и города. Поэтому судакские надписи являлись предметом тщательного изучения и издавались многими исследователями.

Еще в 1801 г. вышла работа Л. С. Вакселя «Изображение разных памятников древности, найденных на берегах Черного моря, принадлежащих Российской империи, снятые с памятников в 1797 году». В этой работе были представлены и некоторые судакские надписи и сделана попытка их прочтения. Над дешифровкой некоторых судакских надписей работали русские ученые П. И. Кеппен, А. X. Стевен, О. Ф. Ретовский, В. В. Латышев, И. И. Холодняк. Большой вклад в изучение латинских надписей Судакской крепости внес В. Н. Юргевич, который перевел на русский язык и издал многие из этих памятников. Наиболее полное издание эпиграфического материала Судакской крепости принадлежит Е. Ч. Скржинской, которая начала его публикацию еще в 1928 г., издав корпус крымских генуэзских надписей, и продолжает эту работу до настоящего времени.

Для изучения истории Сугдеи-Солдайи много сделало Одесское общество истории и древностей, научная деятельность которого относится к 1839-1922 гг. Активными деятелями этого общества были А. Л. Бертье-Делагард, А. И. Маркевич, В. Н. Юргевич и другие исследователи Крыма XIX — начала XX в. Обществом издано 33 тома «Записок», содержащих ценные материалы о средневековом Крыме. В них, в частности, были опубликованы переведенные членами Общества «Заметки XII-XV вв., относящиеся к крымскому городу Сугдее…», Устав генуэзских колоний на Черном море 1449 г. и другие исторические источники.

Как уже отмечалось, ценные источники по истории Судака были переведены Ф. К. Вруном, академиком В. Г. Васильевским и другими русскими учеными.

В советское время продолжается изучение корпуса письменных источников по истории генуэзских колоний, в частности Солдайи, начатое в XIX в. Так, в приложении к книге С. А. Секиринского «Очерки истории Сурожа» дан сделанный С. А. Милицыным перевод документов так называемого «Дела братьев Гуаско». В настоящее время разысканием новых источников, их исследованием и переводом нанимается В. В. Бадян; переписку между правлением банка св. Георгия и должностными лицами Кафы, Солдайи и других генуэзских колоний в Крыму переводит Э. В. Данилова. Введение в научный оборот переводов новых документов в сочетании е археологическими открытиями позволит уточнить ряд вопросов истории средневекового Крыма.

Крепость и город

sk1Судакская крепость расположена на высокой конусообразной горе, получившей название Крепостной. С ее вершины просматривается морское пространство, замкнутое мысами Меганом на востоке и Ай-Фока на западе, и обширная Судакская долина, протянувшаяся на восемь с лишним километров.

Долина, окруженная горами (с юга горой Сокол, с севера – Ай-Георгий, с востока – Алчак-Кая, а с запада – Перчем-Кая), представляла издревле благодатное место для полеводства, садоводства и виноградарства.

Архитектурный ансамбль крепости на редкость удачно связан с окружающей природой. Кажется, будто безмолвные серые громады укреплений выросли на склонах горы из самых ее недр. С северо-востока и запада к Крепостной горе примыкают балки. В средние века они были приспособлены под оборонительные рвы.

Генуэзцы далеко не первые обратили внимание на эти особенности рельефа в Судаке, создающие условия для возведения укреплений. Рождение средневековых городов всегда было связано с одновременным строительством оборонительных сооружений. Не раз под стенами и башнями генуэзского времени археологи обнаруживали основания предшествующих им крепостных построек. Проведенные археологические исследования позволяют утверждать, что Судакская крепость уже существовала, по крайней мере, в X в. на северных склонах Крепостной горы. Генуэзской крепости предшествовала крепость византийская, сооружения которой были использованы новыми хозяевами города.

Два яруса обороны

Сохранившиеся крепостные сооружения располагаются двумя ярусами. Один из них – нижний – включает в себя некогда окаймленную рвом массивную оборонительную стену с боевыми башнями и воротами, перед которыми находилось предмостное укрепление – барбакан. Этот ярус обороны пролегает у подножия Крепостной горы.

Верхний ярус – это цитадель, состоящая из Консульского замка и идущей от него в западном направлении стены с башнями. Этот ярус обороны воздвигнут на гребне юго-восточного крыла горы. На вершине Крепостной горы стоит Дозорная башня. Общая площадь территории крепости составляет 29,5 га.

К западу от нижней крепостной стены у самого подножия горы стоит одинокая башня. Она когда-то прикрывала дорогу из крепости в порт и к припортовым жилым и хозяйственным строениям. Можно предполагать, что район гавани являлся еще одной составной частью средневековой Сугдеи-Солдайи.

Стены укреплений и башни сложены из местного строительного материала – серого известняка, песчаника и ракушечника. Камни далеко не всегда хорошо отесаны и нередко неправильной формы. Чаще всего это большие плиты, лежащие вперемежку с необработанными «рваными» камнями. Они положены на очень толстом слое раствора с битым кирпичом и посудными черепками. Характер кладки позволяет предполагать, что крепость возводилась главным образом местными мастерами-каменщиками. Об этом свидетельствуют и письменные документы, в частности письмо солдайского консула Христофоро ди Негро консулу Кафы, в котором он говорит о невозможности послать в Кафу местных каменщиков, занятых на строительстве крепостных сооружений. Известная небрежность в постройке ряда крепостных объектов объясняется, по всей вероятности, и нехваткой средств, и спешкой, вызванной почти постоянной угрозой нападения извне.

В результате архитектурных изысканий и археологических раскопок вырисовывается картина строительной периодизации Судакской крепости, уточняются предположения, высказанные в прошлом А. Л. Бертье-Делагардом и другими учеными. Согласно этим предположениям к первому периоду строительства относится кладка из пиленого камня, обнаруженная под основанием одной из башен (Коррадо Чикало), которая может быть датирована серединой IX-X вв. Второй период датируется XIII-XIV вв. Участок стены, относящийся к нему и расположенный к востоку от ворот, сверху перекрыт генуэзской оборонительной стеной XV в. Третий строительный период связан уже с тем временем, когда крепость находилась в руках турок.

Боевые башни и стены крепости уцелели не полностью. Лучше всего сохранились стены северо-восточной стороны, где остались невредимыми значительные ее участки. С запада крепостная стена почти полностью была разрушена, местами тут осталась лишь часть фундамента. Именно с этой стены начата реставрация Судакской крепости.

Стена верхнего оборонительного яруса до наших дней хорошо сохранилась только между Консульским замком и первой от него к западу, так называемой Георгиевской, башней. Дальше она была представлена самыми незначительными остатками, по которым порой трудно определить ее направление.

Высота стен достигала шести, а в некоторых местах и восьми метров, толщина их равнялась полутора-двум метрам. Высота башен доходила до 15 м. Длина стен нижнего яруса крепости превышала 800 м. Если же учитывать и стену от угловой башни нижнего яруса обороны до портовой башни Фредерико Астагвера и далее, то общая длина стен нижнего яруса обороны доходила почти до километра.

Стены венчали зубцы – мерлоны и кремальеры, надежно оберегавшие гарнизон от обстрела. Во внешнем поясе обороны крепости находилось 14 башен на Крепостной горе и одна – в районе порта. Двенадцать из них до сих пор высятся над стенами, одна стоит одиноко, а от двух остались только фундаменты.

Судакская крепость была построена по западноевропейским фортификационным образцам. Согласно военно-архитектурным канонам средневековой Европы в крепости существовали два самостоятельных пояса обороны – внешний и внутренний. Первый ограждал все население города-крепости от врагов. Второй же, цитадель, был не только последним оплотом в случае проникновения неприятеля в крепость, но и служил местопребыванием феодальной правящей верхушки, которая лишь там, в цитадели, чувствовала себя в безопасности от своих собственных подданных. К слову сказать, внутренний пояс обороны имел еще и свою «малую цитадель» в виде главной башни – донжона. Влияние западноевропейской военно-строительной техники прослеживается также в приспособлениях для метательных орудий на башнях ворот, в укреплении некоторых башен контрфорсами (каменные откосы вдоль стен башни), в архитектурных украшениях.

Главные ворота

Осмотр крепости удобнее всего начинать с ворот. Они представляют собой полуовальный вверху проем шириной 3,7 м. в мощной стене, соединяющей две боевые привратные башни. Ориентированы ворота на север. Полагают, что проем закрывался цельным полотном, по-видимому, из дерева, обитого железом, поэтому ворота не распахивались, а поднимались и опускались на блоках. При помощи подъемного механизма полотно ворот скользило по пазам, которые хорошо видны и теперь.

Над воротами находится небольшая малозаметная плита с высеченной над ней надписью на средневековой латыни (как и все остальные надписи на оборонительных сооружениях крепости). В настоящее время надвратная надпись читается очень плохо, так как сильно выветрилась. В. Н. Юргевич перевел ее в прошлом веке так:

«1389 года, девятого дня июля. Во время управления отличного и могущественного мужа, господина Батиста ди Зоали, прежде Андоло, достопочтенного консула Солдайи. Богу благодарение».

Подобные надписи, указывающие время окончания постройки и имя консула, при котором она производилась, были обычной формулой, своего рода «каменной печатью» и ставились на всех важнейших крепостных объектах.

Перед крепостными воротами расположено предмостное укрепление (барбакан), состоящее из полукруглой оградной стены, которая опирается своими крыльями с запада на правую привратную башню, а с востока на стену за левой привратной башней. В первоначальном виде сохранилась лишь северная часть этого укрепления, восточная разрушена до фундамента, западная реставрирована. В северной части стены частично уцелели выходные створчатые ворота. Толщина стены у этих ворот достигает 1,6 м.

Назначение барбакана состояло в том, чтобы усилить оборону главного входа в крепость. Может быть, вдоль стены предмостного укрепления на некотором расстоянии от нее проходил с северной стороны наполненный водой ров, через который перебрасывался подъемный мост. Однако существование такого рва с водой лишь предположительно, ибо сам барбакан играл роль рва, как и протейхизма (передовая оборонительная стена) в античных крепостях: противник, оказавшийся в промежутке между двумя стенами, основной и передовой, попадал как бы в зону смерти, простреливаемую насквозь, где невозможны ни маневр, ни даже отступление.

Передняя стена барбакана отстояла от главных крепостных ворот более чем на 10 м., общая площадь его составляла свыше 200 кв. м. По всей вероятности, перед барбаканом был наполненный водой ров.

Трехэтажные привратные башни были построены под некоторым углом по отношению друг к другу таким образом, чтобы можно было обеспечить ведение перекрестного обстрела на всем пространстве перед главными воротами.

Привратные башни, как и большинство других, были, видимо, открытыми, т. е. имели лишь три стены, без четвертой со стороны крепости. Такие открытые башни еще называют трехстенными. Башни открытого типа давали возможность командованию крепости во время боя следить за действиями защитников каждой из башен одновременно и регулировать силы обороны, маневрируя резервами. Кроме того, в случае проникновения врага в крепость ему невозможно было использовать башни, открытые в сторону города. Так что открытые башни имели ряд преимуществ перед закрытыми. Кстати, и постройка их обходилась дешевле.

Однако вопрос о том, были ли привратные башни открытыми, нельзя считать бесспорным. Закрытым мог быть только нижний этаж. На это указывают и некоторые археологические данные.

Этажи башен разделялись деревянными перекрытиями. Такие перекрытия были практичнее каменных. Они не распирали стен башни при ударах тарана, при обвалах не угрожали жизни защитников, находившихся на нижних этажах. Деревянные настилы в случае нужды снимались или уничтожались огнем. Их даже не прибивали, чтобы можно было быстро снять в случае прорыва врага.

Западная привратная башня (как, впрочем, и все другие башни крепости, на которых сохранились надписи об их постройке) ныне обозначается именем руководившего ее возведением солдайского консула Якобо Торселло. Надпись на плите, вставленной в северную стену башни, гласит (перевод В. Н. Юргевича): «…в первый день августа, во время управления отличного и могущественного мужа, господина Якобо Торселло, достопочтенного консула и коменданта Солдайи».

Верхняя часть плиты жестоко пострадала от времени, и год возведения башни теперь не виден. Но путешественники XVIII и первой половины XIX в. еще имели возможность читать эту надпись полностью, хотя последняя цифра и вызывала споры среди ученых. Так, Одерико и Ваксель указывали на 1380 или 1382 г., Юргевич – на 1385 г., Скржинская полагает, что Одерико и Ваксель, вероятно, приняли V за II. Периметр башни по внутреннему обмеру стен: с северной стороны – 5 м., с западной – 10,6 м., с восточной – 4,8 м. Низ башни укреплен каменным пологим откосом – контрфорсом. Этот контрфорс относится, видимо, к XVI-XVII вв., т. е. построен уже турками. При раскопках контрфорса обнаружено три слоя кладки. Один из них более ранний, другой турецкого времени и, наконец, третий конца XIX в., когда под руководством А. Л. Бертье-Делагарда проводились реставрационно-охранительные работы.

Боевое назначение контрфорса состояло в том, что от него отскакивали камни, сброшенные вниз защитниками крепости, что, естественно, увеличивало площадь и возможности поражения противника. Контрфорс не только укреплял башню, но и повышал ее военно-оборонительный потенциал.

В нижнем боевом ярусе башни прорезаны узкие щели – бойницы, выше них, в следующем ярусе, устроены прямоугольные амбразуры, причем расширяющиеся не наружу, а внутрь башни нишами, где, по всей вероятности, устанавливались бомбарды-баллисты. С западной стороны к башне примыкает помещение с остатками камина. Скорее всего, оно служило караульным помещением для дежурной стражи.
Во время раскопок внутри башни Торселло в 1972 г. на глубине 5 м. М. А. Фронджуло обнаружены стены высотой 2,2 и шириной 1,65 м. и фундамент византийской башни XI в. С юго-запада к башне примыкают фундаменты стены, ограждавшей казармы гарнизона Сугдеи-Солдайи. На территории казарм находились жилые и хозяйственные постройки и, судя по камням со следами фресок, гарнизонная капелла.
Восточная привратная башня, называемая башней Бернабо ди Франки ди Пагано, была построена намного позже, чем западная. Под ее бойницей видно гнездо для плиты с надписью. Считают, что именно от этой башни хранится плита в Одесском историко-археологическом музее. Чтение надписи па плите вызвало среди исследователей разногласия. В. Н. Юргевич читал ее следующим образом: «1414 года, в четвертый день июня, постройка настоящей крепости вся окончена во время управления именитого и могущественного мужа, господина Бернабо ди Франки ди Пагано, достопочтенного консула, главного казначея, коменданта и военачальника Солдайи». Надпись истолкована В. Н. Юргевичем как свидетельство окончания постройки в 1414 г. всей крепости, а не отдельной башни.

Е. Ч. Скржинская расшифровывает надпись иначе: «В 1414 году, в четвертый день июня, во время правления именитого и могущественного мужа господина Бернабо ди Франки ди Пагано, достопочтенного консула, главного казначея и военачальника Солдайи, было полностью законченно сооружение моста крепости Святого Креста». По мнению Е. Ч. Скржинской, крепость Святого Креста и крепость Солдайя – понятия идентичные.

Интересно отметить, что при обоих вариантах переводов надписи мы не видим в ней одной детали – речи о постройке той самой башни, которая названа именем достославного консула. Видимо, целесообразно говорить поэтому «так называемая башня Бернабо ди Франки ди Пагано».

Длина стен этой башни по внутреннему обмеру с северной стороны равна 4,2 м., с восточной 5 м., а с западной 7,3 м. Внизу башни находятся бойницы, вверху – четыре окна-амбразуры, подобные тем, что в башне Якобо Торселло. Внутри башни на стенах видны консоли, по которым опускались деревянные перекрытия ярусных настилов. На стене, обращенной к воротам, имеется несколько расположенных без всякой системы камней с высеченными на них крестами. У южного основания башни найдены ступени лестницы, по которой воины поднимались на башню и стены. Над воротами обе башни соединяются каменным переходом с окном-бойницей посередине. Это окно освещало помещение для стражей, поднимавших и опускавших крепостные ворота и мост. Против крепостных ворот, на небольшом расстоянии (примерно в 100 м.) от барбакана, там, где теперь проходит дорога, находится фонтан. Он снабжался водой, подаваемой по водостокам, сохранившимся от генуэзских, а возможно, и более ранних времен. Во время археологических раскопок обнаружены трубы водопровода, который, по-видимому, шел от верхней части Крепостной горы вниз, к воротам. Как считают А. И. и Ю. А. Полкановы, в системе водоснабжения крепости был использован закон сообщающихся сосудов: возможно, вода в город подавалась по трубам самотеком от источника на горе Перчем (она выше Крепостной горы), а затем распределялась по городу. При прокладке траншеи для канализации на Приморской улице (южнее фонтана) выявлены четыре нитки гончарных труб, которые шли по направлению к главным воротам города-крепости. Можно предположить, что сохранившийся фонтан как архитектурное сооружение сравнительно позднего происхождения (XVIII-XIX вв.).

Судя по надписям на каменных плитах, вставленных в стены при окончании строительства, первое крепостное сооружение было возведено генуэзцами в 1371, а последнее – в 1469 г. Ряд плит обнаружен в разных местах не только самой крепости, но и близлежащей округи, некоторые из них трудно соотнести с какими-либо определенными объектами.

Такова и самая ранняя плита (1371 г.), ныне хранящаяся в Одесском археологическом музее. Надпись па ней свидетельствует о строительстве какой-то части крепости – стены или башни в правление консула Леонардо Тартаро.

Плита с надписью 1469 г. резко отлична от всех прежних своей геральдикой: вместо герба Генуи в центре помещено изображение Богоматери. Это объясняется тем, что с 1464 по 1478 г. Генуя находилась в подчинении миланских герцогов Сфорца. В этих условиях солдайский консул не смог вставить в официальную надпись герб потерявшей самостоятельность Генуэзской республики.

В конце XVIII в. эта плита еще находилась в стене над воротами Судакской крепости. По мнению Е. Ч. Скржинской, которая перевела надпись на плите, текст ее следует понимать в том смысле, что консул Бернардо ди Амико подправил и усилил ворота в крепость, но отнюдь не воздвигал их.

Когда же были воздвигнуты городские ворота? Ответить на этот вопрос помогут, вероятно, археологические раскопки, которые в настоящее время проводятся в связи с реставрационными работами экспедицией Института археологии АН УССР. Археологи уже обнаружили перед проезжей частью главных городских ворот металлообрабатывающую мастерскую, погибшую в результате пожара в конце XIV в. и перекрытую в 1414 г. башней Бернабо ди Франки ди Пагано и крепостными воротами. Существование на этом месте мастерской, по мнению археологов, не исключает наличие здесь ворот в предшествующий, византийский период (ранее уже говорилось о раскопках М. А. Фронджуло).

Вызывает споры вопрос о том, венчали или нет привратные башни зубцы. Разрешение всех вопросов, связанных с главными воротами, очень важно, так как в настоящее время идет их консервация и частичная реставрация.

Вдоль северо-западной стены

В разные стороны от городских ворот в направлении к морю тянутся стены внешнего пояса обороны: одна на юго-запад, другая на юго-восток.

Исключая привратную башню Якобо Торселло, идущая от нее на юго-запад защитная линия имеет пять башен. Ближе всего к воротам на расстоянии 54 м. от западной привратной башни расположена разрушенная башня, от которой осталась только одна северная стена. По ней можно судить, что башня была трехэтажной, открытого типа. Дата ее сооружения неизвестна. Длина сохранившейся стены равна 2,4 м; по остаткам башни ученые предполагают, что она достигала в высоту 6,5 м.

Далее в том же направлении высится башня Джиованни Марионе. Около 63 м. отделяют ее от разрушенной башни. Надпись на плите, вделанной в северную стену башни, указывает время ее постройки и имя консула: «1388 года. Во время управления благородного мужа господина Джиованни Марионе, достопочтенного консула и коменданта Солдайи».

На этой плите под надписью заметны три герба с изображениями орла и креста. Обычно на таких, вделанных в крепостные строения плитах высекались гербы Генуи и родовой герб консула Солдайи, правившего во время сооружения постройки.

Башня Джиованни Марионе – трехэтажная, открытая. Длина ее стен (изнутри) равна: северной – 5,4 м., западной – 3,5 м., южной 4,5 м. В первом и втором этажах имеются бойницы, в третьем – амбразуры.

В четырех метрах к юго-западу от башни Джиованни Марионе крепостная стена резко, под углом почти 80° поворачивает на запад, а затем через 15,5 м. под тем же примерно углом – на юг и через 57 м. достигает еще одной башни.

В современной литературе встречаются два названия этой башни: Румбальдо и Бальдо – в зависимости от того, чьим переводом надписи на плите, вставленной в башню, руководствоваться. В. Н. Юргевич прочел текст следующим образом:

«Настоящая высокая башня основана и украшена консулом Гварко Румбальдо, из рода мужей, и единственная из башен во всем городе построена удивительной громадности с великими трудами. 1394 года, первого дня июля».

По-иному перевела эту надпись Е. Ч. Скржинская: «Настоящая высокая башня была основана и украшена консулом Бальдо из мужественного рода Гварко, и по сооружении этой единственной (башни) прекращается всякая работа по возведению башен во всем городе. 1394 год, первый день июля».

Если исходить из толкования надписи Е. Ч. Скржинской, возведением башни Гварко Румбальдо завершился какой-то существенный этап в строительстве Солдайской крепости. Из надписи в переводе В. Н. Юргевича подобного вывода не следует. Столь разнящиеся переводы одной и той же надписи (и на башне ди Франки ди Пагано, и на башне Румбальдо-Бальдо) объясняются как трудностями прочтения полустертых надписей, находящихся на значительной высоте, так и сложностью их эпиграфического исследования. В то же время следует иметь в виду, что некоторая категоричность в заявлениях солдайских консулов и хвалебные эпитеты в собственный адрес – один из приемов возвеличивания своей персоны.

Башня Румбальдо-Бальдо, как и большинство других, трехэтажная. Сохранились только две стены ее – западная, длиной 5, и северная, длиной 3,5 м. Башня имеет бойницы и окна-амбразуры. На плите с надписью при внимательном рассмотрении можно увидеть изображения трех щитов с гербами, крест посередине, по краям геральдические львы и фигуры двух женщин в итальянской средневековой одежде.

Следующие две башни северо-западного участка обороны не датируются. Одна из них, четвертая в примененной системе отсчета, сохранила лишь северную сторону. От башни Бальдо она отстоит на 65 м. В путеводителях эта башня обычно называется Безымянной. Последняя, пятая башня северо-западного направления имела важное значение, так как располагалась на стыке трех крепостных стен: северо-западной нижнего яруса обороны, стены, связывающей нижний и верхний ярусы обороны, и стены, идущей на запад, к Портовой башне. Северная стена Угловой башни достигает 4,2 м. в длину, западная – 6,2 м.

Перед реставрацией Угловой башни проводились раскопки у основания ее наружных стен. У северо-западного угла башни был обнаружен фундамент оборонительной стены догенуэзского времени, перекрытый углом генуэзской башни. Угловая башня была сильно разрушена. Реставраторы разобрали сохранившиеся стены, так как наружный их панцирь был в плохом состоянии, и затем снова выложили стены до уровня верхних плит бойниц. В южной стене башни восстановлена калитка, через которую можно пройти из верхнего города и спуститься по реставрированной лестнице в район средневекового порта.

На восток от башни ди Пагано

Длина северо-восточной части внешнего оборонительного пояса превышает длину северо-западной его части на сто метров. Исключая привратную башню Бернабо ди Франки ди Пагано, северо-восточная защитная линия насчитывает семь башен: пять более или менее сохранившихся и две, от которых остались лишь фундаменты.

Первой от так называемой башни ди Пагано к востоку на расстоянии примерно ста метров высится трехэтажная башня Пасквале Джудиче. Крепостная стена, соединяющая обе эти башни, сохранилась лучше, чем на других участках. Поэтому вызывает некоторое удивление то, что примерно посередине этой стены были обнаружены остатки фундамента еще одной башни, которая но своим размерам была приблизительно такой, как и башня Джудиче.

На расстоянии 11,5 м. и 6,5 м. от разрушенной башни в сторону главных ворот, а также между этой и следующей за нею башней Пасквале Джудиче в крепостной стене видны семь узких прорезей бойниц, расширяющихся с внутренней стороны в ниши для стрелков из лука и арбалетов. Подобные бойницы имеются и в самой башне Джудиче. Прорези бойниц в башне и стене не превышают в ширину 15 см. Ширина ниш – от одного до двух и более метров, высота их от 1,3 до 2,1 м. Такие размеры ниш позволяли защитникам крепости при стрельбе, как правило, производившейся с колена, не чувствовать себя скованными в движениях.

Длина северной стены башни Джудиче по внутреннему обмеру равна 4,6 м., восточной и западной – по 4,5 м. На верхнем, третьем этаже башни имеются три амбразуры, по одной с каждой стороны, причем все они расположены по вертикальной оси с находящимися на втором этаже бойницами. В стену башни вставлена плита с надписью: «1392 года, в первый день августа. Эта постройка сделана во время управления отличного и могущественного мужа, господина Пасквале Джудиче, достопочтенного консула Солдайи».

Под надписью на плите размещены в ряд три герба: посередине – Генуи (щит с крестом), справа от него – герб дожа Генуи, который в то время управлял республикой, слева – герб консула Солдайи.

В крепостной стене, продолжающейся далее к юго-востоку, устроены три бойницы почти квадратной формы, а на расстоянии 47 м. от башни Джудиче высится единственная в крепости башня полукруглой, точнее, неправильной овальной формы, которая называется Круглой. Размеры ее (по центру) – 5,6×7,3 м. Эта башня была двухэтажной, однако верхний этаж не сохранился. Под ее основанием в 1929 г. вскрыта более древняя стена, идущая в ином направлении, чем стены генуэзской крепости. Некоторые исследователи считают, что основание Круглой башни относится к догенуэзскому периоду.

Круглую башню соединяет со следующей сохранившейся башней – Лукини де Флиско Лавани – стена длиной 123 м., образующая в одном месте значительный изгиб. Между башнями устроены четыре бойницы с нишами.

Башня де Флиско Лавани была трехэтажной открытого типа. Это единственная трехстенная башня с остатками свода. От нее сохранились только северная стена и половина западной. Длина первой (изнутри) – 6,1 м., второй – 5,2 м. Нижний этаж башни глухой, высота его 1,6 м., во втором, высотой 3,7 м., имеется по бойнице в каждой стене, северная стена на третьем этаже имеет прямоугольное окно-амбразуру размерами 0,8×0,7 м. В западную стену башни вставлена плита с надписью: «1409 года, в первый день августа; эта постройка сделана во время управления благородного и могущественного мужа господина Лукини де Флиско Лавани, графа и достопочтенного консула и коменданта Солдайи, и Бартоломео де Иллиони (…) и капитана».

Между башнями де Флиско Лавани и Круглой, неподалеку от изгиба стены, когда-то располагалась еще одна башня. В настоящее время от этой прямоугольной башни сохранились только остатки фундамента, которые были обнаружены археологами (экспедиция академика Ю. В. Готье, 1926-1927 гг.).

Предпоследней на северо-восточном участке крепостной стены является башня Коррадо Чикало, находящаяся на расстоянии 50 м. от башни де Флиско Лавани. Из сохранившихся башен внешнего пояса обороны это единственная четырехстенная. В плане она представляет собой квадрат, длина стороны которого 5,8 м. По всей видимости, в первом этаже башни размещался склад оружия и боеприпасов. Пожалуй, только этим можно объяснить отсутствие входа и даже каких-либо отверстий в стенах. В башню можно было попасть лишь с крепостной стены по съемным деревянным мостикам или снизу по убирающейся лестнице прямо на второй этаж, а отсюда, уже по внутренней лестнице, – на первый.

В верхних этажах башни устроены бойницы, которые позволяли вести обстрел во все четыре стороны. В западной стене видно углубление, оставшееся от выпавшей плиты. Размерам углубления точно соответствует плита, которая в прошлом столетии использовалась одним из местных жителей в качестве виноградного пресса. На плите надпись: «Эта постройка сделана во время управления благородного и могущественного мужа господина Коррадо Чикало, достопочтенного консула и коменданта Солдайи. 1404 года, в десятый день мая».

Северо-восточную линию наружного пояса обороны завершает угловая двухэтажная башня, носящая имя Безымянной. Башня эта открытого типа, ориентирована на север. От нее сохранились две стены. Длина северной – 7,2 м., восточной – 2,5 м. На вершине башни – пять зубцов-мерлонов.

Обращает на себя внимание попытка особо укрепить восточный угол крепости, который был превращен в самостоятельный узел обороны. На протяжении менее 30 м. от башни Чикало до угловой Безымянной в крепостной стене расположены четыре бойницы. Ряд бойниц устроен в стене, которая продолжается за угловой башней и, делая крутой изгиб, разворачивается по краю неприступного склона Крепостной горы по направлению к Консульскому замку.

В случае прорыва внешнего оборонительного пояса и проникновения противника внутрь крепости восточный угол оказывался в наименее опасном положении, так как перекрестный обстрел из Консульского замка и находящейся на расстоянии всего в 110 м. от него башни Чикало отрезал этот угол от остальной территории. Запасы продовольствия и боеприпасов в башне Коррадо Чикало позволили бы ее гарнизону длительное время удерживать оборону. Не случайно, поэтому башня была закрытой, автономного типа.

Еще раскопками 1971 г. была выявлена стена, идущая от восточной стены башни Чикало по направлению к цитадели. При раскопках 1977 г. обнаружен фундамент и кладка из пиленого камня IX-X вв. с западной стороны башни и фундамент стены XIV-XV вв. у ее восточной стороны. Таким образом, до генуэзцев на участке к востоку от башни Коррадо Чикало, видимо, не было оборонительных сооружений, а эта башня являлась угловой в системе обороны. Там, где сейчас к югу от башни Чикало продолжается оборонительная стена, над обрывом раскопаны фундамент и следы стен христианского храма, разрушенного татаро-монголами. При генуэзцах остатки храма были перекрыты оборонительной стеной и около них был построен дом. Ныне этот раскоп находится под навесом.

В целом внешний, или нижний, ярус крепости в плане представляет собой как бы две стороны почти равнобедренного треугольника, у вершины которого находится вход в укрепление, а основанием является отвесный, обращенный к морю склон Крепостной горы. Башни северо-западной стороны этого треугольника построены в конце XIV в., несколько ранее, чем башни северо-восточной стороны (возведенные главным образом в начале XV в.). По всей вероятности, это объясняется более длительной возможностью использования догенуэзских укреплений северо-восточного участка.

Внутри и вокруг крепостных стен

Как и во всех средневековых городах в Сугдее-Солдайе густо застроенные жилые кварталы с площадями, общественными и культовыми сооружениями размещались на пространстве, заключенном между крепостной стеной и цитаделью. С внешней стороны нижней оборонительной стены выросли предместья.

При воссоздании облика средневекового города следует учитывать и изменения его границ. Войны и другие обстоятельства «раздвигали» или «сужали» город, соответственно и крепостные стены находились в «движении», меняли свою конфигурацию. Исчезали одни и появлялись другие посады. Особенно это характерно для городов с многовековой и сложной историей, каким была Сугдея-Солдайя.

Показательны в этом отношении археологические раскопки на участке главных ворот крепости. Раскопки велись на территории барбакана. Со стороны башни Бернабо ди Франко ди Пагано обнаружена небольшая базилика, построенная около X в. и просуществовавшая, по всей видимости, до 1380 г. Ко времени существования храма относятся четыре плитовые могилы и византийский каменный склеп. Вокруг храма в X-XIII вв. находились жилые и хозяйственные постройки. После разрушительных набегов татар на Судак в XIII в. этот участок города был перепланирован. С восточной стороны к храму была пристроена оборонительная стена, которая перекрыла плитовые могилы и склеп. К этой стене в свою очередь примыкало большое общественное здание, состоящее из трех помещений. Здание, вероятно, разрушено в конце XIV в., и его крайнее помещение оказалось перекрытым генуэзской оборонительной стеной.

В 60-х годах на месте солдайских посадов проводились археологические раскопки экспедицией под руководством М. А. Фронджуло. Они велись к западу от крепостных стен на территории пансионата «Львовский железнодорожник» и дома отдыха «Сокол». На территории «Львовского железнодорожника» открыто и частично исследовано поселение VIII-IX вв. Найдены остатки стен с кладкой «в елку» и хозяйственных ям с обломками амфор, красноглиняной столовой посуды и сероглиняных салтовских горшков. Судя по керамике, жизнь на поселении прекратилась на рубеже IX-X вв.

Другое поселение – XIII-XIV вв. – располагалось на небольшой возвышенности к северо-западу от дороги Судак – Новый Свет.

На территории дома отдыха «Сокол» исследована усадьба XIV-XV вв.: жилой дом, хозяйственные постройки и 14 хозяйственных ям, обмазанных известковым раствором.

Следует отметить, что в Судаке и его окрестностях найдено большое количество керамического материала. Это связано не только с неизбежными городскими отбросами, но и с тем, что Сугдея была крупным центром гончарного ремесла. К западу от Судака с 1926 г. до середины 60-х годов были обнаружены комплексы гончарных печей (район села Морского). По мнению М. А. Фронджуло, эти комплексы гончарных печей VIII-IX вв. принадлежали ремесленникам Сугдеи. В 1967 г. в горах у Судака (у села Лесного) выявлен новый гончарный комплекс того же времени. Здесь в трех больших гончарных печах обжигали амфоры и черепицу. Еще один комплекс гончарных печей был открыт в селе Новый Свет, которое расположено в 7 км к западу от крепости. И, наконец, на окраине поселения-посада XIII-XIV вв. раскопана гончарная печь, существовавшая одновременно с посадом Сугдеи. В печи производился обжиг поливной керамики, в том числе и со штампованным орнаментом.

В различных местах раскопок находили пифосы, амфоры, высокогорлые кувшины с плоской ручкой, сыроглиняные рельефные горшки салтовской культуры и другую керамику.

Раскопки подтвердили свидетельство письменных источников о разорении Судака татарами в 20-х годах XIV в. В это время жизнь на его посадах почти замерла. Южную их часть занял большой плитовый могильник. Другой, еще более обширный могильник (исследовано 268 могил), расположенный на возвышенности к западу от городского предместья, существовал с XI-XII по XVII-XVIII вв. Наряду с типовыми могилами, характерными для раннесредневекового населения Крыма, там были открыты и более поздние грунтовые могилы, а также церковь со склепом.

Около дороги Судак – Новый Свет, к северо-западу от Портовой башни, на глубине полутора метров открыта средневековая водосборная галерея (водопровод). Стены галереи (внутренние размеры 0,45×0,75 м.) и покрывающие плиты выложены плоским песчаником. По этой галерее вода шла к жилым и хозяйственным постройкам порта.

Одним из храмов, который посещали жители предместий, была армянская церковь, находящаяся на окраине современного поселка. Несмотря на несколько перестроек, церковь неплохо сохранилась. Вообще же, в самом Судаке и его предместьях имелось не менее восьми крупных православных церквей, главная из которых носила имя св. Софии. Кроме того, в XV в. в Солдайе насчитывалось немало католических храмов.

В настоящее время внутри крепостных стен видимых остатков жилых домов не сохранилось. Как уже говорилось, в какой-то мере они были использованы при постройке солдатами Кирилловского полка казарм, развалины которых находятся против Круглой башни на северо-восточном участке крепостных стен и наискосок от башни Марионе на северо-западном.

Между крепостными воротами и восточной группой казарм видны два характерных полуподвальных помещения. Стены их сложены, как и все сооружения в крепости, из серого камня на известковом растворе. Ближайший к воротам полуподвал длиной 13,1 м. и шириной 6,9 м. перекрывал некогда коробовый свод. Это была цистерна для хранения воды. В стены ее вмурована керамическая труба. Пол и стены постройки, как показали археологические исследования, были покрыты водоупорной штукатуркой. В цистерне можно было хранить 185 куб. м. воды.

Второй полуподвал – тоже прямоугольной формы, площадью 12,4×10,1 м. Двойное цилиндрическое перекрытие опирается на простенок с двумя высокими килевидными арками и выступает над поверхностью земли на 2,3 м. Судя по отверстиям для балок, полуподвал был трехэтажным. Глубина его подземной части – 5,4 м. Таким образом, общая высота 7,7 м. Возможно, это сооружение использовалось во времена генуэзцев как оружейный и продовольственный склад. Деревянные консоли, находящиеся в нижнем этаже, могли служить для подвески различных предметов. В плане крепости 1775 г. этот полуподвал обозначен как пороховой погреб. В торцовых стенах помещения с одной стороны бойницы, а с другой – выход. Оба сооружения подверглись реставрации.

Мечеть

Единственным хорошо сохранившимся архитектурным сооружением на территории крепости является купольное здание, которое в настоящее время реставрировано как мечеть. В архитектурных особенностях здания есть много неясного, загадочного, что вызывает споры о его первоначальном назначении и времени создания.

Стены мечети при помощи гофрированных «парусов» переходят в сферический купол без барабана. Такие сферические купола с «парусами» типичны для зодчества османской Турции, испытавшего сильное влияние византийской архитектуры.

Сложенная из серого известняка мечеть в плане имеет форму прямоугольника со сторонами 14,3 и 13,9 м. К подкупольному пространству здания примыкает удлиняющий две его стороны внутренний притвор. От квадратного в плане помещения притвор отделен тремя стрельчатыми арками. Арки опираются на столбы с капителями, украшенными сталактитовым резным орнаментом. У северо-восточного угла притвора располагался вход в когда-то бывший здесь минарет. Такие встроенные в угол внутренние минареты не характерны для турецкой архитектуры.

С восточной стороны здания располагалась открытая галерея – портик. Впоследствии часть этой галереи была превращена в закрытое помещение. Арочным оформлением мечети объясняется еще одно ее название – «Храм с аркадой». Аркада, как полагает архитектор С. Хмельницкий, не была равночленной. За левым столбом входа виден другой, пониже. Над ним просматривается основание арки. Таким образом, можно предположить, что арка входных сеней опиралась на более высокие столбы и, следовательно, аркада была неравновысокой.

В южной стене мечети находится мусульманская культовая ниша – михраб. В михрабе и в расположении входа в мечеть выявляется ряд архитектурных несоответствий, на что указывают и О. Домбровский и С. Хмельницкий. Неясно, например, почему высота михраба снаружи намного превышает его внутреннюю высоту, почему без видимой конструктивной необходимости он выдвинут вперед, чем вызваны противоречия в его архитектурном оформлении и т. д.

Над михрабом на каменной плите высечена генуэзская надпись. В свое время исследователь В. Н. Юргевич перевел ее так: «Во имя Христа, аминь. 1423 года, в четвертый день января эту постройку велел сделать… консул Талано Кристиано Мондиано». Позже, в другой статье В. Юргевич предпринял попытку пересмотреть это прочтение надписи: «…пользуясь ныне лучшим освещением, я нашел, что в первом чтении было неверно… Надпись переводится: «Во имя Христа, аминь… года в день 4 января эту постройку соорудил господин Р. Каталано, да хранит его Христос». Полустертая дата надписи определялась исследователями также по-разному: и 1373, и 1423, и 1473 г. При столь значительных разночтениях надпись нуждается в дальнейшем изучении.

Вызывает споры и фрагмент фрески, сохранившийся на западной пилястре (выступ в стене в виде части колонны) внутренней аркады здания. Этот фрагмент росписи обнажился в результате отслаивания штукатурки в 1958 г. На светлосером фоне вырисовывается фигура в красноватом облачении с покрытой головой. По мнению О. Домбровского, это мужская фигура, изображающая святого с нимбом над головой. Так как нижняя часть лица не сохранилась, то высказывается и другое предположение о том, что на фреске изображена женщина.

Наиболее важные архитектурные узлы здания – своды, колонны, углы и наличники окон – выполнены из цельных тщательно обработанных блоков. Капители колонн, наличники дверей и окна, сталактитовое навершие михраба украшены резным орнаментом. Орнамент интерьера чаще всего в литературе определяется как сельджукский, однако есть мнение, что его не следует обязательно связывать с пребыванием в Суроже турок-сельджуков в 20-е годы XIII в. Этот стиль вообще характерен для архитектуры и орнаментики ряда средневековых памятников Крыма, которые по своему местоположению исключают присутствие там сельджуков. С. Хмельницкий полагает, что орнаментика мечети выдержана частично в стиле турецкой архитектуры XV-XVI вв., а частично – армянской, с неясной датировкой. Как бы то ни было, в орнаментах чувствуется местная традиция резьбы по камню.

Здание, безусловно, неоднократно перестраивалось в течение своего длительного существования. Характер кладки, ровная отеска, разные растворы указывают по крайней мере на четыре строительных периода в истории мечети.

Существует три точки зрения по вопросу о первоначальном назначении купольного здания. Начиная с А. Л. Бертье-Делагарда, ряд ученых придерживается той точки зрения, что здание строилось как мечеть. По сообщению М. А. Фронджуло, проведенные им раскопки у основания стен здания и вблизи него подтвердили это предположение. Время возведения мечети указывается разное: 20-е годы XIII в., начало второй половины XIV в. и даже более позднее.

Имеется мнение, что вначале здание представляло собой православный храм, который только позже, после захвата Судака турками-сельджуками был перестроен в мечеть. И наконец, О. Домбровский утверждает, что здание было построено генуэзцами в XV в. как консульская присутственная зала, ибо замок консула представлял военную цитадель и не имел помещений для парадных приемов.

При исследовании М. А. Фронджуло оборонительной стены у юго-восточного угла мечети обнаружена площадка, которая была сооружена единовременно с мечетью. В кладке окаймляющих площадку стен найдены камни со следами фресок (аналогичные камни есть и в стенах мечети). В дальнейшем площадка была перекрыта оборонительными сооружениями нижнего яруса.

Ныне в мечети размещается музейная экспозиция, в которой представлены материалы археологических раскопок и фотографии памятников Судакской крепости. Экскурсантам интересно будет сопоставить изображенные на фотографиях различные объекты крепости до и после реставрации.

Вблизи мечети находится круглое в плане полуподвальное помещение. Яма, выложенная плитами, имела купольное перекрытие. По всей видимости, это был бассейн для хранения воды.

Цитадель

Над всей территорией внутреннего города господствовали обращенные в его сторону башни верхнего яруса обороны.

Это была цитадель. В ней могли укрыться генуэзцы в случае прорыва вражескими силами наружного пояса обороны или восстания недовольных горожан. Цитадель находилась не в центре города, а на границе оборонительных стен. Такое ее расположение было очень удобно. Оно позволяло, если было необходимо, получить военную помощь извне. Думается, что эти соображения, которыми часто руководствовались средневековые военные архитекторы, в определенной степени применимы и к судакской цитадели. Отвесный обрыв не был непреодолимым препятствием для поддержки гарнизона с моря, скажем, продовольствием, которое можно было доставлять наверх с помощью веревок. Не так уж и фантастично предание о том, что последним защитникам цитадели в 1475 г. удалось спастись, уйдя тайным ходом к морю.

Цитадель была особенно хорошо укреплена. Ее стены и башни располагались на высокой скалистой части Крепостной горы. Основным узлом обороны являлся Консульский замок, он как бы завершал цитадель с востока. Военно-архитектурный центр замка – главная башня, или донжон. Она использовалась и для обороны, и как жилище. Кроме донжона, Консульский замок состоит из внутреннего двора, к прямоугольной площадке которого с северо-запада примыкает пристроенный позже портик, и Угловой башни. Внутренний двор обнесен толстыми стенами, в которых прорезаны бойницы. Длина двора 15,5 м., ширина 8,6 м. На восточной стене двора заметны остатки лестницы. По ней можно было подняться на боевую площадку. В той же части двора находится выступ с ныне замурованными потайными дверьми. От них чуть заметная узкая тропинка сбегает по откосу скалы вниз. Этот выход использовался в случае осады крепости для связи с внешним миром или бегства.

Донжон, известный под названием Консульской башни, находится в юго-западной части замка. Там в военное время жил консул. Башня выходит на обрыв и с севера и запада укреплена каменными контрфорсами. В плане она четырехугольная, двухэтажная. Вход в нее с юга возможен был только через перекидной мостик, который вел прямо на второй этаж. Другой перекидной мостик выходил к противоположной стене башни. Там видна заложенная ныне дверь. Сохранилось отверстие для подъема мостика. Таким образом, Консульская башня могла быть полностью изолирована от остальных частей цитадели.

Естественно, что эта башня служила не только своего рода штабом, но и арсеналом. Под первым ее этажом размещены два подвальных помещения. Одно из них служило цистерной для воды. На это указывают две керамические трубы и следы водоупорной штукатурки. В цистерне можно было хранить 40 куб. м. воды. Второе подвальное помещение – с бойницей – использовалось, вероятно, под склад.

В первом этаже Консульской башни сохранились камин и ниша со следами фресок. Слева от камина в стене прорезана амбразура. Зал второго этажа, если судить по остаткам пилястр, имел сводчатое перекрытие. Здесь также видны остатки камина, находившегося в северной стене. Со всех остальных сторон помещение освещалось через широкие окна прямоугольной формы с закругленным верхом.

Угловая башня замка представляет собой прямоугольное помещение полуоткрытого типа. Длина западной стены (изнутри) – 2,9 м., северо-восточной – 3,7 м., юго-западной – 4,2 м., южной – 4,2 м.

Стена, идущая от Консульского замка в юго-западном направлении, соединяет его с Георгиевской башней. Перед самой башней в стене устроены ворота; через них из города в цитадель проходила дорога, следы которой видны до сих пор.

С одной стороны – западной – ворота цитадели защищались Георгиевской башней. К ней было пристроено предвратное укрепление цитадели, представляющее собой в плане прямоугольник площадью 6,6×3,7 м. Его стены по высоте равнялись стенам верхнего яруса обороны.

Внутри предвратного укрепления на уровне трех с половиной метров от современной дневной поверхности видны углубления для балок перекрытия. Между этим укреплением и Георгиевской башней создавался узкий коридор, приблизительно полутораметровой ширины, загибавшийся таким образом, что ворота цитадели из города не просматривались и не могли быть подвергнуты обстрелу.

В первом и втором этажах Георгиевской башни – семь бойниц: одна в углу прямоугольного уступа на втором этаже, остальные – по две в каждой из трех стен на обоих этажах. В нижнем этаже башни находилась капелла с нишей в восточной стене. В нише сохранились остатки росписи, изображавшей парящую фигуру в длинном развевающемся одеянии. Над нишей вмурован камень со следами барельефа. Считают, что на барельефе изображен Георгий Победоносец. Отсюда башня и получила название Георгиевской.

В настоящее время Георгиевская башня, как и Консульский замок, реставрирована. Реставрации подверглись и стены цитадели.

На площадке между обрывом и стеной цитадели от замка до Георгиевской башни прослеживаются фундаменты зданий. Судя по ним, можно предположить, что этот участок был весьма густо застроен.

Между Георгиевской и Дозорной башнями сохранились в трех местах остатки крепостной стены и виднеются развалины еще двух башен. От одной из них, трехстенной открытого типа, остался только первый этаж. Длина северной стороны ее по внутреннему обмеру равна 2,9 м., западной – 3,1 м., восточной – 2,5 м.

На самой вершине Крепостной горы стоит Дозорная башня. К ней ведет крутая тропа со следами выбитых в скале ступеней. С башни открывается обширнейшая панорама. В ясную погоду отсюда можно видеть даже силуэт Аю-Дага. Такое выгодное местоположение Дозорной башни позволяло использовать ее для наблюдения не только за ближними, но и за дальними подступами к Солдайе. Возможно, в ночное время башня использовалась и как маяк.

Дозорное укрепление состоит из собственно башни, ведущего к ней с запада коридора и пристроенного к ним помещения. Башня представляет собой в плане неправильный четырехугольник; южная стена ее не сохранилась, длина северной – 5,9 м., западной – 6,3 м., восточной – 6,0 м. Перекрытый цилиндрическим сводом коридор протянулся почти на 5 м. Башня также имела сводчатое перекрытие. В ее западной стене расположены друг над другом две ниши, в противоположной стене – остатки камина с дымоходом.

Между южной стеной коридора и западной стеной башни находится замкнутое, без всяких следов входа и без отверстий для света небольшое помещение. В плане это усеченный треугольник с основанием 4,1 м., южной стороной 5,2 м., северной – 4,1 м. и усеченной – 1,4 м. По всей видимости, в него можно было проникнуть лишь сверху. Когда-то помещение украшала фреска, изображавшая пронзенную семью мечами Мадонну. От фрески в настоящее время почти ничего не осталось.

Дозорная башня в путеводителях и рассказах экскурсоводов фигурирует обычно под названием Кыз-Куле, т. е. Девичьей башни.

С Кыз-Куле связаны легенды из прошлого Сугдеи. В одной из них повествуется о том, что царицу Сугдеи прекрасную Феодору полюбил её полководец Гиркас. Но Феодора дала обет безбрачия и отвергла все домогательства Гиркаса. Тогда полководец пошел на сговор с генуэзцами и помог им захватить город. Феодора, прокляв Гиркаса, бросилась с верхней башни вниз и разбилась о камни. В легенде нашел отражение факт завоевания Сугдеи генуэзцами и возможное предательство какого-либо военачальника.

В другой легенде рассказывается о девушке, попавшей в татарский полон во время набега кочевников на русские земли. Тоскуя по родине, девушка решила покончить с собой и прыгнула в пропасть с высокой башни. Предание перекликается со знаменитой «Думой про Марусю Богуславку», где воспет подвиг пламенной патриотки, ценой своей жизни вернувшей свободу соотечественникам – запорожским казакам.

Легенды, непременной героиней которых является мужественная девушка, по-своему объясняют название «Кыз-Куле» (девичья башня). Но не есть ли это своеобразная переделка другого тюркского слова – «Кез-Куле» (глаз-башня, т. е. дозорная) ?

Несколько ниже Дозорной башни, к северу от нее, на довольно крутом склоне горы находится культовое сооружение с двумя полукруглыми выступами – двухапсидная базилика, так называемый «Храм на консолях». Это название дано было сооружению потому, что его восточный выступ – апсида покоится на трех каменных кронштейнах – консолях. Размеры «Храма на консолях»: длина – 5,85 м., ширина – 3,4 м.

В 1930 г. раскопки храма проводил Н. Д. Протасов, который обнаружил здесь фрагменты поливной поздневизантийской посуды и стеклянные изделия XIII-XIV вв. В 1973 г. в «Храме на консолях» М. А. Фронджуло раскопал три могилы, где никаких археологических находок не оказалось – могилы были когда-то ограблены. В северо-восточном углу здания исследовался дренаж, отводивший воду из купели наружу. Судя по керамике, найденной в засыпи, храм сооружен не ранее XII в.

«Храм на консолях» разрушен настолько, что невозможно восстановить его подлинные формы, поэтому он подвергся консервации и только частично реставрирован. В западной стене реставраторы восстановили дверные откосы, которые были зафиксированы фотографиями конца XIX в.

Портовая слобода

Между крепостной горой и находящейся к западу от нее горой Болван есть небольшая бухта. В средние века она составляла часть городской гавани. Конфигурация берега тогда была иной. Море поглотило берег на высоту до 3-4 м; вместительная древняя бухта исчезла, а руины оборонительных, жилых и хозяйственных построек местами ушли под воду и оказались под слоем гальки.

Территория бывшего генуэзского (и догенуэзского) порта просматривается с площадки реставрированной Угловой башни северо-западной стены крепости. На миг представим себе жилые дома, мастерские ремесленников, лавки купцов, склады товаров, матросские таверны, которые тесно лепились друг к другу вдоль улиц и переулков-лестниц, карабкавшихся по склонам. Так выглядело, как показывают археологические раскопки, припортовое побережье. На исследованном участке обнаружены гончарная печь XIII-XIV вв., кухонные очаги, кладовые с поврежденными кувшинами различных типов.

Припортовый жилой и торговый район можно с достаточным для этого основанием назвать нижним городом. Важно и то, что здесь выявляется много следов догенуэзской Сугдеи: приморское укрепление VI в., возведенное, вероятно, византийцами; водосток X-XI вв.; дома VIII-XII вв. Широко представлена и керамика, начиная с V-VI вв.

Таким образом, в нижнем городе археологически прослеживаются различные периоды в истории средневековой Сугдеи-Солдайи. Именно здесь, на берегу бухты, надо думать, произошло рождение Сугдеи. Отсюда она начала свое «восхождение» на северный склон Крепостной горы.

В районе порта находился сохранившийся до наших дней так называемый храм Двенадцати апостолов. Внутри церкви различаются следы фресок, изображавших двенадцать апостолов. Храм Двенадцати апостолов – одноапсидная базилика с характерной для армянских церквей двускатной крышей. Первоначально на этом месте был византийский храм, позже на его фундаменте построили церковь меньшего размера, которую в свою очередь сменила армянская базилика. Ее пятигранная апсида сложена из тщательно отесанных каменных плит и венчается полукупольным сводом. Грани апсиды орнаментированы резными розетками.

Гавань и нижний город имели свою систему обороны. На скалистом холме, расположенном между горами Крепостной и Болван, высится боевая башня, известная под названием Портовой, или Астагвера. Надпись на ее восточной стороне гласит: «В 1386 году, в восемнадцатый день мая. Это строение воздвигнуто во время управления отличного мужа Фредерико Астагвера, достопочтенного консула и коменданта Солдайи».

Трехэтажная закрытая башня Астагвера – в плане почти совершенно правильный квадрат со сторонами около 7,4 м. Верх постройки увенчан зубцами; все стены, кроме северной, оштукатурены, в них вделано 27 плит с барельефами и врезанными крестами разной формы. Бойницы и амбразуры – они устроены со всех четырех сторон – позволяли вести круговой обстрел.

Башня охраняла дорогу из крепости в порт и к бассейнам для сбора и хранения дождевой воды. Эти бассейны находились по обе стороны башни и представляли собой два разных по величине углубления в скале.

Вход в башню располагался на уровне второго этажа. Попасть в нее можно было только со стены, которая связывала башню Астагвера с нижним ярусом крепости. Предполагается, что между башнями Астагвера и Угловой имелись ворота, что вели из нижнего города в верхний. Оборонительная стена, соединявшая башню Астагвера с Угловой, обозначена на карте 1771 г. В настоящее время видных следов этой стены не сохранилось. Археологические исследования выявили фундаменты и более ранней оборонительной стены догенуэзского времени, относящейся к VII-IX вв. Стена спускалась с горы Болван, пересекала балку к северу от Портовой башни и поднималась на Крепостную гору.

Остатки оборонительной башни обнаружены на горе Болван. Эта башня, очевидно, осуществляла и дозорные функции, увеличивая сектор наблюдения у западных подступов Солдайи. Таким образом, Угловая башня нижнего яруса обороны, башня Астагвера и башня на горе Болван вместе с прилегающими к ним стенами составляли дополнительный защитный пояс. Это был самый крайний замыкающий оборонительный объект в общей системе фортификационного комплекса города и порта.

Фортификационная продуманность каждого участка обороны крепости в Судаке, их глубокая взаимосвязь и превосходное использование особенностей рельефа местности делали эту крепость самым мощным опорным пунктом генуэзцев в Крыму после Кафы. По своим военно-инженерным характеристикам она находилась на уровне лучших образцов военной архитектуры того времени.

Историко-архитектурный заповедник

Уже к концу XIX в. Судакская крепость подверглась столь значительному разрушению, что встал вопрос о необходимости спасения этого уникального историко-архитектурного памятника от гибели. Однако до Великой Октябрьской социалистической революции реставрационные работы почти не проводились. Пожертвованные А. Л. Бертье-Делагардом тысяча с небольшим рублей не могли спасти положения. Очень трудно было развернуть спасательные работы и молодой Советской республике. Тем не менее, в середине 20-х годов началось археологическое и архитектурное обследование Суданской крепости, связанное с началом реставрационных работ. В 1926 г. архитектором реставрационных мастерских Главнауки Б. Н. Засыпкиным совместно с профессором А. А. Фоминым и смотрителем крепости Е. Ф. Карповичем был составлен обстоятельный акт по осмотру древностей Судака. После этого в крепости проводились реставрационные работы, в частности реставрация донжона Консульского замка в 1928 г. Следует, однако, отметить, что работы по восстановлению разрушающегося памятника носили локальный характер, т. е. были направлены на частичную реставрацию отдельных объектов.

Принципиальное отличие производящихся ныне в Суданской крепости реставрационных работ состоит в том, что реставрируются не отдельные объекты, а крепость в целом. В разработке проекта реставрации принимали участие сотрудники Украинского специального научно-реставрационного производственного управления. Коллектив архитекторов возглавила Е. И. Лопушинская, вместе с нею над проектами работали П. П. Ткач, Л. В. Мамаенко, В. Е. Голдовский.

В деле восстановления исторических памятников возможны два решения: 1) исторический памятник на основе имеющихся рисунков, чертежей и фотографий восстанавливается в его первоначальном виде, 2) сохранившиеся руины с помощью различных средств консервируются с тем, чтобы предотвратить их дальнейшее разрушение.

Нам представляется, что по отношению к судакской средневековой крепости разумнее было ограничиться консервацией уцелевшего. Такого рода руины, где каждый камень положен 500-600 лет тому назад, где сохранились древние можжевеловые перекрытия, старые пазы для крепостных ворот, полустертые латинские надписи на каменных плитах, – такие руины производили бы куда большее впечатление на любого посетителя и гораздо лучше передавали бы колорит эпохи, чем восстановленные, слишком уж новенькие с виду, так сказать, «осовремененные» башни и стены.

Реставрационные работы начались в 1968 г. Прежде всего их объектом стали те части крепости, которые находились в аварийном состоянии: верхний оборонительный пояс, участки западной стены нижнего пояса с Угловой башней и восточной стены с башнями Безымянной и Коррадо Чикало. Кроме того, в первый этап реставрационной программы были включены так называемая мечеть, «Храм на консолях» и главные ворота с барбаканом.

Реставрация крепости проводится на основе определения изначальной архитектурной структуры каждого объекта. Однако выявить первоначальную архитектурную структуру обычно бывает очень трудно. Поскольку исследован памятник явно недостаточно, есть все основания думать, что степень точности реставрации ряда объектов весьма приблизительна. Во многих случаях основание для восстановления первоначального облика давали следы утраченных конструкций (остатки стен, балок, перекрытий, настилов и др.). Например, сохранившиеся следы свода и гнёзда балок в стенах донжона послужили документальной основой для воссоздания перекрытий. Широко применялся принцип архитектурных аналогий (что тоже, на наш взгляд, крайне рискованно, коль скоро памятник слабо изучен). В частности, для определения облика зубцов учитывались формы, размеры и конструкции сохранившихся зубцов не только на участках стен крепости, но и на башнях Эмбриачи в Генуе и Константина в Феодосии. Обрамление проема в Георгиевской башне реставрировалось по аналогии с проемом в донжоне.

Для того чтобы отличить новую кладку от старой средневековой, предполагалось между ними прокладывать ряд черепичного боя. К сожалению, это проектное требование далеко не всюду соблюдено.

В тех случаях, когда реставрация объекта по тем или иным причинам не представлялась возможной, производилась его консервация. К примеру, как руины, законсервированы «Храм на консолях» и Угловая башня. В дальнейшем консервации будут подвергнуты также Круглая и Дозорная башни.

В стены каждого восстановленного архитектурного объекта будут вделаны доски с надписями, указывающими на время проведения и завершения работ по консервации и реставрации объекта. Доски с надписями (пока это только таблички, установленные вблизи объектов) помогут посетителям крепости ориентироваться в реставрационных работах. Вид разрушенных объектов до реставрации запечатлен на фотографиях, представленных в экспозиции помещения мечети.

К настоящему времени закончена реставрация внешнего вида всего верхнего оборонительного пояса, включая Консульский замок, где предстоит еще работа по восстановлению интерьера. Реставрированы часть восточной стены нижнего оборонительного яруса с башнями Коррадо Чикало и Безымянной, узел обороны, находящийся вблизи мечети; консервации подверглась Угловая башня с участком прилегающей к ней юго-западной стены крепости. Сейчас реставрационные работы ведутся на участке главных крепостных ворот с барбаканом, включая контрфорс, который идет от башни Якобо Торселло. Однако качество реставрационных работ, к сожалению, оставляет желать много лучшего. Взыскательного посетителя не могут удовлетворить ни технология реставрационных работ, ни порою сами их результаты. Приходится говорить о серьезных просчетах, допущенных при реставрации и консервации. Так, проведена консервация «Храма на консолях», хотя памятник до конца не исследован. Не оправдались предположения о том, что привратные башни были увенчаны зубцами. Более тщательное их изучение показало, что скорее всего они имели навершие.

На основе археологических исследований последних лет Госстроем УССР утверждена новая «Схема охранной зоны и зоны регулирования застройки заповедника Генуэзская крепость в поселке Судак» (Крепость является филиалом заповедника «Софийский музей» в Киеве.). В эту охранную зону включены все обнаруженные при раскопках посады и могильники средневековой Сугдеи.

Реставрация сопровождается новыми археологическими исследованиями. Работы эти ведутся сейчас в основном в районе главных ворот, где вскрыты раскопками большая мастерская, так называемый «Дом коменданта», остатки некоторых других построек. Основные исследования, а вместе с ними, естественно, новые открытия, уточнения – впереди.

Приложения

Дело братьев Гуаско

Читатель уже знает, в чем суть этого «дела», известного нам благодаря счастливой случайности: в одном из итальянских архивов сохранилась переписка Христофоро ди Негро, последнего солдайского консула, с властями в Кафе и письма его в Геную, протекторам банка св. Георгия. «Дело братьев Гуаско» – ценнейший источник по истории генуэзских колоний в Крыму, позволяющий зримо представить события и явления далекого прошлого: откровенно грабительский, паразитический характер самих колоний, остроту классовой борьбы между привилегированной верхушкой и «маленькими людьми без имени», продажность местной администрации.

Документы, относящиеся к делу братьев Гуаско, впервые опубликованы в томе VII «Актов Лигурийского общества отечественной истории», вышедшем в свет в Генуе в 1879 г. Первый полный перевод их на русский язык помещен в «Очерках истории Сурожа IX-XV веков» С. А. Секиринского (Симферополь, 1955).

Перевод документов с латинского на русский, как отмечает его автор С. А. Милицын, был связан с определенными трудностями. Поскольку читателю, полагаем, небезынтересно ознакомиться с особенностями так называемой «вульгарной», т. е. средневековой латыни (ею пользовалась тогда вся Западная Европа), приведем выдержку из предисловия переводчика.

«Как известно, – пишет С. А. Милицын, – средневековые схоласты разработали систему приемов украшения речи. Одним из них являлось синонимическое повторение слов, на которых надо было сосредоточить внимание читателя или слушателя. Талантливые писатели и ораторы достигала этим приемом некоторого своеобразного эффекта, рядовые же писцы, нотариусы, судьи только осложняли и затемняли им свою речь.

Все сказанное относительно слов сохраняло силу и относительно предложений. Главные мысли излагались дважды, трижды, хотя бы теми же словами, но в других синтаксических построениях. Это стилистическое требование, особенно когда автором был человек, затруднявшийся свести концы с концами в своих конструкциях, очень затемняло текст.

Как раз с текстами такого рода нам и пришлось частично встретиться при переводе указанных выше архивных документов, принадлежащих в разных частях разным авторам. Поскольку мы поставили себе задачей следовать возможно ближе тексту, стиль переводов будет неровным, отражающим особенности авторов оригиналов».

Всего в «деле братьев Гуаско» 22 документа, писанных за период времени с 23 августа 1474 г. по 10 января 1475 г. Ниже следует текст документов I, III, V, VI, XII, XIII XIV, XIX, XX. Перевод с латинского С. А. Милицына.

Приказ консула Солдайи Христофоро ди Негро

Во имя Христа. 1474 года 27 августа, утром в доме консульства. По приказу достопочтенного господина Христофоро ди Негро, достойного консула Солдайи, идите вы, Микаеле ди Сазели, кавалерий нашего города, и вы: Константино ди Франгисса, Мавродио Якобо, Кароци, Сколари, Иорихо, Даниели, аргузии нашего города, ступайте все до единого и направляйтесь в деревню Скути.

Повалите, порубите, сожгите и бесследно уничтожьте виселицы и позорные столбы, которые велели поставить в том месте Андреоло, Теодоро, Деметрио, братья ди Гуаско.

А если Теодоро ди Гуаско или кто-либо из братьев его станут мешать вам исполнить этот приказ, вступать в пререкания с вами или силой сопротивляться вам, то именем достопочтенного господина консула объявите ему о наложении на него штрафа в размере тысячи сонмов в пользу совета св. Георгия в случае, если он не допустит полного осуществления указанной экзекуции.

О всем, что вами будет сделано во исполнение настоящего приказа, вы должны будете подробно доложить для записи в акты курии достопочтенного господина консула.

Сказанное повелел сделать достопочтенный господин консул по долгу службы своей и ради пользы и чести светлейшего совета св. Георгия, ибо те Андреоло, Теодоро и Деметрио посягнули и продолжают посягать на права, которые им не принадлежат, нарушая честь и выгоды светлейшего совета св. Георгия и общины Генуэзской.

Постановление консула Христофоро ди Негро о помещике Теодоро ди Гуаско

27 августа 1474 г. По приказу господина Христофоро ди Негро, достойного консула Солдайи, указывается Теодоро ди Гуаско следующее:

Сего числа, в окрестностях селения Тасили, на горе, по которой идет дорога в деревню Скути, Теодоро ди Гуаско, которого сопровождало примерно сорок человек, имевших при себе оружие и палки, преградил путь кавалерию господина консула и его курии, Микаеле ди Сазели, следовавшему с семью консульскими аргузиями: Константино, Мавродио, Якобо, Кароци, Сколари, Иорихо, Даниеле, в деревню Скути для сожжения и уничтожения по приказу господина консула виселиц и позорных столбов, воздвигнутых в том месте, в нарушение законов и статутов высокой общины Генуэзской и светлейшего совета св. Георгия, братьями ди Гуаско: Андреоло, Теодоро, Деметрио.

Задержанный таким образом на дороге Микаеле, не допущенный людьми Теодоро к дальнейшему следованию с аргузиями в Скути для исполнения полученного приказа, объявил тому Теодоро именем консула, что на него, Теодоро, будет наложен штраф в тысячу сонмов, если он не допустит того кавалерия и аргузиев к сожжению и уничтожению тех виселиц и позорных столбов. В ответ на это Теодоро заявил кавалерию и аргузиям, что он не допустил бы и самого консула Солдайи, если бы господин консул пожаловал лично сюда для сожжения и уничтожения виселиц и позорных столбов. Далее он заявил, что он, Теодоро, и братья его не подсудны господину консулу Солдайи, а отвечают только перед светлейшим господином консулом Кафы.

Все это подробно запротоколировано в актовой книге Солдайской курии по докладу кавалерия и аргузиев.

А поэтому предлагается тому Теодоро в течение трех дней, считая от сегодняшнего числа, предъявить, представить и объяснить в присутствии достопочтенного господина консула все грамоты, соглашения и договоры, которые он, по его словам, получил от высокой общины Генуэзской в Генуе или в Кафе, или от светлейшего консула Кафы, по которым он освобождается от подсудности достопочтенному господину консулу Солдайи и от обязанности подчиняться его приказам, так как сам консул считает себя обязанным уважать его привилегии, данные ему высокой общиной Генуэзской или вышестоящими властями, поскольку он обязан действовать по закону и только по закону.

Если же тот Теодоро не выполнит этого, то, по истечении указанного срока, он будет присужден достопочтенным господином консулом к уплате штрафа в тысячу сонмов, под который он подпал по донесению кавалерия Микаеле и аргузиев, о чем записано в актах курии.

Так повелел достопочтенный господин консул по должности своей, поскольку указанный Теодоро совершил преступление и оскорбил магистратскую власть, подняв оружие и палки против светлейшего совета св. Георгия, который здесь представляет господин консул, избранный и утвержденный светлейшим советом с предоставлением ему права суда в отношении лиц, подвластных городу Солдайе.

Письмо консула Кафы Антониото ди Кабела консулу Солдайи Христофоро ди Негро

1 сентября 1474 г. Антониото ди Кабела, консул Кафы и проч., провизоры, масарии и совет старейшин указанного города.

Достопочтенный господин! Дорогой наш! Явился к нам благородный господин Андреоло с жалобой, говоря, что вы посылали аргузиев в деревни Скути и Тасили с приказом брату его, Теодоро ди Гуаско, исполнить под угрозой штрафа всё предписанное ему вами. По этому делу он искал защиты у нас, указывая на свои соглашения с светлейшим советом св. Георгия, согласно которым, как он утверждает, он не подчинен суду солдайского консульства. Вследствие скопления неотложных дел мы не имеем возможности рассмотреть сейчас эти соглашения и изучить права ди Гуаско, поэтому приказываем вам и строго предписываем повременить и воздержаться от исполнения этого дела, а приказ ваш в отношении Теодоро, а равно и прочие ваши распоряжения против него, приостановить, пока нами не будут тщательно изучены права ди Гуаско и соглашения их со светлейшим советом св. Георгия.

По рассмотрении их мы уведомим вас о том, что вы должны будете делать, ибо так постановили мы единогласно в нашем совете.

Ответ консула Солдайи Христофоро ди Негро консулу Кафы Антониото ди Кабела

2 сентября 1474 г. Светлейший и вельможный господни, достойные господа (провизоры и масарии), почтенные господа (старейшины)!

Вчера получили мы ваше письмо и узнали из него, что Андреоло ди Гуаско жаловался вам на то, что мы посылали аргузиев наших в селения Тасили и Скути и прочее, как подробнее указано в вашем письме. Мы же в Тасили никого не посылали, хотя и считаем, что имеем на то право, пока не увидим противоположного в законах. В Скути же, соблюдая выгоды и достоинство светлейшего совета св. Георгия, а также наше личное достоинство, мы, правда, посылали кавалерия и аргузиев наших для уничтожения виселиц и позорных столбов, воздвигнутых в том месте Андреоло ди Гуаско и его братьями, вопреки законам и статутам высокой общины Генуэзской и светлейшего совета св. Георгия. Теодоро ди Гуаско, имея при себе до сорока вооруженных оружием и палками человек, нагло и дерзновенно не допустил того кавалерия и аргузиев привести в исполнение наш приказ, хотя они, по нашему указанию, именем нашим, под угрозой штрафа в тысячу сонмов требовали этого. Но Теодоро все-таки не позволил им этого сделать. При этом он произнес в присутствии кавалерия и аргузиев следующие слова: «Если бы даже ваш консул явился лично, я бы и его не допустил бы произвести эту экзекуцию». Этим он подвел себя под штраф в тысячу сонмов. Мы считаем себя обязанными законом, следовать которому мы стремимся во всем, присудить его к этому наказанию, тем более, что тот Теодоро, по очевиднейшему праву подчиненный нам и нашему суду, поднял оружие против светлейшего совета св. Георгия, а также потому, что я состою консулом того светлейшего совета в этом городе и подвластных тому городу местах, законно избранным и утвержденным в правах и обязанностях, подробно указанных в грамотах светлейшего совета, на наше имя составленных.

Но поскольку вы отдали нам приказ повременить с этим делом, пока вы не рассмотрите и не изучите особые права тех ди Гуаско, мы, уважая ваш приказ, откладываем это дело на десять дней, пока вы не рассмотрите их прав. Но просим Bac когда вы закончите рассмотрение их прав, прислать нам, если то будет угодно вам, копию тех грамот, дабы мы могли уразуметь, чем руководствоваться нам, ибо и наше стремление заключается в полнейшем уважении всех соглашений, договоров, грамот светлейшего совета св. Георгия, заключенных и дарованных им как тем Гуаско, так и любым другим. Кроме того, просим вас при рассмотрении прав тех ди Гуаско не пренебрегать достоинством и выгодами светлейшего совета св. Георгия, а также и нашим достоинством. По нашему представлению вы усмотрите, что у тех ди Гуаско не достает благоприятных свидетельств. Не угодно ли будет вам при этом учесть все то, что ясно сказано в уставе о невмешательстве в отправление правосудия. Я уверен, что вы поступите именно так, дабы устав был соблюден и правосудие заняло подобающее место, чтобы братья ди Гуаско, считающие по чрезмерному богатству своему, что над ними нет нигде власти, что они одни владыки, поняли бы, что над ними есть вышепоставленные лица, что господами над ними являются консулы.

Из Солдайи 11 сентября 1474 г, Гандольфо.

Письмо консула Солдайи Христофоро ди Негро консулу Кафы Антониото ди Кабела

Светлейшему и вельможному господину Антониото ди Кабела, консулу Кафы, достопочтенным господам провизорам и уважаемому совету старейшин.

Светлейший и вельможный господин, достопочтенные господа, уважаемые господа!

О грубой выходке против общины и нас, допущенной Теодоро ди Гуаско с оружием в руках, мы уже писали в другом письме. За это бесчинство намерены мы наказать Теодоро штрафом, под который он подпал. Но вы, господа, приказали нам повременить, пока вы не рассмотрите бумаг Теодоро и братьев его. Из уважения к распоряжениям вашим мы выжидали до сих пор. Полагаем, однако, что вы уже рассматривали их соглашения и особые права, поэтому мы охотно узнали бы о высылке нам копий этих документов, чтобы, изучив их, мы тем успешнее могли бы судить его, что мы намерены сделать непременно, разве только ваша светлость прикажет не творить нам по этому делу суда над ним, о чем просим вас мотивированно нам написать. Иначе у светлейшего совета св. Георгия может сложиться представление, что правосудие задерживается нами и с нашей стороны, а не наоборот, вашими распоряжениями, сановные господа. Просим уведомить нас письменно о ваших решениях, чтобы мы могли понять, что надлежит делать дальше по этому делу. Более ничего. Готов к исполнению ваших распоряжний.

Из Солдайи, 13 октября 1474 г.

Письмо консула Кафы Антониото ди Кабела консулу Солдайи Христофоро ди Негро

Антониото ди Кабела, консул Кафы и прочее. Уважаемый господин! Дорогой наш! Получили мы на этих днях ваше письмо и узнали ваше мнение по делу о повинностях жителей деревни Карагая, принадлежащей Андреоло ди Гуаско и братьям его, владельцам той деревни. Изучили мы также и то, что было решено по этому делу во время консульства достопочтенного господина Батиста Джустиниани. И так как указанный господин Батиста на основании благоприятных сведений, собранных им от стариков и прежних консулов Солдайи, установил, что те люди свободны и изъяты от несения указанных повинностей, как это явствует из писем и записей, сделанных во время господина Батиста, предшественника нашего, желаем мы, чтобы то решение нашего консульского предшественника оставалось в силе и соблюдалось и чтобы вы оставили производство этого дела и не покушались на обременение тех людей какими-либо обязанностями.

Написано в Кафе 29 октября 1474 г, Доменико.

Письмо консула Кафы Антониото ди Кабела консулу Солдайи Христофоро ди Негро

Антониото ди Кабела, консул Кафы и прочее. Оберто Скварчиафико и Франческо ди Фиеско, провизоры и масарии. Совет старейшин.

Уважаемый господин! Дорогой наш! Из вашего письма, написанного в Солдайе 14 октября и доставленного нам 20 октября усмотрели мы, что вы требуете наших разъяснений и решений по делу, возбужденному вами против Андреоло и других братьев ди Гуаско. Немедленно по получении того письма приказали мы призвать к нам Андреоло и Теодоро и объявили им содержание его. В качестве возражения братьями было сделано указание на то, что деревни Тасили и Скути вам не подсудны, в подтверждение чего они предъявили соглашение и постановление, которые имеют от светлейшего совета св. Георгия. Сослались они также на правила, установленные для восемнадцати деревень, которые мы тоже приказали зачитать в нашем присутствии. После зрелого обсуждения всего этого пришли мы, наконец, к решению, которое вы узнаете по записи нашего обнародованного постановления. Копия с него будет сделана для вас попечением ди Гуаско, чтобы стало вам известно, что проистекло из разума нашего. По рассмотрении их соглашений и особых прав, представленных ими о тех деревнях, объявлено было нами, что вы не имеете никакой судебной власти в тех местах ни над крестьянами, ни над господами их, что право суда над ними остается за консулом Кафы, что мы и указали в нашем постановлении от сего числа.

Приказываем вам поэтому впредь не беспокоить ни тех братьев, ни их людей, а, наоборот, допустить тех господ к свободному, без всякого притеснения, пользованию владениями, как этого требует справедливость. А если с вашей стороны будет сделано какое-либо покушение на права тех ди Гуаско, если вы посчитаете что-либо из нашего постановления ничтожным, не имеющим силы, если вы поступите вопреки ему, если вы будете притеснять их, вы дадите нам основание привлечь вас к суду. Более ничего.

Писано в Кафе, 4 ноября 1474 г. Антонио.

Письмо консула Солдайи Христофоро ди Негро протекторам банка св. Георгия

Во имя Христа. 1474 г., октября 21 дня, в Солдайе.

Светлейшему и превосходительному совету святого Георгия высокой общины Генуи.

Светлейшие господа! В прошлом я не писал вам о здешних трудностях в надежде на то, что консулы, масарии и официалы Кафы проявят достаточную заботу об ограждении нашего достоинства и чести, а также власти нашей, светлейшие господа. Но, наконец, я понял, что трудно идти против них, и решил настоящим письмом в кратких, по возможности, словах поставить вас в известность о некоторых пунктах спора с сыновьями известного Антонио ди Гуаско, которые правдой и неправдой, всеми способами и путями ежедневно узурпируют власть и покушаются на выгоды ваши, светлейшие господа, в этой стране, имея к тому покровителей в лице должностных лиц Кафы, прельщенных большими денежными одолжениями и другими дарами, которые ди Гуаско постоянно делают в Кафе и дают в такой мере, что вертят по-своему правосудием и должностными лицами, которые, считая себя их друзьями и слугами, уступают их желаниям. Благодаря дарам, розданным недавно приверженцами Грегоро ди Пино, тестя его, в такой мере, что оказалась подкупленной почти вся курия Кафы, консулы Солдайи были лишены ее постановлением права творить суд против тех ди Гуаско, хотя они подчинены их судебной власти. Во всей Кафе не находится никого, кто пожелал бы им возражать, все подкуплены. Зная, что консулы Солдайи ежечасно могут быть осведомлены о злодеяниях в деревнях Тасили и Скути, ди Гуаско стремятся утверждать, что имеют от вас, светлейшие господа, особую грамоту о том, что они не подчинены суду и власти консула Солдайи, но подвластны только консулу Кафы, который находится слишком далеко, чтобы видеть ежедневно дела их. Купив себе подарками безнаказанность, они по своему произволу обращаются с бедняками, творят над нами беззакония.

Какой проистекает отсюда вред и унижение для светлейшего совета, вы, светлейшие господа, сами можете хорошо понять, ибо вы ничего иного не желаете и ни о чем ином не помышляете, как о том, чтобы пасомые вами овцы, ваши подданные, имели бы справедливое управление и не терпели бы притеснений. Поэтому я обращаюсь к вам, светлейшие господа, с просьбой вынести по этим делам соответствующее постановление, так как в противном случае возникнут такие осложнения, известия о которых сильно огорчат вас. Если же вы примете под каким-либо удобным предлогом необходимые меры, вы заслужите хвалу ваших подданных.

Ради чести и выгод вашего светлейшего совета я выдвинул несколько обвинений против господина Батиста Джустиниани при окончании срока его консульства по делам, относящимся к компетенции нашей должности, как это явствует из их содержания. Я мог бы обвинить того господина Батиста еще во многих других злодеяниях, но, принимая во внимание, что они не касаются дел, подведомственных нашей должности, я не счел нужным вмешиваться в это. А благодаря богатству того Грегоро и ди Гуаско, державших сторону господина Батиста и Николо ди Турилья, в Кафе оказались подкупленными все синдики, которые скрыли все злодеяния господина Батиста и оставили их без наказания. Больше всего заботились они о том, чтобы не выдвигалось обвинений, и это те, которые были наделены в силу их избрания большими полномочиями, как это явствует из Устава Кафы, дабы они прилежно разузнавали о всех злодеяниях, всеми путями, какие только изберут. Чтобы показать правоту господина Батиста, они не только не пожелали осудить его, но даже не захотели расследовать его злодеяния, хотя они бросались в глаза. Охотно же они осудили тех, кто выдвинул против того Батиста обвинения ради пользы общественной.

Они представили дела в таком виде, чтобы тот Батиста получил доверие ваше, светлейшие господа, и генуэзских граждан по делам Грегоро ди Пино и ди Гуаско и армянского епископа. Я прошу, я умоляю вас, светлейшие господа, отложить разбор этих жалоб до моего возвращения, которое, бог даст, будет вскоре, когда окончу срок своего консульства, что будет в марте, ибо я намерен доказать вам справедливость всего того, что указано в тех жалобах, и сделать добавления к ним.

Более ничего на этот раз.

Всегда готов для всех ваших поручений. Будьте здоровы, пребывайте с богом.

Ниже я указываю для сведения вашего, светлейшие господа, некоторые необходимые пункты, которые я, когда возвращусь, поясню вам по порядку и по частям, как должно. Посылаю с настоящим письмом копию заключения, сделанного светлейшим господином консулом Кафы, для ознакомления с его содержанием.

Ваш Христофоро ди Негро, консул Солдайи, с почтением.

Список обвинений против братьев ди Гуаско

Ниже описаны злодеяния сыновей Антонио ди Гуаско, совершенные в подвластной Солдайе области.

В Солдайе находятся двенадцать домов, в которых проживают двенадцать семейств, вышедшие из лежащей поблизости деревушки Карагай, в настоящее время не имеющей жителей. Ди Гуаско утверждают, что та деревня их, другие же говорят, что она принадлежит солдайской общине. В силу влиятельности и богатства Антонио ди Гуаско те жители не платили солдайской общине положенных податей и не несли установленных повинностей. Как велико и как значительно было здесь богатство того Антонио, может быть засвидетельствовано вам, светлейшие господа, моими предшественниками по должности. Недавно те ди Гуаско, узнав, что я наложил на тех жителей, проживающих в нашем городе, некоторое бремя повинностей, пожаловались на это и продолжают жаловаться и спорить здесь и в Кафе, утверждая наперекор мне, что я не имею права облагать тех жителей. Это очень оскорбительно для прочих жителей города. Считая, что справедливость требует, чтобы я относился к тем жителям наравне с прочими живущими здесь, и что честь и выгоды светлейшего совета вашего не позволяют, чтобы власть в этом городе принадлежала кому-либо помимо лиц, избранных вами, светлейшие господа, я приказывал до сих пор и буду приказывать впредь, до конца моего консульства, обращаться с теми жителями на общих основаниях с другими. Ведь подобным же образом, благодаря влиятельности того Антонио, освобожденными от повинностей оказалось еще более пятидесяти других дворов. Возможно, мне запретят это делать правители Кафы, прикрываться которыми не перестают ди Гуаско. Их прихлебатели подвергают меня сильнейшим преследованиям за то, что я не желаю молчать, как молчали другие.

Скажу о подкупах. В Кафе они установили порядок отличать солдайских стипендиариев и аргузиев в зависимости от их услужливости себе и послушания им и делают это в такой форме, что страдает авторитет консулов.

Подкупами и большими подарками, сделанными в Кафе некоторым лицам, соглашающимся быть заодно с главарями Андреоло ди Гуаско и Николо ди Турилья, они установили способ отменять в Кафе, во вред светлейшему совету и в унижение его официалов, приговоры, вынесенные в Солдайе.

Подкупами лиц, не брезгующих средствами в добывании денег, они стараются унизить солдайских консулов, которые не следуют их злой воле.

Чтобы дать понять жителям Солдайи, что они могут добиться в Кафе всего, чего бы ни пожелали, они, не имея уважения к чести светлейшего совета и консулов, посылаемых в Солдайю, устроили так, что меня три раза вызывали в суд господ синдиков, где я должен был тягаться с ними, давать устные и письменные объяснения по делу о том, что по моему приказанию был наказан несколькими ударами кнута один из их рабов, который сперва ударил палкой служителя нашей курии, не пускавшего его ко мне, а затем обезобразил бороду и порвал платье и рубашку нашему кавалерию, который хотел по нашему приказу отвести его в тюрьму, чему тот противился. Они требовали моего осуждения по этому делу. Посредством подкупов и раздачи взяток они достигли того, что синдики проявили свою готовность к этому. Я расскажу весь ход этого дела, когда, даст бог, буду у вас.

Отец их, заботясь о приращении к своему богатству, захватил обширные земли вокруг Солдайи, так что жители Солдайи лишились возможности сеять хлеб, косить сено, заготовлять дрова. Солдайцы, вынужденные делать это не иначе, как на захваченной ди Гуаско земле, сделались зависимыми от них, по их воле ходят к ним на работы. Ди Гуаско заставляют тех людей платить им сверх норм, установленных обычаями татар, наносят величайший вред и убыток жителям Солдайи. Часть этих земель, как говорят, принадлежит Солдайи.

По имению и замку Тасили они объявили свою независимость от власти консулов Солдайи. Всего менее они желают слушаться меня. Все это происходит потому, что консулы Солдайи могут иметь ежечасно сведения о всех их злодеяниях в этом месте. Такой же порядок намерены они установить и для деревни Скути, недавно полученной от татар. Обе эти деревни входят в число восемнадцати деревень, подвластных суду солдайского консульства, и штрафы, взыскиваемые там, поступают в пользу (солдайской) общины. Если вы, светлейшие господа, не примете надлежащих постановлений, постепенно все указанные выше деревни отойдут к ним и судебная власть солдайского консульства будет распространяться только на половину населения.

В деревне Скути они самолично творят суд. Судебные их решения имеют следующее начало: «Достопочтенный господин Андреоло ди Гуаско, заседая в трибунале и прочее…», заканчиваются же указанием, что штрафы за неисполнение их решений обращаются на содержание замка Тасили, что является величайшим унижением и ущербом для светлейшего совета. Они установили четыре новых вида налогов, необычных, приносящих величайший ущерб подданным вашей светлости, противоречащих Уставу Кафы.

Не удовлетворившись указанным, зло умножая злом, они установили виселицы в деревне Скути и позорные столбы в Тасили от имени своего в величайшее оскорбление консульства Солдайи.

Они привыкли, что консулы и должностные лица Кафы, раболепствующие перед ними из-за даров, не пресекают немедленно их злодеяний, о которых я, консул Христофоро, делал письменные и устные доклады, а постоянно их оправдывают и дают незаконные поблажки им, как это будет в свое время и в надлежащем месте показано вам после моего возвращения.

Рассчитывая на безнаказанность, они недавно обошлись непозволительным образом с моим кавалерией и аргузиями и воспрепятствовали с помощью вооруженных людей сломать виселицы и позорные столбы, причем Теодоро осмелился сказать, что он не дал бы их сломать, даже если бы сам консул явился лично.

Не довольствуясь вышеописанным, видя, что их постоянно поддерживают в Кафе официалы, о чем я уже говорил, они недавно осмелились приказать сжечь несколько овчарен владельца Лусты, чем причинили тому большой вред и унизили господ из Готии **, о чем те слезно жаловались в Кафе, а также господину Оберто Скварчиафико и официалам казначейства при недавнем проезде их из Чембало, требуя удовлетворения и надлежащих мер для пресечения на будущее время подобных бесчинств, указывая, что в противном случае они сами позаботятся о защите своей от убытков и поругания чести. Это дает повод опасаться возникновения неурядиц, что может вовлечь нас в войну с господами из Готии.

Надо постановить, чтобы замок Тасили охранялся некоторым числом стипендиариев-латинян и не оставлялся бы без стражи, как делают ди Гуаско. Предполагая, что им никто не угрожает, они держат в том замке лишь рабов, которые днем уходят на работы. Из-за этого возникает большая опасность захвата этого укрепленного замка турками или господами из Готии, чего не дай бог, ибо это привело бы к разорению здешних мест.

Тот же Христофоро с почтением .

Из ранних описании крепости

Первым в ряду исследователей, оставивших описание Судакской крепости, стоит имя Петра Симона Палласа (1741-1811), члена Петербургской Академии наук, одного из виднейших русских ученых. Паллас посетил Судак в конце XVIII в. Четверть века спустя здесь побывал Иван Матвеевич Муравьев-Апостол (1765-1851), государственный деятель и переводчик древних авторов, академик, отец трех декабристов. Книга Муравьева-Апостола, посвященная Крыму, была высоко оценена А. С. Пушкиным.

Описание крепости в Судаке, принадлежащее перу академика Палласа, содержится в его книге «Путешествие по Крыму в 1793 и 1794 гг.». На русском языке она опубликована в Записках Одесского общества истории и древностей, т. XII, 1881. И. М. Муравьев-Апостол рассказывает о своих судакских впечатлениях в «Путешествии по Тавриде в 1820 годе» (СПб, 1823, «Письмо XVIII»).

П. С. Паллас. Древняя генуэзская крепость Солдайя, которая получила свое название от названия долины, стоит на площадке продолговатой и голой скалы, которая отлого спускается к северу и возвышается со стороны моря, где отвесная крутизна ее более значительна. Края скалы окружены высокой, очень толстой стеной, с десятью башнями – круглою и четырехугольными; стена прекращается на краю отвесного утеса над морем; но и здесь, однако, находится стена, которая примыкает к сторожевой башне, на самой вершине утеса, где лежат трубы для стока дождевой воды, проведенные отсюда в нижнюю часть крепости в большие и глубокие цистерны, построенные на сводах. Крепость имеет только один вход, с северо-западной стороны; он защищен высокими башнями и наружными укреплениями. Башни и стены, часть которых разрушена, были покрыты надписями, высеченными на камне красивыми готическими буквами; многие из них были отсюда вывезены, но некоторые сохранились, так же как и барельефы, между которыми находится барельеф с изображением святого Георгия, […]. Во время моего первого путешествия по Крыму существовало еще большое число зданий готического стиля и изящной архитектуры; но потом они были разрушены, с той целью, чтобы материал от них употребить на постройку казарм, которые и были сооружены внутри самой крепостной стены. Уцелели только, на восточной отлогости горы, большое куполообразное здание кафедрального собора, а также башни и стены крепости. У подошвы горы, на западной стороне, лежала прежде татарская деревня с мечетью, но многие из ее жителей выселились из нее при покорении Крыма; остальные же, после постройки казарм, должны были также перейти в другое место. В глубоком ущельи, на запад от Солдайи, представляется замечательного одна только отдельно стоящая скала, с иссеченной внизу ее пещерой, которая открыта на восток, и с построенною на ней греческою церковью, подле высокой башни.

И. М. Муравьев-Апостол. Я начал в Судаке осмотр мой с места, где было второе по Каффе поселение в Тавриде купцов республиканцев. Город Солдайя лежал на восточном боку гор, окружающих узкую судацкую долину […]. Ключ прекрасной воды, текущий в мраморный бассейн, показывает место, где был некогда въезд в город, а теперь на пустырь, по коему рассеяны кое-где хижины немецких поселенцев. На сем пространном раскате, на коем Паллас видел множество зданий приятной готической архитектуры, при нем уже употребляемых на построение казарм, я ничего не нашел кроме церкви; и в ту не мог попасть, потому что ключарь оной случился в отсутствии. Оставалося мне посмотреть на башню и стены крепости. Две трети горы, хотя трудно, но можно проехать верхом, далее нет возможности, и я принужден был кое-как вскарабкаться по высеченной в камне вдоль стены лестнице до угольной башни на самом верху горы стоящей. У основания оной представляется величественное и вместе ужасное зрелище. Генуэзцы как будто искали производить в потомстве удивление к дерзости каменщиков своих: иначе я не постигаю, для чего бы на месте неприступном построить башню так, что наружная оной стена стоит по отвесу с стремниною скалы. Таковы балаклавская и солдайская башни; от сей последней вид на море удивительный: южный берег открывается верст на сто пространства и на конце синеет мыс Аю […]. Это величественно; а что ужасно, так это край скалы, висящий над пропастью. Если взглянуть вниз, то в страшной глубине видно только море под ногами; нет предметов, на которых бы взор мог отдохнуть; и как глаз измеряет одну только бездну, то горе тому, у кого легко кружится голова!… Кроме сей четвероугольной башни, осталися еще развалины десятка других круглых и четвероугольных со стенами между ими, служившими для защиты крепости от моря, с той стороны скалы, с коей полагали возможность приступа. На сих стенах и башнях находилося множество гербов и надписей […]; я заметил только две надписи и о тех, по незнанию моему готических букв, ничего тебе не скажу. Остается мне только заметить глиняные трубы, лежащие в стене, под которою я шел на гору. Паллас полагает, что они служили для проводу воды из дождевых колодцев в крепости находившихся. Но для чего бы спускать воду дождевую вниз, где изобилие ключей и следственно хорошей воды. Я скорее думаю, что эти трубы принадлежали какой-нибудь идравлической махине (гидравлической машине – Ред.), служившей дли подъема воды в крепость.

План Судакской крепости.

sk2

1. Привратное укрепление, 2. Главные ворота, 3. Башня Бернабо ди Франки ди Пагано, 4. Башня Пасквале Джудиче, 5. Круглая башня, 6. Башня Лукини де Флиско Лавани, 7. Башня Коррадо Чикало, 8. Безымянная башня, 9. Башня Якобо Торселло, 10. Разрушенная башня, 11. Башня Джиованни Марионе, 12. Башня Гварко Румбальдо (Бальдо), 13. Разрушенная башня, 14. Угловая (разрушенная) башня нижнего яруса обороны, 15. Угловая башня цитадели, 16. Консульская башня, 17. Георгиевская башня, 18. Верхняя безымянная башня цитадели, 19. Дозорная башня (Кыз-Куле), 20. Башня Фредерико Астагвера (Портовая), 21. Храм на консолях, 22. Храм Двенадцати апостолов, 23. Мечеть, 24. Двойной полуподвал с цилиндрическим перекрытием, 25. Остатки полуподвального сооружения (так называемая цистерна), 26. Остатки казарм Кирилловского полка.